Тавриз туманный

Григор-ага пожаловался мне на свою судьбу.

- Отвратительные настали времена, - сказал он. - Люди, использующие иранский вопрос в корыстных целях, преследующие только свои, узкие интересы, которые они выдают за общественные, всякие мракобесы, черносотенцы, головорезы - все рыщут тут, как волки в туман. Если кто вздумает взорвать мою гостиницу, то в ее руинах найдут себе могилу десятки шпионов и изменников родины.

Продолжая беседу, мы с Григор-агой зашли за гостиницу "Европа" и, стараясь не быть замеченными, двигались по маленьким нелюдным улицам к дому Мамед-Гусейна Гаджиева. Немного дальше из гостиницы Нико вышел коренастый, полный человек и направился к нам.

- Вернитесь в гостиницу, - сказал он подойдя. - Нам необходимо поговорить.

Это был жандармский десятник Хромцов. Разными дорогами мы вернулись в гостиницу. Войдя в квартиру Григор-аги, Хромцов пристально посмотрел на меня и, видимо, узнал.

- Мы были с вами знакомы еще в девятом году, - сказал он и любезно пожал мне руку. Вынув из портсигара папиросу, Хромцов закурил и обратился к Григор-аге. - Сегодняшнюю новость и за десять рублей не отдам.

- Не заламывай цену, не жадничай, - сказал Григор-ага.

- И я кое-что добавлю, - вмешался я в разговор и сунул ему в руку двадцатипятирублевую ассигнацию.

При виде этой суммы у Хромцова разгорелись глаза. Его удивило большое вознаграждение и, повертев ассигнацию, он внимательно осмотрел ее и спросил:

- Не фальшивка ли?

- Нехорошо так думать. Я не могу быть бесчестным в отношении господина Хромцова, это было бы неуважение к его особе.

Жандармский десятник положил деньги в карман.

- Вчера вечером Молла Гасан Махмудов, собачий сын, на вокзале подсунул мне десять рублей, а утром гляжу, фальшивые, - сказал он.

- Ну, ладно, выкладывай, что у тебя? - не вытерпел Григор-ага.

- Дай десятку, потом поговорим, - спокойно возразил Хромцов и сел.

Григор-ага достал десятирублевку и отдал ему.

Хромцов вынул из кармана приказ и начал читать. В нем было предписано немедленно арестовать Ага-Мамеда Гаджиева и Алекпера Гусейнова, скрывавшихся в гостинице Сафарова.

Положив приказ обратно в карман, Хромцов сказал:

- Ночью вы должны сделать все, что нужно, а утром я доложу жандармскому полковнику Штраубе, что этих людей в Джульфе нет. Поняли? Пока! - Хромцов ушел.

Мы с Григор-агой переглянулись.

- Пошли скорее за Арсеном, - сказал я.

Я волновался и не находил себе места: товарищи были в опасности. "Как хорошо, что я не опоздал, - говорил я себе: - задержись я на один день, случилось бы большое несчастье". Рассуждая так, я быстро ходил по комнате, нервы мои были напряжены до предела.

Пришел Арсен, мы обнялись и расцеловались. Без всяких предисловий я рассказал ему, в чем дело. Арсен поднялся с места и решительно заявил:

- Сию же минуту я позову аробщика Аветиса-агу. - Он стремительно вышел.

Прошел еще час. В двенадцать ночи Аветис-ага явился. Мы обсудили с ним подробности переброски Алекпера и Ага-Мамеда Гаджиева в Иран, и он отправился.

Больше часа провел я в напряженном ожидании. Наконец, вернулся Аветис-ага и сообщил, что Ага-Мамед, завернутый в мех, и Алекпер на месте аробщика благополучно перешли через Джульфинский мост и вступили на иранскую территорию. Мы успокоились. Теперь Ага-Мамед на фаэтоне начальника иранской почтово-телеграфной конторы должен был доехать до Алемдара. Алекпер же, пользуясь привезенным мной пропуском на имя Тутунчи-оглы, направлялся в Тавриз.

Когда мы закончили наши дела, посыльный принес письмо от русской девушки. В нем было написано:

"Люди, которых я ожидала, не приехали. Когда освободитесь, пошлите за мной. Ксения".

Мы решили поужинать в малом зале ресторана. Стол был уже накрыт. Ксения выглядела расстроенной. Во-первых, она устала, после долгой утомительной дороги, а во-вторых, как она писала, ожидаемые ею люди не приехали. Несмотря на все это, девушка была изящно одета, аккуратно причесана и надушена. Некоторое время она молчала, думая о чем-то своем, потом сказала с досадой:

- Зря прокатилась я сюда. А как ваши дела? Все уладили?

- С некоторыми нужными людьми мне удалось встретиться.

- Не думаете завтра выехать обратно?

- Нет. К сожалению, денька на два-три придется задержаться.

Ксения Павловна не смогла скрыть радости.

- Очень хорошо! Может быть, за это время и наши приедут.

Откровенно говоря, я почему-то не сомневался в благонадежности этой культурной и искренней девушки. Мне не верилось, что она следит за мной, что она может оказаться наемным агентом. Из разговоров с ней я убедился, что ее отношение к людям, взгляды на жизнь, манеры и поведение - словом, все свидетельствовало о том, что эта девушка чиста в своих помыслах. На вид ей было года двадцать два, но, казалось, она прожила уже долгую жизнь. Заметив, что я задумался, Ксения взглянула мне в лицо испытующим взглядом и улыбнулась.

- Вы имеете право не делиться со мною своими заботами, к тому же я не обладаю даром наделять удачей неудачников. Очень многие, кого постигает горе, кто попадает в затруднительное положение, воображают, что, кроме них, все остальные счастливы и довольны жизнью, но я не отношусь к таким людям. Я чувствую, что и вас что-то угнетает.

Я решил рассеять ее сомнения:

- У меня нет никакого горя. Если милая девушка на моем лице читает озабоченность, то я просил бы отнести это за счет утомления от долгой и трудной дороги.

Она усмехнулась.

- Усталость, вызванная тяжелыми мыслями и переживаниями, куда тяжелее усталости после трудной дороги. Ничто так не изнуряет человека, как мрачные думы.

Она неохотно ковыряла вилкой в тарелке, а мне хотелось, чтобы она хоть немного поела, и потому я решил не поддерживать более беседу.

Приход Григор-аги с супругой, присоединившихся к нам, помешал мне узнать, что скрывалось в тайниках сердца этой милой девушки. В малом зале, кроме нашей компании, были семейные пары, царские офицеры и служащие джульфинской таможни. Словом, публика собралась солидная. В четыре часа утра я спросил Ксению:

- Не хотите ли отдохнуть?

- Я бы не возражала, - ответила она.

Мы поднялись и вышли из зала. Я проводил девушку до ее номера. Прощаясь, она сказала:

- Я хотела бы утром позавтракать вместе с вами.

- В котором часу?

- К одиннадцати часам сможете подняться?

- Конечно, - согласился я.

Она пожала мне руку и, задержав ее в своей, сказала:

- Мы еще обстоятельно поговорим. Мне кажется, что в Тавризе нет людей, которые смогли бы развеять ваше горе. Я бы хотела быть вашим другом.

Она вошла в свою комнату. Я услышал, как щелкнул замок.

БЕЗЗАЩИТНАЯ СЕМЬЯ

Когда я пришел в гостиницу, Григор-ага сообщил, что русская девушка все время интересовалась, не вернулся ли я. При этом он не преминул высказать свое мнение.

- Мне кажется, у нее есть какая-то тайна. По-моему, она что-то скрывает. О вас частенько спрашивает. Ее удивляет и заметно волнует ваше опоздание. Несколько раз она тревожно спрашивала: "Неужели он уехал, не предупредив меня?" Я стал уверять ее, что вы никуда не уехали. Тогда она успокоилась и ушла к себе. Уверяю вас, тут что-то нечисто. И если она не агент, то преследует вас с другой целью. Она чем-то угнетена. Скорее всего, у нее нет денег. Мне не раз приходилось видеть таких девушек. Зачастую оказывалось, что они или покинули родительский дом, гонимые разочарованием, в поисках счастья или сбежали от мужа.

В душе я посмеялся над собой: "Почему судьба постоянно сталкивает меня с такими женщинами?"

- Выходила она куда-нибудь? - спросил я Григор-агу.

- По-моему, нет. Она не покидала гостиницы.

- К ней приходил кто-нибудь?

- Тоже нет.

На этом наш разговор оборвался. Я попросил открыть мой номер. Оставшись один, я подумал: "А может быть, целесообразнее всего взять свой чемодан и, не говоря ей ничего, переехать в другое место, чтобы отделаться от этой подозрительной особы?" Но я вспомнил слова Григор-аги. А что, если она действительно нуждается? Подумав, я пришел к такому заключению, что ее поведение все же не дает никаких оснований подозревать в ней агента. Что-то не похоже на это. Одно несомненно: с ней стряслась беда.