Пятьдесят оттенков хаки (СИ)

– Слушай, эй, как там тебя…

– Рядовой Пичужкин!

– Тут, понимаешь, такое дело…

– Что случилось, товарищ капитан?

– Понимаешь, Птицын…

– Пичужкин, товарищ капитан!

– Без разницы! Беда у меня, Воробьев: уронил пистолет. Выручи – достань. Слазь.

– Пичужкин я, товарищ капитан! – поправил боец, недоумевая. – Куда слазить-то?

– Да, вот туда, в очко, – указал маршрут Бедоносец.

– В дерьмо что ли? – отшатнулся в испуге рядовой и на всякий случай спрятался за деревом. – Даже и не просите!

– Да чего тут такого? Никто и не увидит. Я сейчас принесу веревку, обвяжу тебя и потихоньку спущу вниз.

– Не смогу! – задыхаясь от тошноты, отказался солдат.

– Дам трешку!

– Нет…

– Пятерку! – повысил ставку капитан.

– Спасибо, нет.

– Десятку! Но, извини, только завтра, у меня с собой всего лишь рубль. И стрельнуть не у кого, воскресенье ведь.

В глазах засомневавшегося, было, служивого столбиком сложились заветные цифры, но при последнем уточнении результат обнулился: вышеупомянутая сумма была смехотворно мала в сравнении с трудностями малоприятной экспедиции. Выполнит ли Синяк свое обещание завтра, было неясно, а рисковать приходилось уже сегодня. Воин недоверчиво посмотрел на офицера и на всякий случай отступил еще на пару шагов.

– Нет, товарищ капитан. Деньги вперед!

– Да чего там мочь? – напирал дежурный. – Тебе же не придется нырять в выгребную яму. Ты маленький, справишься и на весу.

Прикинув все «за» и «против», Пичужкин ретировался.

– Ну и хрен с тобой! – в сердцах чертыхнулся Синяк. – Сам достану.

Он принес веревку, разделся по пояс, разобрал настил, положил поперек бревно, привязался к нему и, перекрестившись, сиганул вниз. Задыхаясь от вони и приступов рвоты, капитан судорожно шарил по дну. Наконец, его руки нащупали пистолет. Бедоносец от радости едва не расцеловал оружие и попытался подтянуться, но выбраться не сумел – руки беспомощно скользили по веревке. Как назло именно в это время с проверкой в часть приехал Надеждин.

– Где дежурный? – поинтересовался он у сержанта.

– По нужде отлучился, товарищ полковник, – не моргнув глазом, отрапортовал тот.

Командир, прохаживаясь по старту, стал ждать. Прошло десять минут – офицер не появился. Теряя терпение, Надеждин посмотрел на часы.

– Кто сегодня дежурит?

– Капитан Синяк!

– Твою мать! Показывай, где он!

Подбежав к туалету, они увидели аккуратно сложенную форму и услышали вопли о спасении. Заметив в выгребной яме Синяка, командир, скрывая приступ тошноты, колко уточнил:

– Что вы тут делаете, капитан? Ищите очередной труп?

– Никак нет, товарищ полковник! Погон уронил…

– Ой, ли? – Надеждин заметил в руках горемыки оружие. – Не вздумайте салютовать, – прошипел он и приказал сержанту: – Достаньте его!

Служивый, заткнув нос и едва сдерживая рвоту, с ненавистью протянул капитану руку. Командир стремительно удалился. Выбравшись из отхожего места, Синяк сполоснулся, натянул форму и бросился вдогонку за командиром.

Учиненный полковником разнос полезен был хотя бы уже тем, что лучше всякого лекарства избавил Синяка от острого физического недомогания…

Олег, смеясь, успевал все же следить за дорогой. Никита смахнул с глаз слезы и жестом попросил пощады. Маша улыбалась. Она и сама с большим удовольствием слушала рассказ мужа.

– О похождениях нашего Синяка можно рассказывать часами. К примеру, перед пуском он умудрился даже полетать.

– На дельтаплане что ли? – удивился оператор.

– На страховочном поясе. Правда, «низэнько, низэнько».

Пассажиры авто приготовились слушать очередную байку.

…Перед пуском время спрессовано десятикратно, и цена любой ошибки чрезвычайно высока. Во время работ на стартовом комплексе в особом почете смекалка и профессионализм. Синяк старался помнить об этом, но по нерасторопности то и дело влипал в неприятные истории. На сей раз, работая на колонне обслуживания, он обнаружил чужой недочет. Внизу проходил Тополевский.

– Андрей, глянь-ка, что твой Коровкин учудил.

– Ну что там еще? – задрал тот голову вверх.

– Он кабель к борту ракеты неправильно подстыковал!

– В каком смысле?

– Закрутил его вокруг поручня фермы обслуживания.

– И что теперь?

– Не развести колонны! При отходе от ракеты они вырвут кабель из бортового разъема. А до разведения минуты три, не больше.

Тополевский живо представил картину происшествия. В лучшем случае произойдет срыв пуска в назначенное время. В худшем – ракете грозит серьезная поломка. Решение пришло, как озарение: «Мишко, надо пилить поручень!» Синяк пулей слетел с колонн, сбегал вниз, на уровень шестого подземного этажа, за ножовкой по металлу, словно на крыльях взлетел по ферме вверх, на уровень пятого этажа, и, перепилив ограждение, освободил злосчастный кабель. Успев до назначенного времени, капитан просиял от радости: он сам от себя не ожидал подобной прыти. «Мишко, ну ты – гигант. Спасибо!» – поблагодарил снизу Тополевский, с восторгом наблюдавший за молниеносными перемещениями обычно неуклюжего сослуживца.

Михаил, стоя наверху, чувствовал себя героем. Он удовлетворенно вытирал пот со лба и упивался собственной значимостью. Однако на купание в лучах славы ему были отпущены короткие мгновения: началось разведение колонн. Обычно этой операции предшествует проверка отсутствия людей на колоннах. Сегодняшний день не был исключением. Но во время проверки Синяк бегал вниз. После соответствующего доклада о готовности начальник стартовой команды приступил к разведению колонн, не подозревая, что Синяк уже наверху. Едва колонны тронулись, ноги капитана поползли в стороны, и через мгновение он повис над землей на страховочном поясе, предусмотрительно закрепленном за исправный поручень. Округу огласил звероподобный рев. «Эй, вы там, внизу! С ума что ли посходили?» – истошно орал Михаил, поминая всуе Коровкина, свою и чужую матерей, а заодно и всех святых вместе взятых. Уста горе-героя изрыгали такие перлы, которые рождаются в воспаленном мозгу человека только в момент смертельной опасности.

Надеждин, воспитывавший коменданта стартовой позиции, услышал и по достоинству оценил тираду Синяка. Знающий толк в подобной лексике полковник обернулся в поисках исполнителя. Заметив парящего в воздухе капитана, он скрестил над головой руки. Начальник стартовой команды жест понял и моментально остановил разведение колонн. Заранее зная ответ, командир все же уточнил:

– Ну, и кто это там надрывается?!

– По-моему, Синяк.

– Бедоносец, твою мать! Живо ко мне его!

Тополевский замолчал, переводя дух. Экипаж «Волги» весело переглянулся. Маша что-то пометила в блокноте.

– Бедняге доставалось и за разгильдяйство, и за геройство, – пожалел офицера Никита. – А поощрения-то у него были?

– Конечно… в виде снятия ранее наложенных взысканий.

– Андрей Васильевич, а что за «Кулибина» вы упомянули? – уточнил Олег. – Не с Пушкинской ли? Из промыслов что ли?

– Это вряд ли, – задумался Андрей. – Тот был из солдат…

…В рабочей комнате в глубине стартового сооружения до головокружения пахло спиртом. Офицеры выливали его ведрами в специальные нержавеющие емкости, чтобы с помощью обычной ветоши промывать в нем «рукава» и фильтры системы заправки, таким образом, обезжиривая их. Это малоприятная, физически тяжелая и в буквальном смысле опьяняющая своими парами работа нравилась немногим. Но выполнять ее было необходимо, потому поручалась она самым надежным. Время от времени работавшие растирали коченеющие ладони, согревая их собственным дыханием.

– Вроде и не употребляем, а голова трещит, как с похмелья, – посетовал Тополевский.

– Андрей Васильевич, ты-то откуда о похмелье знаешь? Ты же у нас непьющий, – удивленно посмотрел на подчиненного Крючков.