Богдан Хмельницкий

род войска, который в Турции назывался Семенами или чименами и приказал налить из

пушек в своих, если заметно станет, что свои колеблятся или думают вырваться и

уходить 2). Произошла вторая кровопролитная битва на берегу другой небольшой речки

Пловца: опять сначала Тимош и Василий побеждали, но вдруг поднялась гроза и

сильная буря с дождем прямо в глаза козакам. Молдаване, бывшие в войске Тимоша,

первые попятились назад, другие передались валахам; коза-ки выбились из сил, хотели

поправить дело и не могли; Василий, спасая жизнь, убежал в Галац, потом за ним

оставил поле битвы Тимош и, наконец, полковники Носач и Пушкарь; храбрый

начальник украинских левенцев Грыцько сбил пехоту в четвероугольник и, защищаясь,

погиб в сече, а две тысячи Козаков и несколько тысяч молдаван, лишенные

начальников, положили оружие. Молдаване были отпущены на свободу своими

единоплеменниками, а Козаков, всех до единого, Андроник, валахский генерал,

приказал изрубить. «Этот народ,—говорил он,—охотнее расстанется с жизнью, чем с

своевольствомъ» 3). По окончании битвы, по приказанию Матфея были подобраны и

погребены тела павших в бою. Три тысячи молдаван и валахов погребли под деревнею

Финтою в холме, на котором для памяти был водружен каменный крест. Козацкия тела

погребены были в другом холме при большой дороге под Терговиштем. 18-го мая в

праздник Вознесения, Матфей с торжеством вступил в Терговиште как победитель 4).

1)

Annal. Polon. Clira., I, 369.—Wojna dom. Ч. 3, 89.

2)

Kraus, 203—204. -Engels. Gesch. der. Wall., 295.

3)

Annal. Polon. Clim., I, 369,— Kubala, II, 187. — Engels. Gesch. der Wallacbien,

295.

4)

Engels. Geschichte der Wallachien, 295.

519

Стефан на челе бояр опять вступил в Яссы, и Молдавия в другой раз присягнула

ему в верности. Жена Василия с остатками имущества убежала в Сочаву *). Тимофей

воротился в Украину, а потом снова двинулся в Молдавию с восемью тысячами на

помощь господарше 2).

Тут-то враги ополчились на молодого богатыря. Ракочи обратился к Яну Казимиру,

извещал о свежем поражении Тимофея, просил забыть прошлые недоразумения,

убеждал послать ему на помощь коронное войско как можно скорее, потому что

наступает время уничтожить сына Хмельницкого, пока не подоспел отец его на

выручку, а с своей стороны обещал тридцать тысяч войска и содействие Валахии и

Молдавии к укрощению Хмельницкого. Некоторые из польских панов не советовали

вступать в союз с Ракочи, напоминали о его недоброжелательстве, о связях с

Хмельницким, опасались, чтоб он не изменил полякам в самом критическом

положении.

«Неблагоразумно отвергать чужую помощь,—говорили другие; —сам Бог нам

посылает ее в то время, когда мы не умеем укротить нашего врага. Хотя Ракочи

сносился с Хмельницким во время бескоролевья, но это было дело политики. Он,

рожденный от благородной крови, всегда в душе гнушался тираном, вышедшим из

подлого звания ко вреду соседей; а теперь, видя, что мятежник слишком поднялся,

понимает, что надобно преградить ему дорогу и, конечно, останется ему всегдашним

неприятелемъ».

Последнее мнение одержало верх, и король согласился на предложение Ракочи 3).

Лупул прибежал в Чигирин к своему свату Богдану Хмельницкому. Есть известие,

что козацкий гетман, очень часто запивавший, был тогда в таком припадке пьянства,

что в течение семи дней Лупул едва мог выбрать такой трезвый час, чтоб рассказать о

своем бедствии. Выслушавши его, Хмельницкий подал свату стакан вина и произнес:

вот тебе лучшее лекарство от всех печалей. Лупул рассердился и будто потом сказал

своим по этому поводу: итак, не даром носятся слухи, что козаки—это медведи в

человеческом образе или хоть и люди, но обратившиеся в медведей 4). Лишенный

престола, Василий показывал вид, что ничем не раздражил Польшу, что он,

попрежнему союзник Речи-Посполитой, и потому, после своего иизверясения, послал к

королю просить вспомоществования и как кажется попытка сделана была с ведома

самого гетмана Хмельницкого. Послы Лупула прибыли почти в одно время с

Стефановыми и Ракочиевыми. К удивлению поляков, сам Тимош обратился к

польскому правительству и обещал присоединить к Речи-Посполитой подунайские

страны. Без дальнейших рассуждений поляки предпочли сторону Стефана и Ракочи.

Король признал нового господаря в его достоинстве и отправил к нему в подарок вина

и двух лошадей. Вдобавок, канцлер Корыцинский получил в то же время письмо от

силистрийского паши; он изъявлял негодование на Козаков за своевольство Тимоша,

называл их разбой-

1) Алпаи. Polon. Clim., I, 369.—ИТстор. о през. бр.—Летоп. Величка, I, 145.

2)

Истор. Мал. Росс., I, 291.

3)

Wojna dom. Ч. I, 3, 91.

*) Carra. Hist. de Mold., изд. 1777, стр. 50, изд. 1781, стр. 46.

520

никами и убеждал всеми силами усмирить их 1). Все клонилось ко вреду

возраставшей Украины. Король послал на помощь венгерским и валахским войскам в

Молдавию шесть тысяч польского войска, под начальством Кондрацкого, и полторы

тысячи немецкой пехоты 2), а потом Клодзинского с волонтерами 3). Два польские пана,

Яскольский и Гембицкий, отправились к седмиградскому князю с предложением

долговременного союза и содействия к укрощению Козаков взаимными силами

Польши, Трансильвании и двух иодунайских княжеств 4).

Василию и Тимошу оставалось надеяться единственно на помощь

Хмельницкого.Скорбная весть о неожиданном изменении дел в Молдавии застала

гетмана среди приготовлений к отпору поляков, готовившихся вступить в Украину. Он

рассудил, что спасение зависит от одной скорости и решился предупредить короля. Из

глинянского лагеря приходили утешительные вести: говорили, что жолнеры

разбегаются и бунтуют. Хмельницкий взял с собою тридцать тысяч Козаков 6),

несколько тысяч татар и бросился на Подоль. 6-го июня под Печорами на Буге, где

гетман делал смотр своему войску, приехал к нему посланец Януша Радзивилла,

Загоровский. Литовский гетман был теперь в свойстве с козацким. Несчастие

молдавского господаря сближало их. Сам Радзивилл не любил Яна Казимира, и как

многие из литовских панов того века, несмотря на ополячение, сочувствовал подчас

политической литовской особности; притом он был диссидент. Сближение между

Радзивиллом и Хмельницким пошло бы, может быть, далее, если бы Хмельницкий не

поставлен был судьбою в необходимость сделаться предводителем хлопского

восстания, а Радзивилл был пан и не мог быть ничем другим. Теперь Радзивилл

являлся только примирителем между королем и Хмельницким. В таком смысле он

послал письмо с Загоровским.

Из Киева козацкий отряд провожал Загоровского до Белой-Церкви: там встретил его

с почетом Золотаренко, шурин Хмельницкого, и следовал с ним до козацкого обоза.

При въезде в обоз встречал его другой козацкий чиновник, миргородский полковник

Лесницкий. Посреди обоза стоял гетманский шатер, близ него шатер писаря.

Выговский, встретив посланца, извинялся за гетмана, пригласил его прежде к себе в

лагерь и но русскому обычаю предложил хлеб-соль. Оба выпили. Спустя немного

времени, обозный Коробка пригласил Загоровского к гетману.

Как только посланец Радзивилла входил в шатер гетмана, Хмельницкий шел к нему

с радушною улыбкою, стал его обнимать и целовать. Загоровский вручил ему письмо.

Гетман передал его писарю, сам сел и посадил возле себя гостя. Писарь Выговский

читал письмо; Хмельницкий внимательно слушал, но два раза прерывал чтение. Таким

образом, когда писарь

*) Annal. Polon. Clim., I, 378.

2)

Histor. ab. exc. Wlad. IY, 127.—Annal. Polon. Clim., I, 378.