Мой единственный

Мы с Кейт приложили пальцы к губам, демонстрируя «рот на замке», мисс Пайк, увидев нас, делает то же самое. Остальные учителя возвращаются из кухни, где отсиживались до сих пор, викарий сбрасывает с ног бесплатных пассажиров, и буйство постепенно стихает. Затем он раздает детям конфеты — ну, чтобы поддержать у них уровень сахара в норме, — они тут же начинают ими обмениваться и бросать обертки на пол. Как раз в то время, когда кажется, что мы готовы закругляться, миссис Тейлор объявляет, что теперь мы можем немного потанцевать, прежде чем начнут собираться родители. Она что, совсем ненормальная?

Судя по всему, да. Музыку ставят с начала, и мы выплясываем так, как будто от этого зависит наша жизнь. Оказывается, зрелище очень поучительное: некоторым детям не составляет никакого труда левую ногу приставить или левую ногу отставить, в то время как другие дети долго соображают, как это сделать. К тому времени, когда они наконец справляются с этим движением, все остальные уже делают следующее — трясут ногой. Чарли и Джеймс практикуют какой-то собственный вариант, в который добавлено движение попой: ее нужно выставить как можно дальше, но при этом не упасть, а Фёби просто прыгает, независимо от музыки. Как говорит Кейт, вот и показали, чему научились на уроках танцев. На полу так много желе, что дети падают как кегли; большинство из них и не встают, а просто продолжают двигать ногами в такт музыки, между делом поедая то, что они находят под столами.

Наконец начинают приезжать родители, чтобы забрать детей домой. Один находчивый папаша, придя в ужас от вида своих маленьких дочурок, покрытых желе и крошками, заставил их расстелить газету на сиденье, прежде чем сесть в машину. Уборкой после вечера занимается другой отряд помощников, так что мы свободны, слава богу. Мы все вместе едем к Кейт, забрав с собой полный комплект физкультурной формы, рисунков и всего остального. У Чарли только один кед из пары и чьи-то чужие шорты, а у Джеймса вообще нет шорт, но зато есть две футболки. Дети смотрят телевизор, а мы с Кейт спрятались на кухне покурить и выпить джину.

Я так опьянела, что нам пришлось домой идти пешком. Кейт дала нам огромный фонарь, он освещает весь переулок и весит тонну. Очень темно и холодно, похоже, пойдет снег. Чарли доволен: он на улице ночью. Он уговаривает меня выключить фонарь, чтобы у нас было приключение, как в кино. Слишком пьяная, чтобы спорить, я выключаю фонарь и в то же мгновение попадаю в какую-то яму, появившуюся ниоткуда. Еле выбираюсь, ухватившись за веточки, как оказывается, маленького падуба. Чарли счастлив, отчасти потому, что, как он думает, я сказала слово на «х». Идем на цыпочках, постоянно спотыкаясь, пока я не выдерживаю и снова не включаю фонарь, пообещав выключить его, когда мы подойдем к дому поближе и сможем приблизиться к нему в темноте.

Завидев дом, я выполняю свое обещание и выключаю фонарь, и мы оказываемся в кромешной темноте. Мы знаем эту часть дороги очень хорошо и поэтому продвигаемся достаточно уверенно. Я поднимаю голову: все небо в звездах, Чарли притворяется, что знает все названия, показывает мне Медведицу, а потом Жирафа и Льва. Наконец мы дома, огонь еще не погас. Чарли так устал, что засыпает стоя, пока я надеваю на него пижаму. Завтра поедем за елкой, а у меня еще целый список покупок, от одной мысли о котором меня тошнит. Но пока я пьяна, мне все равно. Время веселиться, и я веселюсь.

На следующее утро у меня дико болит голова, а Чарли замучил своими разговорами о елке. На завтрак пью панадол и черный кофе, а Чарли ест хлопья с молоком. Понимаю, что дольше откладывать некуда, так что едем в местный детский центр, выбираем огромную елку, и тут я осознаю, что, если запихаю ее в машину, Чарли придется ехать на крыше. После пинков и толчков мне удается втиснуть ее, не сломав при этом верхушку, Чарли еле протискивается на заднее сиденье. Он стонет, что не может дышать, жалуется, что проглотил несколько еловых иголок, но мы все-таки приезжаем домой и вытаскиваем этот атрибут из машины. Каждый год я покупаю специальную подставку, потому что не могу найти прошлогоднюю. Решаю, что в этом году такого не будет, и принимаюсь за поиски. Обнаруживаю огромное количество самых разных вещей, найти которые потеряла всякую надежду, и как бы между прочим нахожу подставку на верхней полке в кладовке, за стопкой старых полотенец и пляжных подстилок, которые долго искала, но так и не смогла найти летом. Укрепляю елку в подставке, чуть не выколов при этом себе глаз; сама удивляюсь, но вроде бы даже ровно. Запах чудный. Чарли хлопает в ладоши и исполняет ритуальный танец. Напряжение нарастает, когда выясняется, что Чарли хочет повесить как можно больше игрушек на нижние ветки, а я хочу распределить все равномерно. Он исчезает и вновь возвращается, на этот раз с охапкой пластиковых птичек, чтобы повесить их вместе с малиновкой, которую мы купили в прошлом году. Малиновка легкая на вес, с перьями и ленточкой. Пластмассовый орел весит тонну, и вид у него такой, будто он уже готов спикировать и съесть малиновку на обед. Фламинго тоже странный, как, впрочем, и черный резиновый паук, но Чарли так нравится вся эта компания, что я разрешаю их оставить, но вешаю на них побольше мишуры, пока он не видит. Лампочки еще работают, что само по себе чудо, потому что Чарли уселся на коробку. Чарли сидит, смотрит на сверкающую елку и не может оторваться, а потом вдруг спохватывается и убегает, чтобы принести и повесить еще пластмассовых зверюшек, чтобы птичкам не было скучно.

Последние два дня перед Рождеством я провожу в непрерывном хождении по магазинам. Контора закрылась на каникулы, и мне удается благополучно пережить целую череду вечеринок в деревне, при этом не напившись сильно и не натворив никаких глупостей, если не считать того, что на одной из вечеринок я дважды представилась какой-то женщине в течение пяти минут; по ее виду я поняла, что она считает меня либо сильно пьяной, либо большой дурой. Либо то и другое одновременно. Эдна сидит утро с Чарли, и я совершаю последний решающий забег в «Маркс и Спенсер» и покупаю всего по одному, что еще осталось на полках. Не сомневаюсь, консервированные киви когда-нибудь очень даже пригодятся.

Заказ на индюшку мне пришлось делать в июне, и теперь не могу вспомнить, что именно я заказывала. Фургончик мясника приезжает после обеда, выходят двое мужчин и, пошатываясь, вносят в дом предмет, напоминающий мертвого страуса. Понятия не имею, что меня заставило заказать такого огромного индюка, не представляю, как он поместится в духовку, но после большой порции джина с тоником моя голова проясняется, и я решаю, что мама мне поможет.

Чарли торопится написать последние указания Санта-Клаусу. Он решил, что станет тайным агентом, когда вырастет, так что теперь мне каждую просьбу приходится предварять словами: «Ваша миссия, соблаговолите принять». Он хочет специальные наручные часы, которые стреляют пулями, и ручку, которая разбрызгивает отравленные чернила, но я ему говорю, что Санта-Клаус не дарит подарки, с помощью которых можно убивать людей, если, конечно, это не роликовые коньки. Мне уже до смерти надоела эта шпиономания. Вчера в магазине чуть с ума не сошла: «Ваша миссия, соблаговолите положить пучок зелени в тележку». Решительно заявляю, что теперь его миссия, соблаговоляет он ее выбрать или нет, — это лечь спать и постараться побыстрее заснуть, иначе Санта-Клаус вообще не придет. Как ненормальная начинаю упаковывать подарки, теряю ножницы, понимаю, что, скорее всего, завернула их вместе с каким-то подарком, но не могу теперь разворачивать их все, поэтому использую маникюрные ножницы, и весь процесс занимает значительно больше времени. Остается надеяться, что ножницы не окажутся в подарке для Чарли, а то он их не отдаст и начнет разрезать все подряд.

Чувствую, что как-то незаметно и быстро я опьянела, потому что после каждого завернутого подарка делала большой глоток вина. В результате едва могу идти, когда попробовала встать и разложить подарки на диване и под елкой. Еще труднее оказалось подняться наверх с рождественскими чулками для Чарли, но все-таки добралась. Проходят, кажется, считанные минуты, после того как я упала на кровать, когда врывается Чарли с криком: «Он приходил, мама, он приходил!» При этом он трубит в небольшую трубу, но я совсем не помню, что покупала ее. Больше никогда не буду покупать такую трубу, разве только в подарок детям тех родителей, которых я ненавижу. Вскоре моя кровать вся покрыта обрывками бумаги, Чарли ест шоколадные монетки и изо всех сил дует в свою трубу, и мне приходится использовать все свое дипломатическое мастерство, чтобы уговорить его полежать в кровати еще часик и поиграть маленькими подарками из чулка. Трубу прячу у себя под подушкой. Теперь я понимаю, что не нужно было покупать воздушный шарик в форме цыпленка, который сдулся просто с неприличным звуком, маленький фонарик, который светит прямо в глаз, и книжку с грубыми стихами.