Вечно 17 (СИ)

Подруга отмахнулась.

– За это время мы купим себе квартиру или дом, обустроимся и заведём собаку. Все как я мечтала, – воодушевленно говорит Роуз, поправляя серое пальто. Мое сердце готово взорваться. В её планах нет для меня места, и это обидно. Надеваем маску равнодушия. Вдруг невольно я вспоминаю об Эрике. Меня словно выжали, как апельсин. По спине прошёлся холодок. Думаю: сказать Роуз или не тревожить перед долгой поездкой? Но все же, лучше сказать, не то я взорвусь от своих переживаний.

– Ро, мне нужно тебе кое-что сказать… – хочу выговориться я, как тут миссис Фишер подходит к нам и хватает дочку за руку.

– Рэйчел, дорогая, сфотографируешь нас всей семьей, ладно? – она бросает в мои руки фотоаппарат и тянет на себя свою дочь. Я поджала губы.

Скотт с Роуз встали посередине, а родители по краям. Мать обнимает дочь, а отец будущего зятя. Подставляю аппарат к лицу и говорю: «Скажите „сы-ы-ы-р"».

– Сы-ы-ы-ы-р!!! – в унисон кричат они, и я успеваю сделать пару тройку снимков. Все начали аплодировать и ликовать. Я отдала фотоаппарат обратно Реджине, которая обещает отправить снимки по почте. Скотт смотрит на наручные часы, а затем заявляет:

– Ну что ж, нам уже пора.

– Да-да, давайте! – поддерживает его мистер Фишер, потеряв ладонь о ладонь. Все энергично начали что-то делать, и лишь я стою, как столб и молча смотрю на всю эту суматоху. Реджина допрашивает дочь о вещах, которые она взяла или забыла, а подруга ей кивает. Скотт обнимает отца своей девушки и радостно улыбается. Наблюдая за всем этим, мне становится невыносимо тоскливо и одиноко. Я тут лишняя. Ненавижу это чувство. Затем брюнет подходит ко мне и крепко обнимает, я отвечаю ему тем же.

– Передай Эрику, что мы ждём вас в гости, – шепчет мне на ухо Скотт. Я сглатываю комок боли.

– Увы, но это вряд ли… – парень отодвигается и вопросительно смотрит на меня. – Мы расстались.

– Что? Почему?

Я пожала плечами, а затем отвечаю:

– Он совсем изменился. Курит, пьёт, не выходит на улицу. Эрик бросил меня, чтобы не делать мне больно. Бред какой-то, – я неловко засмеялась. Скотт снова обнял меня.

– Не расстраивайся, все ещё наладится, вот увидишь. Он вновь станет прежним. Ему нужно время.

Мы улыбаемся. Я вдруг ощущаю какую-то легкость. Да, мне были необходимы эти слова и объятия. Мне была нужна эта поддержка, не то бы я сошла с ума. Внутри все перевернулось. Меня сломали, как какую-то игрушку и скоро выбросят на помойку. Спустя мгновение, я уже нахожусь в объятиях Роуз. Мы обнимаемся так крепко, как это только возможно. Наши кости вот-вот рассыпятся, но нас это нисколько не пугает. Эти несчастные минуты прощание стали для меня целой вечностью. Так сложно отпустить её руку и сказать «прощай». Просто-напросто невозможно.

– Я люблю тебя! Мы скоро увидимся! – почти кричит мне в ухо Роуз. Мы с ней качаемся в разные стороны, словно кружимся в вальсе. Слышу, что Реджина фотографирует нас, повторяя «мои девочки…».

– Пусть все это будет сном… – молю я, на что подруга звонко смеётся.

– Мы будем созваниваться, переписываться…

Она все ещё пытается найти плюсы? У неё выходит четно. Что может в этом переезде хорошего? Ни-че-го. Мне видимо суждено каждый день кого-то терять.

– Я буду очень по тебе скучать. – говорю я, пустив слезу, затем вторую. Подруга гладит мою голову и молчит. Научитесь отпускать людей также спокойно, как это делают они. И заодно научите меня. Мое сердце бешено бьется в груди и вот-вот обещает выпрыгнуть. Как же это невыносимо…

Я выпускаю Ро из своих объятий и в последний раз смотрю в её красивые глаза. Она была моей лучшей подругой, есть и будет моей лучшей подругой. Это навечно. Роуз обнимает отца и они радостно визжат. Я отхожу в сторонку и начинаю протирать мокрое лицо. Подул холодный ветер. Вся кожа за мгновение стала гусиной. Я поправила куртку и воротник. Вижу, как Роуз и её парень садятся в машину. Ко мне подходят Фишеры. Реджина грустно улыбнулась мне, как бы говоря: «Нам тоже её будет не хватать», а потом начала махать рукой странникам; так и поступил её супруг. Скотт выехал со двора Фишеров и начал нам сигналить, а Роуз, высохнув руки в окно помахала нам в ответ.

– Господь Бог, пусть моя дочь будет счастлива, аминь! – помолилась вслух Реджина. На её глазах выступили слезы.

Я чувствую такую пустоту, что просто нельзя подобрать слов. В голове гуляют воспоминания, которые добивают меня. У меня ностальгия… Вспоминаю все своё детство с Роуз и начинаю рыдать. Увидев такую жалкую картину, мистер Фишер приобнимает меня за плечи. Вот и все. Она уехала. И её не вернуть назад.

***

Когда на улице начали мерцать звезды, я поняла, что уже надо бы вернуться домой к маме, чтобы с фальшивой и наигранной улыбкой сказать: «Хей, мамуль, может, завтра прям и поедем в Портленд?». Прошло ровно шесть часов тридцать четыре минуты и восемнадцать секунд как Роуз и Скотт уехали из Митсент-Сити на поиски своего счастья, лишив его тем самым меня. Все это время я бродила по закоулкам города, думая о вечных муках, Боге и Дьяволе, о смысле жизни. А что ещё остаётся делать одинокому человеку, когда ему грустно? Правильно, только добивать себя мыслями о смысле жизни, которого по сути и нет. Небо тогда было таким серым, что появлялось желание закрыть глаза и просто видеть чёрный фон, только бы не эту серую реальность. Каждый из нас хоть один раз пытался спрятаться от реальности в фантазиях, даже будь это ложью. Я успела забежать в книжный магазин, где как раз принимали новую поставку книг. На полках появились книги Хемингуэя, Кинга и Джона Грина. Выбор был богатым и таким сложным, от чего, в конце концов, мне ничего не удалось купить. Книги с витрин будто кричали: «Рэ-э-эйчел, купи-и-и нас, ку-у-пи-и-и нас», а я такая: «Обязательно, детки мои, я за вами ещё вернусь!».

Затем я прошлась по китайскому кварталу. Честно говоря, мне казалось, по названию, что на этой улице живут одни китайцы, но как вышло, в основном коренные американцы. Район беден. Многие дома больше похожи на сарай. Во дворе одного «сарая» стоял ржавый, весь покрытый мхом трактор прошедшего столетия, на котором сидели два мальчика. Один был темнокожим, другой был альбиносом. Парнишки сидели и жадно поедали (я не случайно выбрала выражение «поедали») чипсы. Они говорили о Иисусе Христе; тот, что был смуглым говорил «его не существует, Он – метафора», второй же утверждал обратное. «Иисус существует, и пусть никто его не видел, но зато избранным доводилось его почувствовать» – объяснял второй мальчик. Мне стала интересна эта тема, да так, что я аж задумалась. Так ужасно и печально, что нынешнее поколение, совсем ещё не пожив и не повидав мир, уже не верят в Него. Он есть. Я верю в это. Поэтому и сказала парнишке: «Мы не видим воздух, но дышим им; мы не можем потрогать музыку, но слышим её. Не отрицай существование Бога, пусть ты его и не видел. Он ведь верит в тебя». На тот момент моя душа была полна гордости и особым чувством, которое переполняло меня. Я словно была трехсотлетним монахом, который передал свои знания ученикам. С таким чувством я и покинула китайский квартал. Дальше ничего интересного – я просто ходила по городу без какой-либо цели. Деревья и столбы в центре все ещё были украшены белыми гирляндами; а после заката все озарилось светом – вывески, витрины, кафе и дома, транспорт. Словно в Митсент-Сити проходит карнавал, как в Рио-де-Жанейро, со всеми этими костюмами, платформами и мужчинами с маракасами. Порой, не намеренно, я смотрю на экран мобильника, в надежде заметить пропущенный вызов от Эрика, но это пустые надежды. Я ему не нужна. И как только в мою больную голову могла придти мысль, что меня кто-то может полюбить? Сейчас всплывают воспоминания о нашей первой встрече в кафе, о нашей встрече в автобусе, сходке, танец Эрика на вечеринке, драка, признание в любви, знакомство с Уильямом, первое свидание… Чувствую это… пустоту и непоколебимое одиночество. Господи, как же хочется сейчас зарыться в одеяло и громко-громко плакать. Вот иду сейчас по бульвару и вытираю горячие слёзы с щёк. Счастливые прохожие благо не замечают этого. Им плевать на меня и на мои переживания. Подумаешь, это ведь просто слезы… Подул тёплый ветер, и мои волосы, завязанные в неуклюжий хвост, принялись путаться; некоторые пряди просто-напросто вывалились из узелка. Вокруг много людей. Все они гуляют, смеются и элементарно радуются жизни, тем временем, как я пытаюсь просто не умереть от печали. Кто-то празднует день рождение, а я праздную ещё одну потерю, кто-то признается в любви, а я пытаюсь вычеркнуть из своей жизни эти чувства. Шаг за шагом, и мои ноги привели меня к кафе, где и произошла наша первая встреча с Нансеном. Я не должна останавливаться, но я останавливаюсь. Вот идиотка.