Белый Бурхан

- Это же варварство!-всплеснула Галина Петровна руками.-Они убьют тебя! Нужны носилки, повозка...

Чочуш, с трудом подбирая русские слова, попытался успокоить жену доктора, но Галина Петровна его не поняла.

- Возьмите хоть лекарства с собой, бинты и вату!

Она кинулась к белому шкафчику с крестом, отыскала початый пузырек йода, порошки стрептоцида, пакеты с бинтами и ватой, сунула в руки Чочуша:

- Дельмек знает, умеет!

- Пасип балшой.

Закрыв лицо руками, Галина Петровна выскочила на кухню, чтобы собрать корзину съестного на дорогу. Но, когда вернулась в кабинет, ни гостей, ни Дельмека уже не было. Только сиротливо поскрипывали распахнутые настежь двери.

Галина Петровна направилась к кушетке, чтобы убрать испачканные кровлю простыни, и обомлела: на столе в столбе солнечного света ослепительно сверкала горка больших золотых монет с изображением косого "изломанного креста в замкнутом круге.

А Федор Васильевич в это время рассказывал ротмистру Маландину о событиях в Бересте - об убийстве работника-алтайца, о целом возе винтовок, привезенных старшим Лапердиным из Бийска, о бандитской группе Винтяя Лапердина, о беспокойстве алтайского населения окрестных деревень в связи с этим.

- Факты и логика говорят то, господин ротмистр, что стычка с алтайцами еще до начала молений в долине Теренг была спровоцирована русскими! Алтайцы вынуждены были прибегнуть к самообороне, чтобы остаться в живых!

Маландин хмыкнул: все рассказанное доктором не было для него убедительным. Скорее, русские вынуждены были защищаться от алтайцев убийство священника, организация поджога дома одного из Лапердиных, трупы двух русских кержаков, найденные по дороге в Бересту... Лапердины обязаны были как-то охранять себя и свое хозяйство!

- Вы предвзято подходите к семье Лапердиных вообще и к самообороне русских от алтайцев в частности! - ротмистр щелкнул массивным портсигаром, ловко бросил в рот папиросу. Скорее правы не вы, а берестянский священник: убийства русских были организованы активистами бурханистского движения в канун решающей схватки... Да и простая арифметика не в вашу пользу: алтаец был убит один и то за дело, а русских - трое... Нет, господин доктор, ваша любовь к инородцам не объективна, а субъективна!

Федор Васильевич снял пенсне, склонил голову, смотря поверх прически жандармского офицера беспомощными близорукими глазами. Он уже понял, что поп из Бересты его опередил, выдвинув свою версию. И чтобы теперь ни говорил Гладышев, какие бы новые факты ни приводил, они только будут добавлять лишние звенья в сушествующую у Маландина схему.

Ротмистр чиркнул спичкой, прикурил свою папиросу, дождался, когда спичка догорит, изогнувшись крючком, растер уголек в пальцах. Потом быстро взглянул на доктора:

- У меня фактов больше. Могу даже сказать вам по секрету, что Техтиек, который купил у Торкоша табун коней купца Лапердина, военный вождь бурханов! И кони ему были необходимы для своих головорезов... Скажу еще больше найденный труп Техтиека - имитация, вводящая в заблуждение русскую полицию. Хан Ойрот и Техтиек - одно и то же лицо... Некоторые из арестованных нами бурханистов в один голос утверждают, что Техтиек вербовал людей для бурханов, а тех, кто отказывался, убивал. Так что и все найденные трупы можно отнести на его счет... Что же оставалось делать Лапердиным и другим богатым раскольникам? Брать в руки оружие! Им было что, в конечном счете, защищать... А вашим алтайцам защищать нечего, им более сподручнее брать чужое!

- У алтайцев нет воров, - бросил Федор Васильевич холодно. - Этот сапог только русскую ногу давит...

- Я думаю об этом предмете иначе! Маландин меланхолично пускал дымные бублики к потолку и внимательно следил за их метаморфозами. Доктор поднялся:

- Я могу идти, господин ротмистр?

- Я очень сожалею, господин Гладышев, но вы меня ни в чем не убедили, а еще более усилили мои подозрения в отношении вас. Думаю, что ваше участие в деле бурханов, хотите вы того или нет, было не пассивным, а достаточно активным!.. Но я не буду предъявлять вам ордера на арест и обыск. Но расписку о своем невыезде из Горбунков до окончания следствия по делу бурханов вы должны мне оставить. Перо и бумага на столе!

Маландин бросил окурок на пол и придавил его сапогом.

Ротмистр прожил в Горбунках пять дней и уехал ни с чем, допросив всех оставшихся кержаков и исписав гору бумаги. Перед отъездом, явно чем-то озабоченный, зашел к Гладышевым, уже вполне уложившимся в дальнюю дорогу. Этот визит немало удивил Федора Васильевича - ведь расстались они два дня назад отнюдь не по приятельски...

- Удивлены? - спросил гость.

- Не очень, в общем-то... Вы пришли с обещанным обыском?

- Нет, господин доктор... Я долго думал над вашими словами и пришел к выводу, что вы не так уж и парадоксальны! Мы действительно ведем себя с этими инородцами, как медведи в посудной лавке... Разрешите мне сесть?

- Да, разумеется!-смутился доктор.-Прошу сюда, в кресло. Только его и стол еще не упаковали... Что будете пить? Правда, выбор у меня невелик. Нет шартреза, перно, камю, мадеры, глинтвейна, но есть медицинский спирт и великолепный бадановый чай! Если их перемешать вместе, то легко можно получить нечто среднее между пелинашем и ромом... Разумеется, используя еще и сахар!

Маландин никак не прореагировал.

Он сидел неестественно прямо, уставившись немигающими глазами в квадратные темные пятна на выцветших обоях, где еще совсем недавно висели фотографии родственников и портреты дорогих сердцу писателей, ученых, музыкантов.

- Вы все-таки уезжаете, господин Гладышев?

- Да, в Томск. Если с вашей стороны не будет теперь каких-либо препон и подозрений.

- Я погорячился, господин Гладышев, приношу свои извинения. Мне ваша расписка более не нужна... Провокации типа берестянской обнаружились мною и в других смешанных селах... Вы оказались правы больше, чем я... Невозможно все раскопать до конца и потому, как это ни прискорбно, приходится только сожалеть о напрасных жертвах... Политика кнута и пряника по отношению к инородцам все более и более тяготеет к кнуту. Добром это не кончится для России!