Земля несбывшихся надежд

Прошлое — это безрукий и безногий калека с лукавыми глазами, мстительным языком и долгой памятью. Оно будит меня утром, ужасно усмехаясь у меня над ухом. «Посмотри, — шипит оно, — посмотри, что ты сделал с моим будущим».

И все же я ожидаю за дверью, что она вдруг появится.

«Папа! — кричит она, держа в руках пустяшный зеленый камешек, — кажется, я нашла зеленый малахит!» Мое изорванное в клочья сердце живет так уже двадцать три года. И каждый вечер, когда она не вбегает в двери, закат становится чуть более хмурым, дом чуть более чужим, дети чуть дальше от меня и Лакшми чуть более сердитой. Это была война. Она так много отобрала у всех. Не только у меня.

Я не отважный человек, и все знают, что я не умен. Кроме того, я даже не интересный человек. День напролет я сижу на своей веранде, дремлю, сплю и всматриваюсь в никуда. Черт возьми, как же я ненавижу японцев! Эти подлые желтые лица, эти холодные черные щели, в которые они смотрели, когда она умирала. Даже звучание их языка может сделать меня холодным от убийственной ярости. И как только Бог мог сотворить таких жестоких людей? Как мог Он позволить им забрать единственное настоящее сокровище, которое у меня когда-либо было? Иногда я не могу заснуть от мыслей обо всех тех муках, которым бы я их подверг. Кусочек за кусочком я отрезал бы им руки и вешал бы затем на деревья, или набил бы им рот иголками и заставил бы съесть, или, возможно, разжег бы небольшой дружеский огонь под их ступнями, чтобы слышать запах их горящих пальцев. Да, они не дают мне заснуть, эти дьявольские мысли. Я ворочаюсь с боку на бок на своей большой постели, и моя жена, эта моя редкая бабочка, что-то раздраженно бормочет. Вот что сделала снами война. Она вселила в нас аппетит ко всему, что нам раньше никогда не нравилось и абсолютно не было свойственно.

В пятницу вечером Анна промокла под дождем. К субботе у нее была уже явная простуда. Я уложила ее в постель, растерла ей грудь тигровым бальзамом, дала выпить напиток из горячего кофе с вбитым туда яйцом и завернула в несколько одеял; но в воскресенье уже появилась мокрота. Когда я только услышала эти ужасные хрипы, меня охватил страх. У Анны появились первые признаки болезни, из-за которой Мохини не вынесла жестоких издевательств японцев; иначе они бы вернули ее разбитое тело, как они это сделали с А Мои. Я побежала к дому Старого Сунга.

— Крыса с красными глазами, — запыхавшись, прокричала я его кухарке. — Где я могу ее взять?

Принесли клетку с беременной красноглазой крысой. Айя отказался даже смотреть на нее. Он пытался отговорить меня, но я уже приняла решение.

— Она должна проглотить это животное, — твердо сказала я суровым голосом, не терпящим возражений.

Анна посмотрела на крысу с явным страхом в глазах.

— Мам, собственно, я думаю, что сегодня мне уже гораздо лучше, — объявила она с сияющей улыбкой.

— Правда? Тогда иди сюда, — холодно сказала я. Я приложила ухо к ее груди и услыхала ужасные хрипы. — Севенес, растолки немного имбиря для твоей сестры, — крикнула я.

Анна вернулась в спальню, плечи ее поникли. Почему все ведут себя так, словно я делаю что-то такое, что им повредит? Я просто хотела, чтобы моя дочь опять поправилась. Я всем своим сердцем жалела, что не дала новорожденного крысенка Мохини. Если бы я не прислушалась к параноидальным аргументам моего мужа, она, может быть, была бы сейчас жива. Крыса уже почти была готова разродиться. Главным моментом было проглотить крысенка в первые несколько мгновений после его рождения, сразу после снятия с него пленки. Я следила за мамой-крысой очень внимательно. Часто она разглядывала меня своими умными сияющими глазками, стремительно бегая по своей клетке. Интересно, знала ли она, что мне нужны ее детеныши. Я содержала пол клетки очень чистым.

Крыса разродилась. Еще до того, как она могла начать вылизывать новорожденных своим переносящим болезни языком, я вынула из клетки одного маленького розовато-красного крысенка размером не больше моего большого пальца. Он едва шевелил своими лапками. Я быстро завернула его в чистую ткань. Анна смотрела на меня тревожно, с недоверчивым выражением. Она начала трясти головой и пятиться назад. Я следовала за ней, пока она не уперлась в кровать.

— Мам, я не могу. Пожалуйста, — прошептала она.

Я опустила голову маленького крысенка в мед.

— Открой рот, — скомандовала я.

— Нет, я не могу!

— Лакшмнан, принеси трость.

Трость появилась очень быстро.

Анна открыла рот. Лицо ее было бледным, в глазах горел ужас. — Мам, она шевелится! — вдруг закричала она. — У нее лапки шевелятся! — Рот мгновенно закрылся.

— Сейчас же открой рот! — приказала я. — Ее нужно проглотить немедленно.

Дочь затрясла головой и начала плакать.

— Я не могу, — всхлипывала она. — Она еще живая.

— Почему у меня такие непослушные дети? Все китайцы лечатся таким способом. Чего ты поднимаешь такую суматоху? Во всем этом виноват ваш отец. В том, как он испортил вас всех. Ладно, неси трость, Лакшмнан.

Лакшмнан выступил вперед. Он поднял свою правую руку, и его сестра с хныканьем наполовину открыла рот. Я схватила ее за подбородок.

— Шире! — приказала я.

Ее рот слегка открылся еще шире, и я опустила маленького крысенка внутрь. Я подумала, что если я опущу его как можно глубже, Анне будет легче, но тут увидела, как ножки крысенка царапают ее язык, и в следующее мгновение глаза ее закрылись, а лицо под моей удерживающей его рукой стало мертвенно-бледным. Дочь потеряла сознание. Я все еще держала крысенка за хвост, когда Анна упала на подушки. Мой муж, который наблюдал за этим из дверного проема, рванулся вперед, вырвал крысенка из моей руки и, подойдя к окну, закинул его так далеко, как только смог. Он посмотрел на меня с великой грустью, затем взял Анну в свои руки и стал осторожно обмахивать ее лежавшей у кровати тетрадкой.

— Лакшми, ты превратилась в чудовище, — тихо сказал он, укачивая ее. — Принеси немного теплой воды для твоей сестры, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Лалита побежала на кухню и вернулась с водой.

На следующий день я вернула крысу, а Анна с тех пор страдает от астмы.

Вы шокированы, но было кое-что и похуже. А еще было чудовище, которого я не замечала даже в зеркале.

Однажды, когда к нам заглянул булочник, Лалите захотелось булочку с кокосовой начинкой. Тогда такая булочка стоила пятнадцать центов. Я открыла свою сумочку и с первого взгляда поняла, что денег там не хватает. Я тщательно их посчитала и мысленно перебрала все покупки, которые сделала на рынке сегодня утром, затем снова пересчитала. Действительно, одного рингита определенно не хватало. У меня было 39 346 рингитов в банке, 100 рингитов под матрасом, 50 рингитов в конверте, увязанном вместе с письмами от мамы, и 15 рингитов и где-то 80–90 центов в моей сумочке. Я по одному опросила моих детей, не брали ли они рингит. Все они, покачав головой, сказали «нет». Булочник со своими булочками ушел из нашего района. Никто ничего не получит, пока я не докопаюсь до разгадки тайны исчезновения этого рингита.

Только Джейана все еще не было дома. Я знала, что это был он. Должен был быть он. Как он посмел добраться до содержимого моей сумочки! Он что, думал, я не замечу? Я начала закипать.

— Это, должно быть, Джейан, — эхом отозвался на мои мысли Лакшмнан.

— А ты не можешь ошибаться, мам? — спросила Анна.

— Разумеется, не могу, — ответила я очень раздраженно и посмотрела на часы на стене. Три часа дня. Попросила принести чаю. Вышла наружу и села ждать. С веранды мне были видны часы в доме. Появился чай, и я его выпила. Вновь взглянула на часы. Прошло тридцать минут. Ярость моя росла. Во мне проснулся чудовищный змей в ужасном гневе. Я напряженно ерзала на стуле. Мой собственный сын ворует у меня деньги. Я должна преподать ему урок, который он не забудет никогда. Я снова взглянула на время — четыре часа. Краем глаза я видела, как дети прямо сидят на своих стульях и нервничают. Я перегнулась через деревянный поручень и увидела, как мой дорогой Джейан торопится по тропинке, и на его квадратном глупом лице просто написана вина. Я следила, как он подходит к дому. Он замедлил шаги, как будто стараясь схитрить. Разве он не знал, что оттягивание неизбежного возмездия может только еще больше разозлить меня? Совсем как неуклюжее животное. Каждому известно: чтобы научить быка чему-нибудь, нужно выжечь на его шкуре тавро. Я поставлю такое тавро.