Изгнание из Эдема. Книга 1

— Значит у него еще более рыбья кровь, чем я думала, чем я считала. В общем, мужчина, который способен удрать из дому, когда жена готова простить его и подарить ему законные наслаждения, способен сотворить любую глупость.

Фархшем с удивлением и негодованием смотрел на Стэфани, и его высокий, не соответствовавший его телосложению голос звучал жалко, с одним ему понятным негодованием:

— Простить меня?

— Да, простить!

— За что простить? Что я такого сделал? За что ты набросилась на меня?

— Набросилась?!

— Так оно и было!

— Я не набрасывалась, я всегда веду себя достойно, даже тогда, когда обида нестерпима.

— Тебя никто не обижал.

— Ты в этом уверен?!

— Ты просто выгнала меня из дома.

— Нет, не выгоняла.

— Вспомни.

— Я вовсе не хотела, чтобы ты ушел. Это было с твоей стороны отвратительно, эгоистично. Ты мог уйти к своей Бесколготочек, но мне уйти было не к кому — Эндрюс за городом.

— Эндрюс? — чуткое ухо адвоката насторожилось. — Кто такой Эндрюс? Новое осложнение.

Патриция сразу вся встрепенулась, наклонилась в сторону адвоката и стала радостно докладывать:

— Эндрюс — это воскресный муж миссис Фархшем, мистер Сэдверборг.

— Как вы сказали? — встрепенулась и Стэфани. — Мой — кто? Кто?

— Ваш воскресный муж.

— Как это — воскресный?

— А то, что мистер Эндрюс для вас, то Джонни для меня. Вы все отлично понимаете.

Адвокат попытался прояснить ситуацию, поспешив вставить свой вопрос:

— Но я-то не все понимаю. Что же такое мистер Эндрюс Блэкфорд для вас, миссис Фархшем, осмелюсь спросить?

— О, это джентльмен, — почти безразличным тоном ответила Стэфани, — с которым я говорю о вещах, выходящих за пределы умственных способностей моего мужа, человека на редкость ограниченного во многих вопросах, мягко говоря.

Поерзав на кресле, которое подозрительно заскрипело, а адвокат с испугом посмотрел в его сторону, Джонни Фархшем проговорил, почти с горечью:

— Это парень, который выдает себя за интеллигента, только потому, что отец его был издателем. Он крутится вокруг Стэфи и делает вид, что влюблен в нее — у нее ведь хороший повар.

— При чем тут повар?!

— А я говорю точно, ему плевать на все, кроме еды. Он вечно приходит к завтраку или обеду.

— Не болтай глупостей, Джон!

— Точно, точно. Чревоугодник он. А от меня требуют, чтобы я его терпел! А стоит мне самому взглянуть на Полли, и…

— Что и…?

— О, Боже мой!!

Стэфани посерьезнела, с тоской взглянула на Джона, с брезгливостью перевела взгляд на Патрицию и заговорила своим полным непререкаемого достоинства голосом:

— Это совсем другое дело. Эндрюс боготворит землю, по которой я ступаю — это точно. Но ты грубо льстишь себе, если воображаешь, что твоя Бесколготочек боготворит землю, по которой ступаешь ты. Она боготворит твой кошелек, те вещи, которые покупаешь ей ты, и пока покупаешь.

Патриция вся как-то приосанивается, как курочка, которая собирается переступить лужицу с водой, и даже голосок ее звучит как ко-ко-ко:

— Не стану спорить — от споров одни только неприятности. Боюсь, что я действительно дорого стою Джонни: он ведь любит дарить мне красивые вещи, которых я не могу себе позволить.

— Особенно колготки.

— Колготки тоже бывают разные, а красивые очень дорогие, вы не находите?

Джон Фархшем с нежностью, которую он не может скрыть, смотрит на Патрицию и даже голос его становится не таким визгливым, обращается к ней:

— Нет, Полли, ты не стоишь мне дорого. Ты ведь сама чистое золото…

— Как трогательно.

— Подожди, Стэфи. Полли, это я навязываю тебе всякую дрянь, которой ты не хочешь. Ты бережешь мои деньги гораздо больше, чем я. Милая…

— Ну, хватит излияний. Вы, как я полагаю, его воскресная жена?

— Нет, миссис Фархшем, я сказала бы, скорее, что его воскресная жена — это вы.

— Я?!

— Да, вы. Ведь за его одеждой и за тем, чтобы он вовремя постригся, слежу я.

— Я надеялась, что у него хватало ума хотя бы на то, чтобы следить за своей внешностью, а не только за телом.

Встряхнувшись, чтобы как у курочки перышки легли ровно, Патриция приготовилась к монологу:

— Вы не случайно, столько раз выходя замуж, оставались одна.

— Это уж слишком!

— Вы не понимаете мужчин. Они поглощены другими вещами и совсем опускаются, если рядом нет настоящей женщины, способной присмотреть за ними. Видите ли, мистер Сэдверборг, дело обстоит так. В мире есть два сорта людей — люди, с которыми уживается кто угодно, и люди с которыми не уживается никто.

— Вы даже философ!?

— Не перебивайте, пожалуйста, миссис Фархшем. Люди, с которыми никто не уживается могут быть хороши собой, богаты, энергичны, блестящи, умны, темпераментны, даже романтичны и еще массу достоинств иметь.

— Вы таких встречали?

— Я же прошу вас, мадам, я должна сказать. Когда такие люди довольны собой, они могут быть приятными и сделать другого человека счастливым на полчаса. Но попробуйте пожить с ними — и они заедят вашу жизнь, заставят вас бегать за ними, прислуживать им и терпеть бесконечные ссоры. У них не пикнешь! На роли воскресного мужа или жены, они годятся, годятся для неистовых ссор и еще, разумеется, они умеют делать деньги, умеют их беречь и умножать. Но как спутники жизни они невыносимы.

— Полли…

— Молчи, Джонни, береги себя.

— И так — я воскресная жена? — с некоторым презрением, но уже не так агрессивно, сказала Стэфани.

— Да, мадам.

— А кто же тогда вы?

— А я, в известном смысле слова, домашний, добрый ангел-хранитель.

У Джона Фархшема заблестели глаза непрошеной слезой, он громко всхлипнул, не удержался от писклявого всхлипывания, едва ли не вскрика, чем очень удивил адвоката.

— Ты ангел, Полли, ангел, дорогая!

Стэфани не обратила на это никакого внимания, ей надо было разобраться с Патрицией.

— Вы для него половик, о который вытирают ноги. Вот вы кто. И не больше…

— Половики — очень полезная вещь, если вы хотите, чтобы дома было чисто, дорогая.

Все неожиданно вздрогнули, когда на столе зазвенел телефон. Сэдверборг, даже не попросив ни у кого прощения, быстро снял трубку. Его голос зазвучал немножко хрипловато, видно он сильно вникал в происходящий перед ним спектакль:

— Слушаю… Как вы сказали? Эндрюс Блэкфорд?

Стэфани зашевелилась на своем кресле и стала выглядеть, как будто сменила наряд. Мгновенно помолодела, глаза засияли глубоким светом.

— Эндрюс? Как он узнал, что я здесь?

Сэдверборг решительным голосом сказал в трубку:

— Попросите джентльмена некоторое время обождать, но пусть не уходит.

Он решительным движением положил трубку и вопросительно посмотрел на Стэфани.

— Не расскажете ли мне о нем поподробнее, миссис Фархшем? Он, кажется, глава издательства «Карманная книга»?

Молча и долго Стэфани смотрела на адвоката, понимая, что скажет только правду, которую ей не хотелось говорить перед «этой женщиной».

— Нет, глава издательства — его отец, который основал его. Эндрюс — член правления, но у него совершенно нет деловых качеств, способностей к этому делу. Благодаря прекрасной репутации его отца он состоит членом пятнадцати правлений, но, насколько я знаю, еще ни одно из них не слышало его деловых предложений и хотя бы одной дельной мысли.

Теперь улыбнулся Джон Фархшем.

— Ты несправедлива к нему, Стэфи. Никто в Сиднее не умеет заказать обед лучше его: этому он обязан и своим положением в обществе.

Джулиус, внимательно выслушав обоих, попросил прекратить обсуждение Эндрюса Блэкфорда:

— Благодарю вас. Теперь я составил достаточное представление о нем. Можно его пригласить сюда?

— Разумеется. Я хочу знать, зачем он пожаловал сюда к моему поверенному.

— Не возражаю, сказал Джон. — Вы, конечно, понимаете, что я ничего не знаю о его отношениях с моей женой, каковы бы они ни были.

— А что ты хочешь знать?