Богдан Хмельницкий

прочим, сказано: «Просим покорно, чтоб на будущее время его величество король

благоволил сохранить Зборовский договор, данный запорожскому войску; чтоб наши

русские церкви и монастыри, согласно с правами их, оставались неприкосновенными с

своими имениями, а уния была бы уничтожена, как в Польском королевстве, так и

Великом Княжестве Литовском. Если же король и Речь-Посполитая не будут к нам

милостивы, то мы, не желая более кровопролития, иными способами будем

промышлять о своей безопасности» 3). Сам Жданович, согласно тайному приказанию

Хмельницкого, присовокупил от себя, что козаки недовольны Хмельницким за то, что

он хочет отдать их в рабство туркам, и желают остаться в повиновении короля, но с

тем, чтоб король утвердил Зборовский договор и уния была уничтожена. Но требования

уничтожения унии и утверждения Зборовского договора и в устах недовольного

Хмельницким полковника, как и в письме самого Хмельницкого, произвели одинаковое

негодование в собрании панов, так называемом коле рыцарском; сам коронный гетман

схватил булаву и хотел-было ею бить послов.

«Оружием! — кричал он:—оружием я дам вам ответ на ваши глупые п варварские

требования».

Присутствовавшие паны едва удержали его *). Сам король, услышав, понял, что

посольство козацкое есть не что иное, как обыкновенная хитрость Хмельницкого.

После совета призвали козацких послов, и коронный гетман отвечал им так:

*) Diariusz rolra 1653.

-) Woyna dom. Ч. 3, 93.

3)

Памяти, киевск. конм., Ш, 3, 54—56.

4) Annal. Polon. Clim., 375.^ЛЕТОИИ. Велпчка, I, 136.—Woyna dom. Ч. 3, 98.—

Latop. Jerl., 148.

524

«Не изменнику Хмельницкому, но всему войску запорожскому я отвечаю. Его

величество не только не хотел читать вашего послания, написанного с согласия хитрого

и двоедушного Хмельницкого, но и видеть тебя, полковник. Я просил за вас и старался

—напрасно! ваши преступления и вероломства победили наконец всякое милосердие.

Вам не будет спасения, прежде чем войско запорожское не выдаст самого

Хмельницкого, не разорвет союза с татарами и не задержит чауша, присланного от

Порты 1). Тогда пусть знатнейшие из ваших, Выговский и Богун, являются в наш

лагерь, надеясь на безопасность. Вы ‘ останетесь заложниками, а один, самый простой

из вас, отнесет ответ.

Это препоручено было какому-то сотнику, по имени Миките 2).

«Если, — говорил Жданович,—воля вашей вельможности такова, что я должен

здесь остаться,— противиться не смею, но скажу, что войско будет до крайности

недовольно таким поступком; оно подумает, что меня уже нет в живых, придет в

ожесточение и также задержит ваших послов, когда случится вам послать. «Посол, как

оселъ», говорит пословица, носит то, що на его зложено,-—з чим мене послано, з тым

назад повернутыся повинен! Иначе вы в сердцах козацких возбудите чрезвычайную к

себе ненависть».

По словам одних, коронный гетман отпустил киевского полковника 3), а другие

говорят, что удержал его, впрочем, обращался с ним вежливо *). Последнее вероятнее,

потому что в 1654 году Жданович находился в неволе у Радзивилла, которому он,

вероятно, был передан из коронного войска 5).

Сам Януш Радзивилл тогда напрасно старался склонить короля и панов к

миролюбию, советовал обойтись с Хмельницким ласково, назначить коммиссаров для

заключения с ним договора; вызвался сам содействовать этому, уверял, что козацкий

гегман согласен примириться, лишь бы видел со стороны Польши прочность такого

примирения, и уверял, что Хмельницкий, доведенный до отчаяния, отдастся

московскому царю; по его замечанию уже видно было, что Москва искала только

предлога поссориться с Речью-Посполитою, чтобы напасть за-одно с козаками. Он

советовал приласкать Хмельницкого, и сыновьям его дать староства. Его советы не

были приняты 6). Уважения к нему не было настолько, чтоб не содействовать врагам его

тестя Лупула; забыто было долговремепное расположение молдавского господаря к

Польше; он был уже в родстве с Хмельницким и этого было достаточно, чтобы

поступать с ним как с врагом Польши.

Польское войско готовилось выступать, как вот, 20-го июля, явился посол Алексея

Михайловича, боярин Репнин-Оболенский с товарищами.

*) Woyna dom. Ч. 3, 94.

2)

Histor. ab. exc. Wlad. IV, 128.

3)

Летоп. Величка, I, 138.

4)

Histor. ab exc. Wlad. IV, 128.

5)

Малоросс. ииерепис. хранящ. в Оруж. пал., 16.

6)

Рук, II. П. В. разнояз. Misc. № 63.

525

Аудиенция дана им во Львове 1). Они, попрежнему, привезли требования

относительно пропуска в титуле, показывали более двухсот писем многих польских

дворян с ошибками в титуле московского государя, требовали немедленно казнить их

смертью, жаловались на самого короля, который в своих подлинных гранатах делал

такия же ошибки, и требовали казни шляхтича Окуня за то, что в Варшаве дурно

отозвался о царе.

Паны отвечали наотрез: здравый рассудок воспрещает казнить людей смертною

казнью без вины, тем более, что ошибка в титулах происходит не от коварства, а от

недоразумений и неведения.

«С нашей стороны,—прибавили они,—мы требуем прежде казни тех дворян

московских, которые пропускали беглых Козаков в Московское Государство, а равно

запрещение патриарху посвящать в Польшу попов грекороссийской церкви».

После обоюдных несогласий, боярин наконец заговорил в первый раз о

Хмельницком.

«Великий государь, его царское величество—говорил боярин,—для православной

христианской веры и святых Божиих церквей сделает брату своему, королевскому

величеству, таковую поступку, что велит отдать вины людям, которые объявились в

прописке в государевом именовании, если король и паны рады успокоить междоусобие

с Черкассами, возвратят православным церкви, которые были оборочены под унию, не

будут впредь делать никакого притеснения православным и помирятся с ними по

Зборовскому договору» 2).

«Унии, —отвечали паны,—король не может истребить без нарушения присяги; под

Зборовом он никогда не обещал, чтоб люди одной русской веры, а не униты жили в

Польше; это то же, еслиб мы требовали истребить в Московском Государстве

старинную греческую веру; но король позволяет жить в своем государстве христианам

всех вероисповеданий и утвердил права духовенства, как римско-католического, так и

греческого, следуя примеру предшественников. Причиною междоусобий и мятежей

отнюдь не греческая вера, которая в Польше никогда не была гонима, а запрещение

козакам делать самовольства, грабежи и обиды в соседних странах, без чего козаки не

могут жить. Речь-Посполитая не может уже мириться с Хмельницким ни по

Зборовскому, ни по Белоцерковскому договору, а помирится с ним тогда, когда козаки

останутся на прежних основаниях до междоусобия. Впрочем, если царь берет на себя

посредничество в примирении короля с непокорными козаками, то будет ли его

величество отвечать за Хмельницкого в его повиновении, потому что он уже готовится

принять турецкое подданство? Король предпринял идти с войсками на Козаков: если

они положат оружие и покорятся, то король дарует им прощение, а в противном случае

пусть московский двор поможет нам наказать этого мятежника как общего врага».

Бояре не принимали отговорок и требовали немедленно мира с козаками. Паны

наотрез отказались. Войско выступало в поход при глазахъ

г) Рукоп. И. П. Б. разнояз. № 63. г) Поли. собр. зак. Росс. Имя., I, 298.

526

посредников. Тогда боярин потребовал отпуска и, идя уже к карете, сказал панам

последнее слово:

«Так как великий государь, его царское величество, для православной христианской