Пятьдесят оттенков хаки (СИ)

Маша встрепенулась, бросилась к вешалке и заскулила как побитая собака. Ей помогли одеться и, поддерживая, довели до машины.

У входа в реанимационное отделение из угла в угол метался капитан милиции. Он нервно потирал руки и разговаривал с врачом по-деловому.

– Сергей Николаевич, как состояние мальчика?

– Без изменений.

– А прогноз?

Медик развел руки в стороны и пожал плечами.

– Мне для протокола нужны показания ребенка.

– Пока он под действием препаратов и в ближайшее время вряд ли будет в состоянии отвечать на ваши вопросы. Не факт, что он вообще сохранит ясность ума. Ребенок слишком долго был без сознания.

– То есть?

– Серьезное нарушение функций мозга… – он оглянулся и перешел на шепот. – Вполне может перестать осознавать себя. Жить будет, а вот понимать происходящее вряд ли…

– Все так серьезно?! И как скоро это прояснится?

– Когда он хотя бы придет в себя. Кстати, кто его так?

– Один малолетний урод. Учительница заболела, вот дети и остались без присмотра. Болтали возле класса, как водится, подкалывали друг друга, хохотали. Проходивший мимо старшеклассник в кованых бутсах решил, что смеются над ним. Развернулся и со всей дури шарахнул ногой по голове первого попавшегося. Им оказался Миша. Падая, ударился головой о бетонную стену. В медицинском кабинете, как назло, никого не оказалось. Пока вызвали скорую, пока приехала бригада… – он замолчал, заметив Машу, и посторонился.

Бледная, без кровинки в лице, она едва переставляла ноги. Медсестра пояснила: «Действие укола». Врач и следователь с пониманием кивнули и усадили ее на кушетку.

– Не стану скрывать, Мария Андреевна, состояние вашего сына критическое. В сознание он пока не приходил. Скажу честно: не уверен, что это пройдет скоро и тем более бесследно для мозга.

– В каком смысле? – женщина с надеждой посмотрела в глаза человеку, в руках которого была жизнь ее мальчика.

– В самом прямом. Последствия могут быть непредсказуемые, вплоть до самых худших.

– Что это значит? – мать вцепилась в руку медика, ловя каждое слово. – Что может случиться?

– К сожалению, все уже случилось, – горько вздохнул он.

– Сергей Николаевич, скажите правду.

– Он может утратить… мозговую деятельность.

– То есть?

Глаза женщины едва не лопнули от напряжения. Она зажала руками рот, сдерживая крик. Врач прижал ее лицо к своей груди и стал успокаивать, гладя по голове.

– Успокойтесь, вы сильная и мужественная женщина. Произойти может всякое, – с горечью подтвердил он. – Никаких гарантий. Это – мозг. Он преподносит много сюрпризов. Мы как-то делали об этом передачу. Помните?

Маша судорожно всхлипнула. Сестра протянула ей воду.

– И что теперь делать? – одними губами прошептала она.

– Ждать. Древние говорили: время – лучший советчик. Положительный исход вполне возможен. Полагаю, что так оно и произойдет – организм молодой, здоровый. Будем надеяться.

Маша, наконец, заметила следователя.

– А вы здесь зачем?

– Снять показания, – растерялся страж порядка.

– С кого?

– С вашего сына, – закашлялся тот, – когда он придет в себя.

– Он придет, – убежденно заявила мать и посмотрела милиционеру в глаза. – Кто это сделал? Муж?

Поначалу последнее уточнение поставило следователя в тупик. Привыкший к любому развитию событий, он не удивился и лишь почесал затылок. А потом рассказал, что виновник – мальчик из очень неблагополучной семьи. Отец – надзиратель в колонии. Мать лишена права голоса. Дома – настоящая тюрьма. Дети – несчастные и болезненно неуравновешенные, состоят на учете у психиатра.

– А почему они учатся не в спецшколе?

– В гарнизоне такой нет. Будем решать, – обнадежил капитан. – Если ничего не случится…

– Уже случилось, – перебила его Маша. – Чего еще ждать?

– Товарищ капитан, займитесь текущими делами, – оттеснил служивого врач. – Когда ситуация прояснится, вам непременно дадут знать.

– Можно мне к сыну? – умоляюще скрестила руки Маша.

Медик, сожалея, покачал головой: «Не сейчас – он в реанимации. Только не плачьте – обещаю что-нибудь придумать». По лицу журналистки ручьями струились слезы. Сжатые кулаки побелели от напряжения. Она монотонно стучала ими по коленям. Врач подал знак медсестре, та понимающе кивнула и принесла шприц.

К счастью, в небесной канцелярии от Маши не отвернулись и впервые за долгие годы протянули ей руку помощи. Когда врачи уже не решались делать никаких прогнозов и прятали от измученной матери глаза, Миша стал понемногу выкарабкиваться. Сергей Николаевич позволил ей поселиться в палате сына. Маша брала в руки его ледяную ладошку, прикладывала ее к побелевшим губам и до хрипоты шептала ему о планах на будущее. Иногда ей казалось, что ресницы мальчика подрагивают как-то особенно. Тогда Маша сжимала кисти его рук и начинала в сотый раз пересказывать истории из детства. Шло время. Миша в себя не приходил, но результаты томографии уже позволяли надеяться на положительный исход. Так продолжалось еще несколько дней. Маша свято верила, что ее мальчик все слышит и помнит, просто его обессилившему мозгу требуется небольшая передышка.

Не выдержав многодневной гонки и бессонных ночей, как-то под утро изнеможенная от усталости она прикорнула у его изголовья. Именно в этот день Миша пришел в себя. Он открыл глаза и в недоумении оглядел палату. Юный организм, наконец, окончательно победил в этой затянувшейся гонке. Мальчик испуганно покосился и, видя родное лицо, облегченно вздохнул. Он вытащил из-под одеяла руку и осторожно погладил поседевшие виски матери. Маша вздрогнула, открыла глаза и испуганно оглянулась. Казалось, это было прикосновение ангела. Не сразу догадавшись, что произошло, она посмотрела на сына и утонула в бездонной синеве его счастливых глаз.

Уже через сутки она добилась разрешения забрать Мишу. Сергей Николаевич, заметно нервничая, возразил:

– Куда вы собрались? Завтра вам дадут направление в область. Я категорически возражаю против поездки к бабушке. Неизвестно, как ребенок перенесет дорогу. На мой взгляд, он пока очень слаб.

Маша упорно стояла на своем:

– Вы же говорите, что в городе нет детских специалистов.

– Да, но в областном центре есть!

– Мамины врачи лучше!

– Откуда вы знаете? Вы же не медик.

– Я – мать! – запротестовала женщина. – И помню, как там спасли Мишу, когда областные специалисты бессильно развели руки и отказались делать операцию. Или вы забыли?

– Почему же, помню, но и про клиническую смерть тоже не забыл!

– Она случилась не по вине маминых врачей, они его как раз спасли!

– Пусть так, но сегодня, к счастью, другая ситуация, – заверил медик. – Ребенок все понимает, всех узнает. Он обязательно заговорит. Дайте время! У него сильнейшее сотрясение мозга. И стресс.

– А в палате всего плюс девять! Больные мерзнут!

– А вот это не по вине госпиталя. У нас нет своей котельной, весь город мерзнет, – вздохнул врач. – Чем тратить деньги на дорогу, купите лучше Мише соков и фруктов, – он горько усмехнулся. – Сказал «купите» и самому стыдно стало. На какие шиши? У вас есть хоть какие-то деньги? Вам, наверное, тоже не выдают довольствие?

– Третий месяц, – кивнула Маша, пряча слезы.

– Ну, и как же вы его повезете? Деньги есть только для нужных людей и выдаются они исключительно по распоряжению Митрофанова.

– Я сумею ему все объяснить, – заупрямилась журналистка.

– И все же давайте отправим мальчика в область.

– Нет, повезу его к матери!

– Черт с вами! – не удержался врач. – Пишите расписку, что вы предупреждены о последствиях, – он нервно протянул лист бумаги и достал из бумажника несколько мятых купюр. – Вот, все, что у меня есть. Не хватит даже в один конец, но больше предложить не могу.

Смахнув слезы, Маша с благодарностью посмотрела на медика и потянулась за ручкой. От денег она категорически отказалась, заверив, что Митрофанов непременно поможет – командир знает цену горю.