Тавриз туманный

- А это что? - язвительно спросил он. - Не узнаешь свой почерк, не ты ли писала все это?

- Да, я, но я писала их только для вас одного.

Он усмехнулся и показал мне свое удостоверение, свидетельствовавшее о том, что этот гостеприимный и любезный человек является руководителем немецкой контрразведки, разбросанной по всему Южному Азербайджану. Я смотрела на него ошалелыми глазами и не находила слов, словно язык прирос к небу. Он положил передо мной заранее приготовленную бумагу и снова заговорил:

- Не стоит ломать голову, тут уж размышлять не приходится. Коль скоро ты борешься за честь немецкого народа и германского оружия, это необходимо оформить соответствующим образом. Не сомневайся, твои труды будут учтены и ты будешь вознаграждена по заслугам. Наоборот, если ты будешь упрямиться нам ничего другого не останется, как разоблачить тебя перед американским консульством. Выбирай сама, поступай так, как тебе будет угодно!

Отказаться я не могла, дело зашло слишком далеко. Я подписала предложенное мне обязательство и официально стала немецкой шпионкой. Консул сразу смягчился.

- С сего дня ты не должна посещать мой дом. Все документы и добытые тобой сведения будешь вручать тому, кто предъявит удостоверение с буквами С. Ж. Д. В случае, если опознавательный знак будет изменен, тебя предварительно поставят в известность.

В тот вечер я ушла из немецкого консульства сама не своя. Я не могла удержать слез, катившихся из глаз. Только теперь я поняла, как ловко опутал меня этот матерый разведчик. Ныне я всеми проклятый человек, самый несчастный в мире. Я не могу вернуться в Америку, нет мне места в России, а оставаться в Иране тоже невозможно. Скажи сам, есть другой выход из моего положения, кроме самоубийства?

Теперь я понял, как и когда девушка попала в сети, расставленные ей мерзкими разведчиками. Это был самый обычный и незамысловатый метод, ничего удивительного тут не было, тем более, что Ганна никогда не была революционеркой. Я хорошо знал, что она ни к какой партии не принадлежала. Она не имела ни малейшего представления о Карле Марксе и Энгельсе, об их теории классовой борьбы. С одной стороны, она хотела служить немецкому народу, представительницей которого считала себя, хотя почти всю жизнь прожила в Америке, а с другой, старалась показать себя сторонницей иранской революции, чтобы завоевать мою симпатию. Поэтому-то консулу и удалось вовлечь ее в омут контрразведки. Положение ее было действительно нелегким. Я поспешил ответить ей:

- Ошибаются те, кто ищет избавления в самоубийстве. Это не выход. Это призрак слабой воли и малодушия. Умные люди никогда не думают о смерти, они спасают свою жизнь и честь, если они в опасности.

- Я всегда верила в свое умение разбираться в обстановке, в свой ум, а оказывается, я и представления не имела об опасной игре дипломатов, о всех интригах шпионов. Поэтому им так легко удалось подчинить мою волю своим гнусным замыслам, свернуть меня с правильного пути, - Ганна тяжело вздохнула.

- Очень часто человек, слишком надеясь на свои силы, подвергает себя опасности. Твоя ошибка заключается в том, что ты свои секреты утаивала от самого близкого человека. Ведь не побоялась ты вверить мне свою честь. Разве ты не могла поведать мне о своих отношениях с консулом и его семьей? Неужели за такой длительный срок ты не могла изучить меня? - с укором сказал я.

- В моем моральном падении отчасти виноват и ты. Почему ты своевременно не сказал мне, что ты революционер? Я знала много такого, что имело отношение к революции, но боялась говорить тебе. Консул тоже предупреждал меня, чтобы я была с тобой осторожна. Можешь мне верить. Хоть я и стала шпионкой, не сторонись меня. Я заблуждалась, эта деятельность не по мне, совершенно чужда моей натуре. Но как мне очиститься от всей этой грязи? Я бессильна, а ты не хочешь помочь мне. Я знаю, революционер не должен защищать девушку, замешанную в шпионаже. Клянусь моей искренней любовью, совесть моя чиста. Я от всей души проклинаю ту миссию, которую мне навязали из-за моей простоты, неопытности и доверчивости. Так или иначе, факт остается фактом. Злой рок толкнул меня в эту зловонную яму, я очень нуждаюсь в твоей помощи. Я не хочу связывать свою жизнь с этими дьяволами в образе людей, с этими мерзкими грабителями. Я не могу вместе с ними уехать из Тавриза. Мне остается только самоубийство, другого выхода, как я уже говорила, нет. Куда мне идти, посуди сам. Я изменила американцам, работала против русских. Ехать в Германию значит быть профессиональной шпионкой, рабой контрразведки. Нет, нет, не хочу, не могу быть такой, я задыхаюсь. Оставаться в Иране тоже опасно. Иран не принадлежит иранцам. Что же мне делать? Как быть? - ломая в отчаянии руки, она умолкла.

Я колебался, не зная, что ей ответить. Поверить Ганне я не мог. Стараясь в чем-нибудь убедить собеседника, войти в доверие, шпионы лгут без стыда и совести. Может быть, Ганна говорит правду, но, возможно, лишь артистически ведет свою роль, хочет сыграть на моих чувствах. Мне не один раз приходилось видеть ее слезы, она ловко умела падать в обморок, поэтому ее рассказ и раскаяние не внушали мне доверия. Надо было быть крайне осторожным и предусмотрительным. Я не мог обещать ей свою помощь, но и не отказывал в ней. После долгого молчания я встал:

- Пока в Тавризе тебе не грозит никакая опасность. Если положение изменится, мы подумаем, как тебе быть. Извини меня, я пойду. Дома я ничего не сказал, там будут волноваться, сама знаешь, время неспокойное.

Но Ганна положила мне руку на плечо и заставила сесть.

- Садись. Я пригласила тебя не для того чтобы исповедаться. Хочу тебя предупредить: тебе грозит опасность, против тебя готовится заговор.

- Какой заговор?

- Твои люди разоружили офицера, посланного Хелми-беком, и его аскеров?

- Да, было такое.

- Потом Хелми-бек письменно потребовал выдать ему виновных. Это тоже верно? В ответном письме ты оскорбил его?

- Возможно.

- А теперь слушай меня и сам решай, что тебе надо делать. Мирза-ага Биллури очень плохо говорил о тебе Хелми-беку. Я читала твое письмо, адресованное Мирза-аге. Ты дал ему понять, что ни в чем не согласен с ним. Поэтому Мирза-ага и сказал Хелми-беку, что ты очень опасный человек и тебя необходимо ликвидировать как можно скорее. Он прислал письмо в штаб Хелми-бека, я перевела его и отослала в германскую миссию в Тегеран. Копию его я хотела показать тебе.

Она вышла в соседнюю комнату и через несколько минут вернулась с письмом в руке.

"Уважаемый Хелми-бек!

Несмотря на труды, затраченные нами, приходится с сожалением отметить, что пока нам не удалось достигнуть нашей цели. Пропаганда, которая велась против нас, очень сильна. Ее вели не только русофилы, но и местные демократы. Их партия в Тавризе очень крепка и сумела настроить массы против нас. Поэтому я не считаю целесообразным отбирать у населения лошадей и мулов. То, что мы потеряем на этом, мы компенсируем, арестовав десять-двенадцать крупных купцов и богачей. Вторжение магометчиков в дома жителей, избиение и разоружение их членами тайной организации подрывают наш авторитет, и население полностью переходит на сторону демократов. В данный момент они значительно сильнее русских, местной власти и нас, вместе взятых. У них есть вооруженные силы, дисциплинированные, имеющие боевой опыт. Они защищают не только себя, но и армян, и русских подданных, они организовали их и обещали им вооруженную помощь.

Пока демократы не будут разоружены, пока руководители их не будут казнены, население не станет относиться к нам лучше. Необходимо разгромить демократов любыми средствами, вплоть до террора, необходимо уничтожить их главарей".

Ганна прочла мне это письмо, переводя с немецкого, потом добавила:

- Твой ответ Хелми-беку отправлен немецкому послу в Тегеране. Еще до его получения они обдумывали, как быть с тобой и твоими соратниками, как вас ликвидировать. Нет сомнения, что этого требовала немецкая миссия или какой-нибудь другой военный штаб. У Хелми-бека есть инструкция, по которой он обязан казнить всех руководителей "тайной организации", разоружить всех ее членов при помощи вооруженных сил местного правительства. Если будет возможно, потом их надо привлечь на свою сторону. После этого Хелми-бек должен объявить мобилизацию по всему Тавризу и поднять население против России.