Осколки (СИ)

— Милая, подожди… я — пас. Отдохнуть…

Кара улыбнулась, но осталась на Кэлен, только приподнялась, упершись локтем в диван. Заглянула в лицо — словно осветила его солнцем своих глаз. И спросила… нет, озвучила удивляющее её:

— Ты на меня не сердишься…

— Нет, — Кэлен закрыла глаза, расцветая улыбкой, провела ладонями по спине Кары. — Уже нет, радость моя. Да я и злилась-то не на тебя. На твои слова, на то, что ты нарушила наш договор — да, злилась. На тебя — нет, — переместила руки ей на шею, потянула к себе, подставила свою шею её губам. Промурлыкала, улыбаясь еще шире, еще счастливее: — Я люблю тебя.

Кара добралась до мочки её уха, прикусила легонько, отпустила, уронила голову на подушку рядом, прижалась к нему, уху, губами, шепнула едва слышно:

— Я боялась, что уже нет…

— Дурочка, — Кэлен притиснула ее к себе. — Как тебе только в голову такое пришло, а?

— Тебе было хорошо с Мэйсон…

— Да, — Кэлен решила не врать. Зачем? Это будет подло по отношению к Каре, она ведь, Кара, честная, не так ли? И, с точки зрения Кэлен, имеет право на ответную честность. Да, Кара нарушила договоренность, не удержалась, подсматривала — а кто бы, черт возьми, удержался? И в любом случае, это же не про честность, Кара ведь не обманула, нет — просто проявила слабость. И Кэлен, не раз спрашивавшая себя в эти дни, — а смогла бы она, сама Кэлен, удержаться на месте Кары? — честно отвечала себе: нет, не смогла бы. Она тоже не настолько сильная. Так что теперь она понимала Кару, и оправдывала её. И не желала ей врать, категорически! — Да, мне было очень хорошо с Мэйсон. Но это ведь просто секс, милая. При чем тут любовь? — Кэлен повернула голову, попав кончиком носа точно в губы Кары. Тут же получила в него, в кончик, поцелуй. Хихикнула — то ли от этого поцелуя, то ли скрывая смущение. — Ты ведь права была, моя радость, называя меня… мм… блядью и шлюхой…

— Кэлен! — Кара вскинулась, рывком поднимая голову, придавливая Кэлен сильнее к дивану.

— Ох, — Кэлен рассмеялась. — Полегче, милая, расплющишь же.

— Кэлен, я не была права! — Кара смотрела ей в лицо, смотрела виновато и, в то же время, укоризненно. — Мне очень стыдно за те мои слова, очень! Я…

— Тссс! — приложила к губам указательный палец. — Кара, послушай… тшшш, ну послушай же. Ты была права. Вот это тело, — Кэлен пошевелилась под Карой, видимо, чтобы Кара совершенно точно поняла, о каком именно теле идет речь. Прищурила сияющие глаза, поманила её, недоуменно хмурившуюся, к себе все тем же указательным пальцем, сообщила заговорщицким шепотом: — Мое тело, милая, оно и правда шлюха.

— Что?! — Кара, секунду назад склонившаяся, теперь отпрянула, смотрела на Кэлен недоверчиво, будто не могла понять, что же происходит — то ли любимая шутит, то ли откровенно издевается над ней, над Карой. Кэлен попыталась придать лицу серьезное выражение — получилось плохо, из рук вон, ибо мешали веселившиеся, искрящиеся просто глаза, но она старалась, старалась хотя бы сдержать улыбку. Это тоже не удалось, и Кэлен, с этой вот улыбкой — до ушей, ей-богу — подтвердила:

— Да, милая, правда! Мое тело, оказывается, — настоящая ненасытная шлюха. Или шлюх? Ему все время мало, оно все время хочет другое тело, — и погладила Кару ладонями по плечам. — Вот это. Твое. Мое тело сходит по твоему с ума, оно его жаждет, не может им насытится, и правда в том, что ему все равно, кто там за пультом управления — ты или Мэйсон. Телу на это плевать. И ни голова, ни сердце не могут его вразумить, увы… — Кэлен снова устроила ладони на шее слушающей с все возрастающим изумлением Кары. — И знаешь, что я тебе скажу, радость моя? Если бы у Мэйсон было другое тело… ну, ты понимаешь… понимаешь же? Да, если бы она выглядела иначе, я бы на нее не повелась.

— Серьезно? — Кара все также недоуменно хмурилась, но на губах появилась - нет, не улыбка, намек, обещание улыбки.

— Абсолютно. Она совсем не мой типаж, категорически. Слишком закрытая, холодная, жесткая даже, — Кэлен все-таки покривила душой, но немного, совсем капельку же, ну! На самом деле теперь она не считала Мэйсон такой уж однозначно холодной и жесткой, нет. С чувствами у Мэйсон не все ладно, правда. Выражение эмоций под запретом, да. Сдержанность, возведенная почти в абсолют — тоже верно. Но… все это ведь не вина Мэйсон, скорее уж, её беда. И в ней, в Мэйсон, совершенно точно есть теплота, которой она, кажется, сама пугается. И сопереживать она способна — Кэлен видела это, да что там, на себе ощутила. И не сомневалась, что Мэйсон может любить — и сама нуждается в том, чтобы её любили. Просто — все это она, Мэйсон, задавила. Убедила себя, что ничего такого ей не нужно, искренне верит в это — и Кэлен даже жалела Мэйсон. Тоже абсолютно искренне. Однако сообщать сейчас эту правду Каре не захотела. Бог знает, отчего. Может, испугалась. Да, точно, она, Кэлен, боялась ранить Кару. А потому вновь покривила душой: — Это не то, что я могла бы полюбить.

— Да? — Кара чуть расслабилась, будто бы обмякла, и глаза, хоть и смотрели все еще с сомнением, потеплели — словно солнце пробилось сквозь тучи. Кэлен провела кончиками пальцев по её щеке:

— Да, моя радость. Вот ты — совсем другая. Тебя я люблю.

Кара улыбнулась, отвела взгляд в сторону… вдруг, словно решившись, посмотрела Кэлен прямо в глаза:

— Невероятно. Знаешь… я уже и не верила, что мне повезет встретить того, кто полюбит меня. Кого-то, кто не испугается, узнав, какая я… на самом деле.

— Глупышка… если узнать, какая ты на самом деле, невозможно тебя не полюбить. Категорически!

— Ты не объективна, — снова улыбнулась, очень смущенно, и все же отвела взгляд. — И ты ведь понимаешь, что я имею в виду… когда говорю «на самом деле», — покосилась на Кэлен. — Тебе не тяжело, кстати? По-моему, Мэйсон прибавила в весе. Джинсы я сегодня застегнула с трудом. Она, похоже, совсем тренироваться перестала, да?

— Нет, не тяжело, — Кэлен обвила руками её шею. — Мне хорошо, — и подкрепила свои слова улыбкой. — А Мэйсон сейчас не до тренировок… Расследование это… занимает все время. И едим мы что придется, когда придется… — вздохнула, нахмурившись. Кара тоже сдвинула брови. И губы, кажется, надула:

— Защищаешь её?

— Милая, не ревнуй, прошу тебя, — Кэлен потянула её к себе, потянулась к её губам. — Я люблю тебя. Тебя, моя радость.

Кара не ответила на поцелуй, дернула головой, словно норовистая лошадка, скатилась с Кэлен, повернулась на бок, спиной к ней, сжалась в комок. Прошептала с горечью:

— Да не ревную я. Кэлен, пойми… всегда же все ей достаются. А я… а мне всю жизнь перепадает то, что ей уже не нужно. Те, кто ей уже не нужен… Я будто всю жизнь подбираю… то, что она не доела…

— Кхм… — Кэлен тоже повернулась на бок, приподнялась, подперла голову рукой. И снова она не знала, плакать ей сейчас или смеяться? — Твое сравнение меня с объедком просто чудесно, милая…

— Чееерт, — Кара сжалась еще сильнее. Кажется, она-то вот точно готова была заплакать. — Прости! Я не имела в виду… не хотела… Прости.

— Я поняла, — Кэлен обняла её, тесно прижавшись к спине, зашептала на ухо: — Радость моя, теперь ведь все иначе. Теперь ты — первая, она — вторая. Ей перепало после тебя, не наоборот. Разве не так, ммм?

— Да, — согласилась Кара после долгого — очень долгого, как показалось Кэлен, — молчания. И вздохнула. С облегчением — если, опять же, Кэлен это не почудилось. — Ты права, любимая. Теперь я первая, — повернулась на спину, глянула в глаза нависающей сверху Кэлен. Улыбнулась слабо, будто бы виновато и очень грустно: — Жаль, не могу быть единственной.

— Да, — Кэлен склонилась, поцеловала её губы. Губы подрагивали, все норовили скривиться, разъехаться, предвещая слезы, и Кара их — и губы, и слезы — сдерживала. Кажется, даже силилась улыбнуться. Кэлен снова поцеловала её: — Жаль. Очень. Но, знаешь, ты ведь… на самом деле, для меня ты все равно — единственная.

Кара все-таки улыбнулась. И слезы все же заблестели в глазах, и Кара, прошептав: «Спасибо тебе», повернула голову, пряча их, эти слезы, от Кэлен, молча уставилась в окно, чуть светлеющее там, на противоположной от дивана стороне. Кэлен прикоснулась губами к её щеке, легла, просунув руку ей под шею, зарылась лицом в растрепанные волосы на затылке.