Земля несбывшихся надежд

Мама была мертвенно-бледной от злости. Она была так взбешена, что у нее тряслись руки. Ей девушка не понравилась с первого взгляда, и она оказалась права. Коварная женщина размахивает деньгами приданого, как красной тряпкой перед быком. Она переключилась на моего отца.

— Это все твоя вина! — закричала она без всякого основания. — Это ты подал ей такую идею, когда стал рассказывать о хорошем деловом чутье Лакшмнана. Почему ты не мог просто заткнуться? Ты же знал, что я рассказала им о пристрастии Лакшмнана к игре, чтобы отшить их.

Отец молчал, как и всегда. В его глазах читалось молчаливое согласие. Неужели он не знал, что именно этот его взгляд выводил маму из себя больше всего?

У Лакшмнана были свои соображения. Он добился двойной свадьбы. Это был ужасный день. Мама очень расстроилась. Она отказалась заколоть цветы в свои волосы, надела скучное серое сари практически без рисунка и стоила в стороне, напряженная и несчастная. Лакшмнан, который тоже выглядел далеко не счастливым, был угрюмым и неулыбчивым. Казалось, ему не терпится побыстрее покончить с этой церемонией. В тот вечер мать невесты тихо подошла к нему, чтобы деликатно сообщить, что в данный момент у них нет десяти тысяч, только три. В мягком освещении комнаты ее чернильно-темные глаза хитро блестели. Многие годы совместной жизни с заядлым игроком, игры в прятки с торговцем рыбой, мясником, пекарем, торговцем овощами и кофе научили ее многому.

— Мы отдадим вам оставшиеся семь тысяч, когда получим их. Наш кузен, у которого возникли финансовые неприятности, одолжил у нас эти деньги. Мы просто не могли сказать ему «нет». Вы ведь ничего не имеете против? — Ее интонация и дикция были безупречными. Должно быть, она была из семьи с хорошим воспитанием.

Конечно, Лакшмнан все понял. Он недаром был сыном своей матери. Остальное он получит в стране под названием «Никогда». Показался объемистый конверт. Бери наличные и откажись от остального. Его одурачили. Когда Лакшмнан это понял, кровь ударила ему в голову. Он женился на их уродливой дочери, и ему должны были десять тысяч. Все его тщательно продуманные планы, свое дело, сделки, которые он заключит… все порвано в клочья. В нем поднялось законное возмущение. «Нет, — хотел сказать он, — заберите свою уродливую дочку и приходите, когда у вас будет полная сумма приданого». Но мягкие невидимые нити, цепко опутавшие его, тянули и сдавливали грудь. Холодные фишки лежали в ожидании его, прищелкивая своими язычками и нашептывая: «Возьми нас, возьми нас. О, поторопись же».

Возмущение тем, что его надули, позволило Лакшмнану вырваться из дому и проиграть все деньги в один присест. А его жена, как он вскоре выяснил, далекая от того, чтобы быть счастливой на одном рисе и воде, рассчитывала, что ей придется отдавать свои сари только в химчистку. Такой подход поверг мою мать в шок, и даже отец поперхнулся своим чаем.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Печальная бабочка

Мама назвала меня Рани, чтобы я прожила жизнь королевы, но когда я была еще ребенком, мотылек печали опустился на мою щеку, и, хотя мама тотчас же его узнала и смахнула с криком ужаса, пылинки скорби с его мягких крыльев уже успели проникнуть в мою кожу. Эта пыльца была словно заклятие на моей душе, отпугивающее счастье и избирающее для моего несчастного тела страшные тяготы существования. Даже свадьба, единственное, что засверкало, будто блестящий рай истинной любви, вечного счастья, стала лишь очередным разочарованием в моей жизни. Взгляните на меня, живущую в маленьком деревянном доме, у дверей которого днем и ночью, словно затравленные звери, собираются наши кредиторы. Я всего лишь заново прожила несчастную жизнь моей матери.

Я проклинаю тот день, когда эта паучиха — черная вдова — моя свекровь пришла в наш дом, плетя свою шелковую паутину лжи. Словно серебряные нити, ложь струилась из ее страшного рта и ловила меня, пытающуюся бороться, в свои сети. Правда такова, что все они сговорились заставить меня выйти за Лакшмнана. До того, как он появился в моей жизни, у меня были врачи, юристы, инженеры и даже врач, прошедший обучение в Лондоне по хирургии головного мозга, который пришел ко мне, чтобы просить моей руки, но только я все не решалась. Избалованная возможностью выбора, я умудрялась найти недостатки в каждом из них. Кривой нос, слишком низкий, слишком худой, еще какое-нибудь «слишком». В своем блестящем раю я видела принца, высокого, белокурого, красивого и богатого. Добродетелью я считала терпение. В итоге — посмотрите, что я получила.

Теперь уже слишком поздно желать взамен кого-то из них.

— Рани, — сказала мне паучиха, — мой сын хороший человек. Честный, трудолюбивый и добрый. Пока он всего лишь учитель, но однажды, с его-то острым деловым чутьем, кто знает, как высоко он поднимется.

Конечно, тогда и речи не было ни о каком увлечении азартными играми. В конце концов, я вынуждена была выйти за Лакшмнана ради своего брата, который внезапно и загадочно влюбился в дочь паучихи. Если хотите знать, это очень подозрительно, что он вдруг стал так непреклонен в своем желании жениться на этой девушке. Даже тогда в ней не было даже намека на привлекательность — глубоко посаженные, как у игрушечного щенка, глаза и совсем обычный рот. И все же мой брат сменил безразличие на твердую решимость буквально с первого раза.

— Мне нужна она и только она, — заявил он с горящими глазами. Это невозможно, чтобы она смогла одурманить его своими безрадостными глазами и этим предательским ротиком. Нет, нет, будучи так близко к заклинателю змей, они не могли защититься от его злых духов. Мать и дочь вместе околдовали моего брата. Отец рассказывал мне, что когда они пошли знакомиться с невестой, им предложили кокосовый пирог, вкус которого не был похож ни на один кокосовый пирог, который ему когда-либо приходилось пробовать. Даже мама заметила, что он был другим. «Будто ешь цветы», — сказала она. Кроме того, он был таким вкусным, что мой брат съел пять кусочков.

Я знаю, что старая ведьма подмешала что-то в этот пирог. Любовное зелье, чтобы мой брат влюбился в ее ужасную дочку. Он стал странным, ездил на своем мотоцикле до самого Куантана, когда только мог. Не для того, чтобы провести время с девушкой. О нет, паучиха никогда бы этого не допустила. Он проделывал весь этот путь только для того, чтобы, сидя в кафе через дорогу от школы Султана Абдуллы, жадно вглядываться, как она ведет своих учеников на школьное игровое поле для ежедневной гимнастики. А теперь скажите, не кажется ли это вам подарочком от заклинателя змей?

Выходи за него, говорили они все хором. Что я могла поделать? Стоять на своем? Нет, я пожертвовала своими сверкающими мечтами ради брата.

Так я вышла за Лакшмнана.

И что я имею? Полную неразбериху, вот что. Неблагодарного брата, который теперь даже разговаривать со мной не хочет, мужа — азартного игрока, от которого нет толка, и детей, которые меня не уважают. Я вынесла много страданий.

Вы знаете, что сделал Лакшмнан с деньгами из моего приданого? Он проиграл все в нашу первую брачную ночь. Абсолютно все. Он спустил три тысячи рингитов еще до рассвета. Я часто возвращаюсь в памяти к той ночи. Это словно тайное место, защищенное от разрушительного действия времени, и все осталось таким красивым, что это потрясает меня каждый раз, когда я туда прихожу. Каждая мысль, каждое ощущение бережно сохранено, чтобы одурачить меня, заставив думать, что это все происходит снова. Я вижу, чувствую и слышу все, все. Принесите мне несколько подушек подложить под мои несчастные, распухшие колени, и я вам в точности расскажу, что мой красавец муж со мной сделал.

Я снова двадцатичетырехлетняя невеста, и я вернулась в ужасную с некрашеными деревянными стенами маленькую спальню свекрови. Я сижу на краю странной посеребренной кровати лицом к зеркальной двери шкафа из темного дерева. В зеркале мое грустное, но безусловно молодое лицо, а тело упругое и стройное. Я отчетливо вижу пожелтевшую москитную сетку, нависающую надо мной с четырех стоек большой кровати, будто мягкое облако. В небе блестит растущий месяц. Забавная штука этот лунный свет. На самом деле это вовсе не свет, а загадочный серебряный блеск, который хранит и заботится только о бледном и блестящем. Я вижу, как он не обращает внимания на свернутый декоративный ковер и крадет все самые яркие цвета у матовой вышитой картины на стене, но подсвечивает блестящий стеклянный кувшин с оранжевыми квадратами посередине. Я вижу, что он особенно добр с набором дешевого фарфора — только что распакованным свадебным подарком, и все предметы стоят, сверкая я белым и розовым перламутром. Мерцает серебряный поднос.