Богдан Хмельницкий

принуждали его воевать Московское государство и скрывали под этим предлогом

другой планъ', напасть на Украину; им все равно было где бы ни воевать, лишь бы

грабить и наездничать; они могли служить Польше удобным орудием к порабощению

Украины, как недавно служили Украине к её освобождению. Они заранее показывали

это, потому что, скучая миром, нападали загонами на украинские села. Соображая все,

чтб может последовать в ближайшем будущем, Хмельницкий решился продолжать

свои сношения с Турцией).

Гетман послал в Константинополь какого-то полковника с предложением союза и с

просьбою воспретить татарам набеги на Украину. Козацкий посланник ласкал турецкое

правительство надеждою, что Украина будет находиться йод покровительством Турции.

•

Обрадованный этим, визирь послал в Чигирин чауша Осман-Агу, который привез

Хмельницкому в подарок турецкую саблю с рукояткою слоновой кости, знамя с

изображепием луны, гетманскую булаву, осыпанную каменьями, лакомств в мешках:

изюма, фиг, миндаля и шафрана, и грамату в которой Хмельницкий титуловался князем

Украины. Прием турецкого посла происходил 30-го июля. Чауш предлагал помощь

против поляков сто тысяч войска, кроме орды, и потомственное княжество в Украине,

если только Хмельницкий вполне признает себя под покровительством султана.

Хмельницкий, с своей стороны, уступал в таком случае в полное владение Турции всю

землю по Днестру и, в том числе, Каменец *); козаки обязывались, в отношении

Турции, помогать войною и преимущественно не допускать донских и других Козаков

пиратствовать на Черном море. Визирь писал, что гетман с козаками будет в особенной

чести пред прочими подвластными Турции назарейской веры вельможами, и что

татары не посмеют более делать насилия Украине 2).

Еще султанский посол находился в Чигирине, как 2-го августа к гетману прибыли

послы от вернувшагося из плена гетмана Потоцкого. Они приехали уговаривать

Хмельницкого воевать Москву и были свидетелями его сношений с Турцией. Угостив

их обедом и, по обыкновению, подвыпивши, Хмельницкий говорил им:

«Ни король, ни Речь-Посполитая не может меня принуждать ни к какой службе; я

себе волен — кому захочу, тому и послужу. Мне турецкий царь поможет, московский

тоже; все орды со мною постановили договор. Не то, что Польскую Корону —

Римскую империю кому захочу, тому и отдам. Если ляхи

') Annal. Polon. Clim., I, 188.—Woyna dom. Ч. 2, 5.—Ojcz. Spominki, II, 107. 2)

Малорос. переп. хранящ. в Оруж. пал., 3.

363

двигают свое войско, так ведь и я свое двину, и тогда те, что там живут, прежде

войска своею жизнью заплатятъ» 1).

Старик Кисель, узнавши в пору о начавшихся сношениях с Турциею, клонящихся к

отдаче Украины под власть султана, так испугался, что, по словам польского историка,

чуть не умер 2). Он отправил к Хмельницкому брата своего Юрия и тот прибыл в

Чигирин на другой день после беседы гетмана с послами коронного гетмана.

Козацкий гетман был взбешон: ему только-что донесли, что Потоцкий стал с

войском на границе Украины, и жолнеры врываются за черту в козацкую землю йод

видом укрощения непокорных хлопов. Хмельницкий встретил Киселя этими словами:

«Здравствуй! я принял уже турецкую протекцию!»

«Ваша вельможность!—вскричал побледневший Кисель: — если для тебя ничего не

значит погибель Речи-Посполитой и самого короля твоего, то ради православной веры,

которую мы исповедуем, ради свободы... неужели думаешь, что турок будет хранить

драгоценный завет веры и свободы? Если ты хочешь вступить с турками в какое-нибудь

сношение, то найди предлог удержать до времени посла, и спроси совета у короля,

открыв ему искренно предложения турецкого двора».

«А что мне делать,—сказал Хмельницкий,—когда ляхи ищут моей погибели! Ваши

несправедливости, ваши тайные козни вынуждают меня искать защиты у турковъ».

Кисель хотел доказывать, но бешеный гетман прервал его и закричал:

«Не тильки Украину, Польщу всю и Рил и папежа завоюю, та туркам отдам!»

Кроме Киселя, здесь стояли депутаты от разных украинских владельцев; они

приносили подарки Хмельницкому и просили у него укрощения непокорных хлопов.

Хмельницкий заметил, что проговорился и пришел в большую досаду, которую готов

был излить на все окружающее.

«Это изменники, это шпионы!»—кричал он:—они пришли подглядывать за мною».

Он обратился к Выговскому и, указав на Киселя, сказал:

«Повесить его!»

Потом обратился к депутатам и прибавил:

«Утонить их!»

Гостей увели. Гетман пил еще с досады, бесился, наконец упал и заснул.

Проснувшись, он вспомнил о своей горячности и первый вопрос его был:

«А що, живый Кисель! Позовите его!

Жена Хмельницкого и Выговский, зная, что вспыльчивый гетман часто в минуты

гнева давал приказания, о которых жалел после, не исполнили его приказания. Кисель

вошел к гетману; Хмельницкий просил у него про-

*) Jak. MichaJ. Xiega Pam., 554. 2 i Histor. Jan. Kaz., I, 118.

364

щения. «Я вчера с досады напился, — сознавался он, — и совсем обезумел!»

Кисель простил ему вспышку, продолжал уговаривать не знаться с неверными и

просил приехать на совещание с митрополитом и киевским воеводою. Гетман

рассыпался в уверениях, но тем не менее отправил чауша с особенными знаками

признательности и расположения к султану 1).

Сблизившись с турецким двором, Хмельницкий был тогда в состоянии действовать

на подручника Оттоманской Порты, хана крымского, и разорвать союз крымцев с

Польшею. Он начал с того, что вместо Москвы направил татар па Молдавию.

Молдавский господарь, обязанный в 1648 году спасением Хмельницкому, дал

обещание выдать за Тимофея Хмельницкого дочь свою (домну-Локсандру т.-е. госпоясу

Александру:—m-me Alexandrine) 2), называемую в источниках Домною Розандою, но

это обещание было неискренно; сначала господарь отказывался под благовидным

предлогом, что не смеет на это отважиться без позволений Турции: а когда

Хмельницкий истребовал не только позволение, но и приказание турецкого двора на

этот брак, тогда Лупул сблизился с поляками и начал тайно действовать ко вреду

Хмельницкого. Сама невеста, если верить украинскому историку, любила Тимофея, а

если верить польским летописям, то предпочитала козаку Димитрия Вишневецкого,

молодого и ловкого кавалера, который, слыша о её красоте, явился в Яссы под чужим

именем и познакомился с княжною очень романически. Неизвестно—действительно ли

понравился домне Локсандре князь Вишневецкий, но Лупул находил более удобным

отдать ее за него, чем за Хмельницкого. Уже старшая дочь его была за Радзивиллом;

отдав другую за Вишневецкого, он вступал в родство с двумя знатнейшими фамилиями

Речи-Посполитой. и мог надеяться иметь всегда сильную опору в Польше, которая,

несмотря на временный упадок, все еще, как казалось, могла снова сделаться

могущественною державою. Хмельницкому очень не понравилось, когда он узнал, что

Лупул принимал радушно панов, возвращавшихся из крымской неволи, заискивал

расположения гетмана Потоцкого, давал полякам деньги на войско. Раздосадованный

двоедушием Лупула, Хмельницкий написал ему: «если ты не отдашь своей дочери за

моего сына, то я пошлю к тебе сто тысяч сватов.» Хмельницкий жаловался турецкому

посланнику, что господарь перехватывает его граматы, посланные к турецкому двору и

передает их польским панам, уверял, что господарь надеется на Радзивилла, хочет

отложиться от Турции и воевать против неё. С своей стороны, и турки сообщали

Хмельницкому явные доказательства зложелательства к нему господаря. Неверным

хотелось, по мнению современников, стравливать меясду собою христианских соседей,