Белый Бурхан

- Не знаю, Тадыжек, - назвала она его по имени, хотя это и осуждалось обычаями. - В наши с тобой годы не об этом надо думать! Да и поздно, наверное, что-то начинать заново...

- Обновить жизнь, Барагаа, никогда не поздно! - рассмеялся тот и осторожно привлек ее к себе. Женщина не сопротивлялась.

Тадыжек проводил Барагаа до самого леса, а потом спешился и протянул повод:

- На коне ты обернешься в оба конца скорее. Да и не внесешь все свое добро на плечах - в дороге и нитка тяжела. А тут еще и овец придется гнать одной...

Она кивком поблагодарила, но садиться в седло не стала. Дорога была хорошей, через лес, и можно было спокойно подумать о новом повороте в ее судьбе, который, быть может, и не сулил Барагаа настоящего женского счастья, но был более привлекательным, чем неопределенность... Жизнь свою она сломала сама, и винить тут некого, и, как знать, может оно и к лучшему, что ее дочка-первенец умерла, не осознав и не испытав горького и соленого вкуса жизни женщины-алтайки...

Учура она давно простила, но до сих пор не могла простить себя, что, ведомая ложным чувством стыда опозоренной девушки и слабой нитью привязанности к мужчине со своим полудетским желанием его, которые приняла за любовь, сама пришла к нему в аил, и за то еще, что не ушла из него сразу же, утром, когда с горечью убедилась в своей ошибке. А ведь еще был жив отец, и место дочери у очага не занимала чужая женщина...

Сегодня ночью размягший и оттаявший Тадыжек много и горячо говорил ей об их новой жизни у домашнего очага, в которую верил, как ребенок, не видя в темноте ухмылку женщины, которая давным-давно стала взрослой. Так давно, что иногда ей казалось, что она и родилась сразу же такой - оскорбленной, униженной и несчастной.

Потом Тадыжек начал говорить о будущих детях, и это было самое забавное! А он говорил едва ли не стихами: какой теплый и просторный аил они построят вместе, как Барагаа будет ловко и умело хозяйничать в нем и бережно носить каждый год сладкую для обоих ношу под сердцем, как, наконец, они всей семьей превратят их дом в настоящее богатое жилище, где будет весело от смеха детей и ее, любимой жены, бесконечных песен!

Она очень торопилась и вернулась в тот же день до заката солнца, но Тадыжек не встретил ее, как обещал. Барагаа нашла его в сгоревшем аиле, упавшим лицом прямо в очаг. Женщина молча опустилась на колени перед трупом, поникла головой, не в силах больше плакать. Судьба снова догнала ее, чтобы выпроводить и из этой долины, к которой она так трудно и так долго шла...

Барагаа вспомнила, как наступило сегодняшнее утро-золотое, душистое от трав, изменившее землю, но не изменившее Тадыжека. Он нежно и трепетно ласкал ее, говорил милые глупости, и в его выцветших от времени и невзгод серых глазах светилось настоящее, а не поддельное счастье... Он искренне верил, дурачок, что судьбу можно как-то обойти или перехитрить!

Кайонок умер на рассвете, измучив женщин и Курагана, измучившись сам. Взрослые были бессильны помочь мальчику - рвота и дикие боли в животе ничем нельзя было унять: ни горячим чаем с солью, ни нагретыми на огне камнями. Мутило и Шину с Адымаш, съевших по кусочку хлеба и запивших их горьким чегенем из кринки. И только один Кураган, не притронувшийся к еде, чувствовал себя здоровым.

Насыпав горку щебня1, он долго стоял над этой самой маленькой и самой печальной могилой в его жизни. Потом он снова ушел на берег реки, чтобы не видеть испепеленных горем глаз Адымаш и виноватых перед всем миром глаз Шины. Пусть уж женщины поплачут сами в одиночестве, глядя в огонь крохотного и коптящего костерка, и пожелают душе ребенка благополучной дороги в лучший мир, если он только существует на самом деле, а не выдуман камами...

Через три дня добрались до Куюса. и здесь снова их встретило горе умер старый Сабалдай. Умер в ту ночь, когда женщины и Кураган тщетно пытались спасти младшего сына Яшканчи. Их встретил Орузак - смущенный и немного растерянный, все время уводящий глаза в сторону от прямого и открытого взгляда Курагана. Потом нехотя заговорил:

- Вышли все сроки твоего возвращения, и я решил, что ты тоже умер в той долине... Я не стал делить имущество отца на три части, а разделил его по-другому... Скот я продал, ухожу к русским в деревню, буду шить шубы... В Мунах я уже купил избушку и достал у чуйцев "Зингер"... Скотом не проживешь...

Рваная, трудная, беспокойная речь брата дала Курагану понять, что он просто-напросто ограбил его Конечно, по закону гор, старший брат всегда имеет больше прав, чем младший. Но зачем же он забрал себе и его права, а не передал их матери, которая еще жива?.. Сроки возвращения... Кто их устанавливал для алтайцев и кто знает их длительность? Даже мертвого, которого любят и уважают, ждут обратно все годы.

- Ты поспешил похоронить меня, - сказал Кураган с горечью. - Значит, по приметам, я проживу дольше тебя на много лет! Ты поторопился уничтожить все дела отца, похоронив его два раза!.. Куда и зачем ты спешишь, Орузак? Что тебе даст твой "Зингер", на котором ты собрался шить шубы на продажу, если ты лишился скота, став бестабунным? Шкуры тоже надо будет за что-то покупать!.. Или ты так богат, что можешь позволить себе разбрасывать деньги по ветру? А как ты решил поступить с матерью?

- Я ей оставил десять овец, коня и корову! Хотел дать денег, а потом подумал: зачем они ей? Аил теплый. вещей много... И еще, Кураган, я боюсь русских стражников и полицейских! Ведь многие бурханы были у нас в гостях, а ты сам был в долине Теренг, слушал богов и пел свои опасные песни! Сейчас везде идут аресты, многих пастухов русские отправляют в тюрьму...

Кураган невесело рассмеялся:

- Тебе-то чего было бояться, Орузак! Ты даже абызу* понравился, что у нас в гостях был: крещеный... В Чулышман бы съездил за бумагой с крестом - и все!

· Абыз - священник. В данном случае Кураган имел в виду игумена.

Братья спорили, укоряя друг друга, а женщины стояли, как оплеванные. Орузак даже не пригласил их в аил, не подал пиалы с чаем... Потом из аила вышла старая Тиндилей, вытянула вперед руки, как слепая двинулась к младшему сыну, упала ему головой на грудь:

- Ты все-таки жив, сыночек? Тебя все-таки не убили русские кезеры?.. Не ругайся с Орузаком, пусть живет, как знает...