Вкус греха. Долгое прощание

Он вздохнул и стал раздеваться.

Митя совершил действие вполне хорошо, не наспех, Риточка с ее страстями раскачала его.

И тут он испугался: что за дурак! Неужели нельзя было предохраниться! Забыл! Идиот! А если она родит еще?

Риточка будто прочла его мысли, усмехнулась, щелкнула его смешливо по чувствительному месту и сказала: «Не бойся, я принимаю таблетки. Думаешь, мне охота рожать безотцовщину?»

И все-таки! — Зарыдала.

Ему пришлось утешать ее. Но чем он мог утешить? Надеждами? Не мог и не хотел.

Оставалось единственное средство, которое он и применил снова. Риточка, кажется, немного успокоилась, хотя сказала — останься. Все равно уже двенадцатый… Чего-нибудь наврешь… Он, может быть, уже бы и остался… Но мысль о Вере, которая одиноко бродит в чужой квартире, травила как ядом.

— Нет, Ритуля, мне нужно идти. В другой раз — останусь, даю слово.

Он оделся, а Рита так и осталась лежать — голая, расслабленная, не утерявшая желания. Он на нее старался не смотреть. Уже собрался уходить, чмокнув ее куда-то в нежное местечко, и вдруг вспомнил, что не отдал деньги. Вытащил из кармана и положил пачечку ей на грудь.

— Платишь? — лениво поинтересовалась она, посмотрела на деньги: — Хорошо, хоть дорого ценишь.

Он не принял этой полушутки: «Я принес для вас, для Анны, сразу забыл отдать. Ты скажи маме, не утаивай… Пусть знает, девочку я не брошу».

Раиса во дворе резалась с мужиками в карты и, как только увидела выскочившего из подъезда Митю, тут же рванула домой. Подскочила к закрытой двери Риткиной и зашептала: «Рит, можно, зайду?» Но оттуда не доносилось ни звука, и Раиса, пооколачивавшись возле нее и поругиваясь про себя, ушла спать. А так хотелось по горячим следам обсудить и папашу Анечкиного, и все-все.

Утром она вперлась безо всяких стуков.

Рита лежала на тахте, покрытая по грудь простыней, голая. «…Значит, было, — удовлетворенно подумала Раиса и сладенько спросила: — Риточка, кофейку тебе принесть?»

Та хмуро глянула на мать и процедила: «Принеси».

Раиса скоренько притащила кофе Ритке и чай — себе — пока не проснулась Анечка, успеть поговорить. А то проснется — сразу затребует то то, то это — с таким норовом девка растет! А папаня-то не поймешь какой… Ритка говорит на министерской дочке женился. Не гляди, что мал да тих, — в тихом омуте черти водятся.

Рита, глотнув кофе, чуток подобрела и сама первая спросила: «Ну, как тебе Митька?..»

Раиса не знала, правду ли говорить, нет ли?.. но решила — лучше правду, обсудить такое дело не щи хлебать! И она сказала: «Хлипковат, а вишь, сама ты говорила, что боек… Вы с ним вчера того?..»

— Этого, — отрезала Рита, злясь на весь мир: она думала, что Митя останется, рассиропился вроде бы, а он просто-напросто сбежал. Девку наверное завел, он на это дело прыткий.

Раиса обиделась. Какого рожна Ритке надо! Вчера Раиса употела на кухне, разготавливая всякие разности, а этой все не так. Сама мужика не удержала, а мать виноватая.

Но долго она молчать не умела и не любила, это умеет Ритка: молчит днями, ежели что не по ней. Раиса вернулась к животрепещущей теме: «Смотри-ка, Анечка его не приняла! Обижается на папаню! И шоколадку не взяла. Он тоже хорош гусь — ребенку ничего не принес! Я ж видела, как ты ту шоколадку ему сунула!»

Рита на это сама злилась и крикнула: «Да на фиг мы ему сдались! Он и пришел-то только из-за страха! Боится, сученок, что я кое-чего шепну на ушко его женушке!»

— А может, шепнуть? — спросила-подумала Раиса, — тогда ему деться некуда будет, суда припожалует.

— А на кой он нам! — заявила Рита, — у него ни кола, ни двора, он с юга откуда-то! Отовсюду выгонят, и ему — крышка!

— А он тебе-то чего-нибудь дал? — задала главный вопрос Раиса. Рита нехотя ответила:

— Дал, — порылась под подушкой, достала деньги и дала матери: — Вот, для Аньки… Распределяй, как знаешь.

— А себе-то, себе, оставила? — спросила заботливо напоказ Раиса, не столько беспокоясь о дочери, сколько желая узнать количество денег…

— Оставила, — нехотя откликнулась Рита и добавила: — Особо на него не рассчитывай. Он скоро опять туда уедет и неизвестно, на какой срок… Надо бы еще разок его ухватить — Анька ему, по-моему, понравилась, — она усмехнулась, — больше, чем я…

Тут затараторила Раиса: «Ой, мамоньки, я думала, об пол грянусь, когда их рядышком увидела! Ну копия дочка в папаньку! Я-то всегда Анатолию говорила, что, мол, в него, — ни зги не в него! Вылитая Митька! Как не понравиться! Анатолий потому и озлился так, — видит же, не слепой!.. А этот твой Митька — ничего из себя, только вот тощий…»

Рита усмехнулась, знала бы мать… Но ведь уедет — и все!

— А как Анатолий, — спросила Раиса, — не получшел?

— Да наплевать мне на него, — спокойно ответила Риточка, — он все равно от меня никуда не денется. Если в загранку пошлют, то только с женой, развода он как огня боится, разведенных не посылают никуда.

— Ну и позови Анатолия! — поучала Раиса. — Жратвы осталось — некуда девать! Приласкай. Чего вам ругаться? Все ж таки муж и жена — одна сатана.

— Я ему позвоню и кое-что скажу… — загадочно сообщила Рита. — А теперь иди, я посплю.

Мать подобострастно хихикнула и ушла, плотно закрыв за собой дверь. А за другой дверью уже криком надрывалась Анечка: «Баба! А-а-а! Иди!»

Такси как назло не было, и Митя метался по незнакомым улицам, костеря себя последними словами. Увидел бабу и про все забыл! Мог бы уйти раньше и не идти на поводу у сексуально озабоченной Ритки, но опять на него надавила, как и в Нью-Йорке, в их советской резервации. Просто вломилась к нему в квартиру… А он… дерьмо, слабак! Пусть бы Ритка орала и визжала, во всяком случае, неповадно было б в следующий раз… Следующего раза не должно быть, подумал он резко и тут же понял, что врет даже себе: он еще и еще будет приезжать к ним из-за этой девочки, так разительно похожей на него, и пытаться сделать из нее нормального доброго ребенка, как Митенька…

Ведь Нэля — не сахар, он — тоже, а Митенька растет просто святым. Анечка пока дичок, волчонок. А откуда ей взять доброту и все остальное подобное? От тещи-пьянчужки?.. А уж орут они друг на друга с Риткой только так! — дом трясется и, гляди, развалится! Ритка — бешеная.

Сейчас он не испытывал к ней ничего, кроме злости, — все-таки купила его на слабину… Ну, почему он такой? Откуда это?..

Такси нашлось, и он, плюхнувшись рядом с шофером, сказал: «Только по-быстрому, начальник!»

У своего дома он внимательно осмотрел окна — они были темны… Значит, Веры нет. Она уехала домой, и ему предстоит еще одно объяснение. Но завтра. А сегодня он ни о чем думать не будет — бухнется в постель и спать.

Открыв дверь ключом, он зажег в холле свет. В квартире стояла тишина, но он все-таки, ни на что, правда, не надеясь, позвал: «Вера!»

Через секунду на кухне зажегся свет, и она ответила: «Да».

Он кинулся на кухню, понимая, что хотел именно этого! Хотел, чтобы она была здесь! Что его мысли насчет «выспаться», были лишь ширмой, которой он прикрывал желание увидеть ее здесь и, — главное! — рассказать ей все. Всю правду. Кроме, конечно, «спанья» с Риточкой.

Она сама догадается и, он надеялся, простит.

— Вера, Вера… — шептал он, стоя перед ней на коленях, зарывшись в душистые складки юбки.

Она съездила домой, сварила на быструю руку брату суп-кондей, как они называли густую похлебку с мясом и овощами, и поменяла одежду.

Пусть Митечка немножко поволнуется. Оказалось, волноваться было некому. Она несколько раз звонила из дома — никто не брал трубку. Тогда она решила ехать: он же знает, что она придет!

Подходя к Митиному дому, вдруг засомневалась — не зря ли она так легкомысленно отправилась сюда? Мало ли что может вывернуть Митя? Она его уже знала чуть-чуть. Пометавшись по улице, решилась: если его не будет до двенадцати, она уедет, оставив ему записку, какую, — она еще не придумала, как раз собиралась писать и уезжать.