Тавриз туманный

Я прочел им письмо Хелми-бека. Оказывается, он написал местному священнику тоже.

"Уважаемый поп!

Просим Вас завтра к двум часам дня вместе с купцами и представителями интеллигенции явиться в наш штаб для обсуждения некоторых вопросов связанных с дальнейшим пребыванием армян в Тавризе".

Священник испугался и собирался беспрекословно выполнить это требование. Он уж предупредил всех, кто должен был вместе с ним идти на поклон к Хелми-беку.

Прочитав письмо, я попытался отговорить его.

- Я не советую вам идти к Хелми-беку. Не успеете вы переступить порог, как он объявит, что вы арестованы. Даже выполнение всех его требований вряд ли освободит вас. Не забывайте о том, как он поступил с Гаджи-Мехти-Кузакунани. То же самое ожидает и представителей тавризских армян. Если же вы не пойдете к нему, он ничего не сможет сделать вам. В случае необходимости революционный комитет возьмет вас под свою защиту.

После меня выступил Аршак.

- Армянский квартал хорошо подготовился к обороне. Нам нечего бояться, если грабители захотят напасть на нас. Кроме того, мы поддерживаем тесную связь с общетавризским оборонительным комитетом. Взаимопомощь в таком деле всегда необходима. К сожалению, дашнаки, как всегда, не желают подчиняться революционному комитету. Они сформировали отряд из двухсот человек и собираются провести завтра демонстрацию. Эта глупая затея носит провокационный характер. Сейчас они собрались в церкви и обсуждают план завтрашнего выступления. По сведениям, дошедшим до меня, местное правительство обещало поддержать их.

Пока Аршак говорил, я чувствовал, как вся кровь во мне закипает. Разве можно при такой публике показывать, что мы знаем о намерениях дашнаков! Не пройдет и часа, как купцы, присутствовавшие здесь, донесут им обо всем и перевернут наши планы вверх ногами. Аршак и сам понял, что допустил ошибку. Он шепнул мне:

- Брат мой, я кажется, перестарался, выболтал то, что не следовало. Как ты советуешь, что предпринять? На совещании восемь человек чужие, остальные наши.

- Напиши их имена на листке и положи передо мной.

Тем временем присутствовавшие, высказывая различные мнения, выступали один за другим. Некоторые вносили предложения, однако ни одно из них не могло предотвратить опасность, грозящую армянскому кварталу.

Всего в комнате было двадцать человек. Список Аршака лежал передо мною, но я не доверял не только тем, чьи фамилии были в нем, но и другим тоже. Я незаметно обернулся к Аршаку:

- Надо всех, кто здесь есть, задержать на несколько часов. Можешь ты это сделать?

- Попробую.

Он встал.

- Друзья, прошу пока не расходиться. Мы должны решить еще ряд весьма существенных вопросов, касающихся всех нас. Товарищи, которые должны были докладывать о них, немного запаздывают. Вы знаете, как тревожны в последнее время ночи. Каждую минуту с любым из нас может случиться несчастье. Ничего не поделаешь, придется пожертвовать двумя-тремя часами ради спасения своего народа.

Аршак позвал слугу, велел приготовить чай и еду, а пока подать кальяны.

Незаметно мы с Аршаком вышли, проверили секретные посты, о которых никто из сидящих в доме даже не подозревал, и направились в комитет обороны.

* * *

Через несколько минут все члены комитета были тут. Нужно было срочно принять меры для предотвращения завтрашней затеи дашнаков.

- Только что мы беседовали с армянскими купцами, - начал я, - и уговорили их не являться на зов Хелми-бека. Однако сейчас нас беспокоит другое. Провокация, задуманная дашнаками, дорого обойдется армянам, живущим в Тавризе. Любыми средствами надо сорвать ее.

После недолгого совещания мы решили немедленно арестовать дашнаков, заседавших в церкви, занять их штаб, сегодня же ночью произвести в их домах обыск и отобрать все оружие, имеющееся в их руках.

К трем часам ночи этот план был приведен в действие.

Все руководители дашнаков были разоружены армянской революционной молодежью. Документы, найденные в их штабе, подтверждали их связь с Сардар-Рашидом. Несмотря на позднее время, ни в одном доме в армянском квартале не ложились спать.

Здесь же приютились и русские, да и вообще все те, кого собирались уничтожить захватчики. На улицах все время патрулировала революционная молодежь. На помощь своим братьям по борьбе пришли молодые азербайджанцы, готовые отразить любые попытки грабителей из отряда Хелми-бека.

Мы с Аршаком обошли все дома, стараясь ободрить и успокоить трясущихся от страха женщин, стариков и детей. По дороге мы зашли и к Елене Константиновне. Она и дочери не спали. К ним вселили несколько русских женщин с детьми. Все они жались друг к другу и тряслись, как в лихорадке. Я, как мог, успокоил их, с трудом уговорив лечь в постель.

МИСС ГАННА

Я сел в фаэтон и хотел было уже ехать домой, но вдруг вспомнил, что надо зайти к мисс Ганне. Перед тем, как идти на совещание, я получил от нее еще одну записку, в которой она писала:

"Сейчас же приходите. У меня к вам важное дело. Малейшее промедление грозит опасностью".

Было четыре часа утра. "Удобно ли идти к ней так поздно? Все-таки она посторонняя женщина. Но ведь у нее ко мне срочное дело! Нет, поздно или не поздно - надо идти". Я велел кучеру остановиться у дома амариканки.

В ответ на мой стук послышался сонный голос ее старой служанки.

- Кто там?

- Это я, мадам, откройте! Я пришел к молодой мисс.

Очевидно, она узнала меня, потому что тут же отворила дверь. Я пожал ей руку, спросил, как ее здоровье, но она не могла сказать ни слова и расплакалась. Я поднялся наверх. Мисс Ганна ждала меня на балконе.

Я протянул ей руку, но она, не стесняясь служанки, повисла у меня на шее, и я ощутил теплоту ее губ.

Втроем мы вошли в комнату. Мисс Ганна, запинаясь, заговорила:

- Все это время я думала о тебе. А ты вспоминал меня?

Я с упреком посмотрел на нее.

- Вспоминать-то вспомнил, но от сознания, что ты вовлечена в русско-германские закулисные интриги, у меня болела душа. Ты ни в коем случае не должна была брать на себя такую миссию. Ты молодая, красивая, умная, воспитанная и культурная девушка. Я счастлив, что познакомился с тобой, стал твоим другом. Ни одной минуты, проведенной с тобой в Ливарджане, я не променяю на все богатства Германии. Ты помнишь, какие вопросы я задавал тебе тогда и как искренне ты отвечала? Как радовали меня твои слова, если бы ты знала! Но кривой путь, по которому ты пошла, заставил меня забыть об этом. И сейчас, разговаривая с тобой, я вижу перед собой не правдивую девушку, когда-то пленившую меня, а немецкую шпионку, ни одному слову которой я не могу верить. Мне стыдно за тебя.

Моя речь больно задела мисс Ганну. Она покраснела и умоляющим голосом заговорила:

- Разве справедливо считать службу на благо своей родины шпионажем? Я немка и служила Германии. Но допустим даже, что я шпионка. Разве шпионка лишена права чувствовать, не может любить? Разве у нее нет сердца и это сердце не может сильнее забиться при виде любимого? Допустим, я шпионка, а разве это не есть выполнение моего долга перед родиной?

- Может быть и так. Я не отрицаю, что и шпионка может любить, и у нее сердце может трепетать при встрече с возлюбленным. Все это так. Но дело в том, что у настоящего шпиона на первом месте обязанность, долг, а любовь, чувства на втором, а может, и на третьем. И вот почему: настоящий шпион никогда не пожертвует своими обязанностями во имя любви. А если еще он смотрит на свои занятия как на нечто священное, считает их важнее всего, тогда о чувствах не стоит и вспоминать. Тем более, если этот человек немецкого происхождения. Ведь у немцев эгоизм развит гораздо больше, чем у других народов.

Мисс Ганна склонила голову мне на плечо и укоряюще посмотрела на меня.

- Брось философию. Одного волоска твоего я не променяю на всю Германию. Никакие обязанности не в состоянии вытеснить из моего сердца привязанность к тебе. Неужели ты считаешь меня настолько бесчестной, что я могу забыть все твои заботы? Разве могу я изменить тебе? Если бы не ты, я бы ни за что не вырвалась из цепких когтей русской жандармерии.