Танец Опиума (СИ)

— Если бы это было именно так…

— Ты постоянно твердишь, что вы обманщики, манипуляторы и последние сволочи. Но ведь это не так. — Девушка посмотрела на белое, как снег, лицо Итачи и снова удивилась этим черным бездонным глазам. — Из-за твоей работы тебе приходится надевать маску и становиться настоящим, прирожденным лидером…

Учиха тоскливо прикрыл глаза и отвернулся. Знала бы только Сакура, как она ошибается в своих суждениях. Знала бы о том, какие аферы проворачивал этот, по её мнению, безобидный молодой человек. Знала бы, что лицо, которое она назвала маской, является самым настоящим из всех. Та доброта и мягкость — это следствие влияния её зеленых глаз на него. Эта теплота, кое-выделяет холодное сердце, принадлежит только ей. Ей одной…

— Разве тебе повезло с нами? — недоумевал мужчина. — Что, если я скажу тебе, что ты сейчас живешь на волоске от гибели. Это ли ты считаешь везением? Что, если каждую чертову секунду, даже сейчас, ты под прицелом моих недругов? Что, если каждый день ты в опасности, а каждый проведенный с нами месяц ведет к разочарованию?

Сакура усмехнулась и посмотрела своими большими глазами на ночное небо, усыпанное прекрасными звездами. Сегодня они светили как-то по-особенному ярко. Пылали на черном небосводе, как её надежды. Каждое маленькое светило походило на светлячка. Маленького живого светлячка, свет которого освещал молодой официантке будущее.

— Не говори глупостей, Итачи. Вы оберегаете меня, как зеницу ока. Словно бы я нечто драгоценное и неповторимое. Порой даже чуток лишнего, тем самым действуя мне на нервы. — Она хихикнула. — Например, когда встаете спозаранку, чтобы отвезти меня в университет. Или когда бросаете все дела, чтобы привезти обратно домой. Или когда чуть ли не из помойки вытаскиваете мою старенькую лампу, отвозите её в мастерскую и дарите на День Рождения…

Итачи улыбнулся, вспоминая, сколько терпения и силы воли ему потребовалось, чтобы найти эти чертовы осколки в подвале общежития (их туда вынесла старая вахтерша невесть, по какой причине). Причем впервые он сделал грязную работу своими руками, а не воспользовался своим положением и не приказал подчиненным рыться в земле.

— Как вы, обо мне еще никто и никогда не заботился… — заключила, наконец, Сакура, отводя глаза от неба.

— Твой брат о тебе разве не заботится?

Харуно напряглась и нахмурилась. Что-то волновало её сердце.

— Я люблю своего брата, и никогда не отрицала, что он заботился и заботится обо мне. Но для него забота о своей младшей сестре была, скорее, обязанностью. Я знаю, что он любит меня и всегда оберегал от всех несправедливостей. Но, тем не менее, ему было тяжело со мной. Он никогда этого не говорил. Даже не намекал. Братец никогда не ругался, не делал замечаний. Он терпеливо выносил бок о бок со мной все трудности моего переходного возраста, да и вообще сложности характера…

— Сложности характера? — перебил её Итачи, искренне удивившись. — Да ты самый терпимый и спокойный человек из всех, кого я знаю!

— Ну не скажи, — засмеялась та в ответ. — Мой характер оставляет желать лучшего.

— В чем же?

— Я не люблю никому подчиняться. Порой вспыльчива, своевольна и вольнодумна.

— Ну, с первым, бог с ним, — заключил брюнет. — Своеволие и вольнодумство я также наблюдал. Но вспыльчивость?

— Она самая! Ты разве не помнишь, что стало с Саске, когда тот спалил кухню?

Итачи на секунду задумался, а затем усмехнулся:

— Тарелки летели только так… Он тогда даже ко мне за помощью прибежал. — Учиха снова на секунду задумался. — Впрочем, Саске сам тогда был виноват. Как говорится, коли срать не умеешь, жопу не мучай…

Сакура захихикала.

— Впрочем, я и правда терпелива и во многом спокойна, но, увы, такой я стала не сразу.

Итачи вновь обратил внимания на её опечалившиеся зеленые глаза.

— В свои тринадцать я была сатаной. Всё было на плечах брата. Работа, учеба, моё воспитание, заботы по дому… Я была маленькой и, как бы не старалась помогать, в большинстве случаев только путалась под ногами. Я до сих пор чувствую вину перед ним…

— Потому и уехала жить отдельно? — сделал догадку брюнет.

— Да. Я подумала, что так будет лучше для него. Пусть вздохнет с облегчением хоть раз за всю свою нелегкую жизнь. Он этого заслуживает, как никто другой…

— Хочу сказать, что у твоего брата хорошо вышло с ролью воспитателя…

— Спасибо, — слегка покраснев, поблагодарила Сакура.

— Из всего сказанного тобой, я сделал вывод, что заботу брата ты относишь скорее к наличию родственных связей между вами. А мы с Саске, в твоём понимании, заботимся о тебе, как о незнакомке.

— Да! — просияла Сакуру, удовлетворенная тем, что её поняли. — У меня никогда не было друзей, чтобы поделиться с ними своими переживаниями или мыслями. Что в школе, что в университете, я оставалась изгоем, который никому не нужен. Это не мудрено, ведь я крашу волосы в розовый цвет, одеваюсь по старой моде и в большинстве своем сторонюсь людей. А вы с Саске приняли меня и относитесь ко мне, как к нормальному полноценному человеку. Вы не против моих крашеных волос, причуд и болячек из прошлого. И это всё очень важно для меня…

— Не уж-то у тебя совсем не было друзей?

Харуно поникла, вспоминая двух своих друзей, с недавних пор пропавших без вести из её жизни.

— У меня были только Ино и Сай…

Услышав знакомые имена, Итачи вдруг посерьезнел и отвернул голову. Он холодными глазами рассматривал противоположный берег, на котором толпились люди. А девушка продолжала:

— Они исчезли внезапно. Я звонила им, но они не брали трубку. Я отправляла сообщение на их электронную почту, но они не отвечали. Я даже письмо отправила на удачу, но всё бестолку…

Чернота глаз Учихи приобрела самый темный оттенок из всех существующих. Они как-то апатично смотрели в пустоту. В его голове голос девушки проносился отдаленным эхом. Сакура не замечала этого бесстрастного и жестокого взгляда, увлеченная хрустом хрупких суставов пальцев.

— …потом я сделала звонок родителям Ино. Но у тех телефон вовсе был отключен…

В воспоминаниях Итачи вспыхивала багровая кровь, стекавшая по женскому телу и растекающаяся по асфальту огромным безобразным пятном. Эта густая и всё еще теплая жидкость настигала черные, отполированные до блеска, туфли безучастного брюнета. А тот смотрел на своё нечеткое отражение в лужице и понимал, что внутри него сидит чудовище.

— …квартира Ино в общежитии пустовала. Вахтерша сказала, что теперь там никто не живет. Коттедж тоже пустовал, как и квартира в городе…

Учиха был на грани. Его глаза превратились в стеклышки, в отражении которых клубился дым и вместе с копотью в воздух вздымались частички обгоревшей кожи. Голос Сакуры стал совсем неразличимым в молящем вое. В крике, оглушающем и надрывистом. В прощальном плаче. В словах любви. В голосе, просящем быть сильным. В слезах, которые смещались с кровью на асфальте…

— А почему ты сторонишься людей? — внезапно задал вопрос Итачи, перебив девушку на полуслове.

Сакура даже вздрогнула от неожиданности. Всё это время брюнет молчал и о чем-то сосредоточенно думал. Внезапный вопрос сбил её с толку. Несколько минут Харуно поспешно собирала свои мысли в кучу и одновременно пыталась понять, отчего глаза Итачи стали вдруг такими безжалостными и пугающими.

— Эм… — Сакура закусила губу, отчаянно подбирая нужные слова. — Они злые… По крайней мере, кроме тебя и Саске, я еще ни разу не встречала людей с добрым сердцем… — Итачи не стал прерывать её пустыми возражениями о том, что и он, и его брат, не более чем убийцы. Он пытался прийти в себя после странного феномена. До этой поры воспоминания о прошлом никогда не тревожили его душу. — У всех на уме одно и то же — поиметь выгоду с другого человека и поиметь выгоду с добрых поступков. Обмануть, предать, заполучить эту самую выгоду любой ценой. Всюду эгоисты. Они видят в глазах чужих людей соринку, а в своих бревна не замечают. Глупые, надоедливые, узкомыслящие остолопы с гениталиями вместо мозгов. Люди ценят секс больше, чем самих себя. Им нужна выгода, а не взаимоотношения… Людям нельзя доверять. Они врут и ненавидят. Все одинаковые… Все. До одного.