Богдан Хмельницкий

козацкими силами, везде торжествовали, везде воспевали победные песни. Но

впоследствии называющие себя детьми королевства, начали нарушать свободу русских

и начали бить их по голове, а русские, когда сделалось им больно, начали кусаться;

тогда случилось, что и русских большая часть отсечена, и сынов королевства не мало

пропало. С тех пор, как только придут этим народам на память бедствия, нанесенные

друг другу, тотчас возникает досада, и хотя начнут мириться, но от малейшей причины

не доводится дело до конца. Мудрейший из смертных не может сделать того, чтоб

меясду нами установился твердый и продолжительный мир, как только так: пусть

Королевство Польское откажется от всего, чт5 принадлежало к княжествам земли

русской, пусть уступит козакам в управление целую Русь до Владимира, и Львов, и

Ярославль, и Перемышль, с уговором, чтоб мы, сидя себе в Руси своей, как в норах,

603

отклоняли врагов от Королевства Польского; но я знаю: еслиб в делом королевстве

осталось только сто панов, и тогда-б онн не согласились на это. А козаки, пока будут

иметь оружие, также не отстанут от этнх условий. Поэтому прощайте, кумъ».

Помолчав, Любовицкий вынул из кармана пакет п сказал:

«Пан гетман! её величество, королева, надеясь, что я застану вашу вельможность в

вашей резиденции, написала письмо к госпоже супруге вашей вельможности. Не знаю,

здесь ли в лагере её вельможность, и полагаю, что никому вернее не могу отдать

письма наияснейшей королевы, как вашей вельможностн».

Он подал письмо и вместе с ним драгоценный камень, который королева Мария

посылала в дар козачке. Хмельницкий прочитал, прослезился и, подняв к небу глаза,

сказал:

«Боже всемогущий! что значу я пред лицом Твоим? — червь презренный, и вот

какое значение даровала мне милость Твоя, что к моей Анне наияснейшая королева

польская пишет письма и удостоивает ее просить о заступлении предо мною! Твое это

дело; не мне принадлежит оно, но силе Твоей и божественной благодати, за которую да

будет имя Твое благословенно вовеки!»

Он обратился к Любовицкому и сказал:

«Я не могу исполнить того, чего просит её величество чрез письмо и чрез вас:

нельзя нарушить тесного союза, который мы заключили с москалями и шведами. Из

тех провинций, которые следуют по договору козакам, я могу уступить их величествам

воеводства: люблинское, бельзское, волынское и русское, а ярославское удержу за

собою. Хотел здесь остаться на зиму, но из уважения к наияснейшему королю выхожу

из этой земли. Если угодно его величеству, пусть возвратится из Силезии и начнет

переговоры с шведами и москвитянами; дальнейшее предоставим времени. Козаки

останутся верными союзниками Речи-Посполитой, если Речь-Посполитая чрез

коммиссаров своих торжественно признает русский народ свободным, как десять лет

назад признал испанский король голландцев. А теперь прошу обедать» *).

Надежда, что Речь-Носполитая принуждена будет признать самостоятельность

Украины, побудила еще более Хмельницкого оставить Львов и показать склонность к

примирению с поляками. Он пожелал видеться с комендантом Гродзицким, который

некогда в Кодаке был взят в плен козацкнм гетманом и отпущен. Гродзицкий явился к

своему победителю без заложников, доверяя слову гетмана, и разговаривал о делах.

Слушая уверения коменданта в преданности Яну Казимиру, Хмельницкий сказал:

«Я сам верный союзник Яна Казимира, и первым доказательством моего

расположения будет отступление от города. Постановляйте, какие хотите условия с

москвитянами, я их оставляю и иду себе в свое русское владение»2). «Я удостоверился

собственными глазами, — писал после того Гродзицкий, —

*) Histor. belli cosac. polon., 239—249,—Histor. ab. exc. Wlad. ИУ, 203—204. 2) Histor.

ab. exc. Wlad. IV, 201.

604

что между козаками и москвитянами нет согласия и ладу; сам Хмельницкий мне

сказал, что не хочет знать Москвы: она очень груба» 1).

8-го ноября козацкое войско пошло в путь. Хмельницкий проехал под самыми

стенами города в виду многочисленных жителей. Над ним несли герб его, абданк,

белый бунчук и два знамени: одно красное, другое белое с изображением Михаила

архангела, поражающего дракона. Тридцать знамен с гербами полков и частей

освобожденной Руси возвышались за ним посреди войска. Гродзицкий и офицеры его

вежливо прощались с гетманом; он приветливо кланялся2). Вслед затем, чрез два дня,

двинулось в путь н войско московское под командою Бутурлина.

Любовицкий, получив ответ от Хмельницкого, услышал, что татары недалеко и

поспешил к ним, но был схвачен козаками. Неизвестно, успел ли он отдать письмо

татарам и задержан ли был он на возвратном пути, или же козаки не допустили его до

хана; во всяком случае, кажется, этим он был обязан своему товарищу Грондскому,

потому что козаки, задержав Любовицкого, отпустили однако Грондского. И’рондский

прибежал к гетманам Потоцкому и Ляндскоронскому, которые собирали рассеянное

войско под Сендомиром, и наговорил, что сам был свидетелем, как посланец Яна

Казимира от имени короля просил Козаков помогать королю уничтожить вольность

Речи-Посполитой, чтоб самому сделаться неограниченным государем. Гетманы и

множество панов, слушая это, перешли к шведам 3). Любовицкого козаки повезли с

собою.

Русские войска пошли раздельно, по всему видно, по причине неудовольствия

между Бутурлиным и гетманом. Татары, находившиеся недалеко, воспользовались

этим; хан послал сильный отряд орды занять пространство, разделявшее союзные

войска, и перерезал сообщение между козаками и москвитянами, а другие татарские

отряды напали на тех и других. Сам хан атаковал Хмельницкого; козаки счастливо

отбили нападение, но москвитяне потеряли много убитых; в числе пленных был сын

Бутурлина. Хан однако не решился отваживаться на дальнейшую упорную борьбу,

потому что не надеялся на скорую помощь от Яна Казимира; он притом думал, что

более окажет услуги союзнику, если преклонит к нему Козаков. Известив

Хмельницкого о пленении сына Бутурлина, он предлагал выпустить его, если

Хмельницкий отпустит Любовицкого. Хмельницкий согласился. Бутурлин был

отпущен к отцу, а Любовицкий поехал к Яну Казимиру и).

Тогда Махмет-Гирей изъявил Хмельницкому желапие повидаться с ним. Взяв двух

мурз заложниками, гетман отправился к хану в ставку его близ Заложив 5). В шатре

Махмет-Гирей сидел на ковре, разостланном на земле; кругом него были придворные.

Хмельницкий приветствовал повелителя Крыма и поднес ему в подарок серебряный

позолоченый конский убор,

Рук. Арх. Иностр. Дел (польская). 2) Kron. miasta Lw., 345, 376.

Plistor. belli cosac. polon., 266.

J) Ibid., 252.

5) Рукоп. польск. Арх. И. Д.

605

осыпанный драгоценными камнями; но хан бросил подарок на землю с видом

пренебрежения и закричал:

«Зачем соединился с москалями? Ты не искал их помощи тогда, когда при нашем

содействии, неблагодарный, сложил с себя ярмо рабства и ниспроверг польские силы,

столь страшные при Сигизмунде III и Владиславе, всем окрестным государствам,

особенно москалям, которые принуждены были избрать царем свопм Владислава!»

Гетман с твердостью выслушал этот крик, потом ИЗЛОЖИЛ хану историю войны и

представлял, что напрасно татары приписывают себе блестящие успехи Козаков и

освобождение Южной Руси.

«Правда,—говорил он,—выпросил я у покойного хана охотных татар; но под

Жовтыми-Водами и Корсуном была только небольшая орда Тугай-бея: не татары, а

козаки разбили польское войско и пленили двух гетманов; под Пилявою было только

четыре тысячи с Карач-мурзою, а я рассеял многочисленное войско и взял