Полный привод, или Километры вдоль нормальности (СИ)

«Ого! Вот это номер! И как давно это со мной, интересно?» — Александр был в шаге от паники.

— Хотя ты права. — Он отмер и быстрыми движениями взъерошил себе волосы. — Что-то я не заметил, как увлёкся. Прости. — И как-то так стараясь не касаться её руками и держаться подальше от губ девушки, он чмокнул её в щечку.

«Какие же они у неё! — вспоминал юноша то, что чувствовал сквозь кофточку и лифчик, и которые вот ещё чуть-чуть — и уже были бы у него в руках, минуя вышеперечисленное. — М-м-м-м… когда-нибудь я до них доберусь. И тогда она от меня живой не уйдёт». — Строя такие далекоидущие, коварные планы, парень с улыбкой начал укрывать Жак своим одеялом до подбородка, от греха подальше. И укутав как ребёнка, чмокнул в нос. — Ты заслуживаешь гораздо большего.

«Ну всё, ты попался, тебя никто за язык не тянул», — возликовала гостья.

— А я заслуживаю того, чтобы позволить мне себя послушать, показать горло и измерить градусником температуру?

— О-о-о-о-оне-е-е-е-ет-т-т-т… — больного как волной отбросило от неё и развернуло на кровати. Он рухнул плашмя и, закрыв лицо руками, что-то промычал там под ними ругательное.

Жаклин ждала молча.

— Нет, — ответил Александр, убрав руки с лица и уставившись в потолок.

Доктор Рочестер молчала.

Пациент, подождав ответа, глянул на неё и уже с улыбкой повторил:

— Нет.

Она молча ответила ему взглядом: «А если подумать?»

— Жаклин, я говорю по-китайски? Или у тебя английский — второй язык? Читай по губам — мне-не-нуж-на-тво-я-по-мощь, что непонятно?

Та утрированно обреченно вскинула брови и сложила губки бантиком, что неминуемо означало, что доктор Рочестер собралась идти на принцип.

Увидев это, Александр, так скажем, напрягся и сделал жест руками, как в фильмах полицейские успокаивают преступников, приставивших пистолет к голове какого-нибудь заложника.

— О, нет… Жаклин, только не это… я тебя умоляю. — Он еще и предостерегающе покачал головой.

— Нет! — тут же отозвалась врач. — Это я тебя умоляю! И судя по итогам этих уговоров, я действительно мало чего достойна. Ну раз так, то я могу быть свободна? — она начала приподниматься в кровати, всё так же укутанная в одеяло.

МакЛарен только лишь одной ладонью, почти одними пальцами, опрокинул её обратно.

Врач сжала губы в тонкую линию и, не глядя на молодого человека, повторила попытку всё в той же манере. Тот, тоже не озабочиваясь разнообразием манер, опять вернул её в исходную позицию.

— Так, больной, сейчас же, сию же минуту, прекратите этот цирк! Ведите себя прилично, иначе я назначу вам успокоительное внутривенно! — врач почти кричала.

Александр опять накрыл лицо руками.

— Лучше сразу цианистого калия, — расслышала Жаклин под ними.

А Александр, отняв руки, медленно, как перед казнью, и с соответствующим выражением красивого лица, начал задирать свою однотонную черную футболку тонкого трикотажа, как бы подставляя свой торс для «экзекуций».

Жаклин с улыбкой чеширского кота и со скоростью акулы в погоне за сардиной, выпуталась из-под одеяла, вскочила с кровати и, схватив фонендоскоп, быстренько ринулась в портфель за бактерицидными салфетками.

— У тебя есть килт? — она, сидя на стуле, натирала стальную головку прибора и поглядывала украдкой на голую грудь парня. От представленного её взору довольно широкого, спортивного красивого мужского торса и плоских рельефных мышц пресса, ей очень захотелось запустить фонендоскоп в окошко и…

«Жаклин, он болен. Он пациент. Скорее всего, у него вирус. А еще температура. Кстати, как бы заставить его поставить градусник?» — спохватилась та, в которой доктор Рочестер всё-таки победил влюблённую девушку Жаклин.

Пациент пару раз хлопнул глазами.

— Мой Бог, Жак, ты меня когда-нибудь до инфаркта доведёшь своими вопросами. Никогда не знаешь, что придёт тебе на ум в следующую секунду. Зачем тебе знать: есть ли у меня килт?

— Ну-у-у-у… — протянул хитрый врач, раздвигая дужки аппарата и вешая его себе на шею, — чтобы знать: есть ли у меня шанс когда-нибудь увидеть тебя в нём? — Она присела на край кровати к больному. — Только в нём.

В правом уголке губ у Александр зародилась ухмылка.

— Есть. — Он всё-таки полноценно улыбнулся. — Шанс.

Девушка улыбнулась в ответ.

— Но не всё так просто, — тут же продолжил уступчивый студент. Его взгляд потяжелел, а, метнувшись к её груди, стал практически неподъёмным. — Я могу потребовать ответных жестов.

— Например? — Доктор Рочестер заинтересованно сложила руки на коленях, давая понять, что готова повременить с осмотром.

— Если ты меня увидишь только в килте, то я хочу увидеть тебя только в юбке. — Александр вызывающе вздёрнул подбородок.

Она прищурилась.

— Годится. — Потом весело-игриво посмотрела на больного. — И спорран*! — и в приказном жесте ткнула указательным пальчиком себе в коленку, после чего моментально поменяла выражение лица на «доктор Рочестер за работой». — Так, а теперь больной, пожалуйста, не разговаривайте и дышите ровно, спокойно. — Она вставила оливы себе в уши и аккуратно, стараясь не притрагиваться к телу пациента руками, приложила к сердцу парня головку фонендоскопа. Чуть прислушавшись к звукам в аппарате, девушка прошептала: — Александр, успокойся и забудь о юбках — у тебя систола шумит.

Больной фыркнул и отвернулся к окну.

— Это не из-за юбок. — Он опять посмотрел на своего доктора — Это из-за той штуки, которую ты к нему приложила. Жаклин, меньше слов, больше дела — делай то, что тебе нужно да поскорее, и закончим на этом, пока я действительно не заболел.

Жаклин молча кивнула, улыбнувшись, и засунув подальше в себя влюблённую, очарованную девушку Жаклин, оставила в активном состоянии только доктора Рочестер, приступила к работе.

Она слушала своего любимого пациента долго и тщательно, хмуро сдвинув брови и сосредоточившись на звуках в ушах. Услышав высокий звук явного сдавливания бронхо-лёгочного просвета, она не спешила огорчаться, ей больше не понравились сухие, царапающие низкие хрипы, характерные для начинающегося бронхита. К счастью, они были не очаговые, булькающие, как при пневмонии, которую Жак больше всего боялась здесь обнаружить, (ибо, судя по всему, температура у парня подскочила не очень высоко, остановившись на тех самых, «пневмонийных» значениях), а общие, скорее всего, в крупных ответвлениях бронхиального дерева.

Прослушав Александр грудную клетку, она попросила его сесть и, зайдя ему за спину и, задрав футболку, прослушала там, сглотнув слюну от открывшегося её взору вида, на отменную мужскую, молодую, гладкую, клиновидную спину, с размером плеч, достойным размаха крыла Боинга 747.

А Александр в это время любовался своей девушкой за работой. Она в этот момент была такая умная, компетентная, такая деловая и сосредоточенная, самодостаточная и профессиональная, что у парня сама собой включалась фантазия на тему того, насколько другой, противоположной, она станет, когда начнёт плавиться под его умелыми мужскими руками, когда он насладится ею и подарит наслаждение ей. Какой она сделается нежной и соблазнительной, отзывчивой и чувствительной, жаждущей и страстной, как будет вымученно и громко кричать в бессилии сдержать себя, после того, как он покажет ей, на что она способна.

«Скорей бы». — Студенту не терпелось.

А Жаклин в это время уже сняла с себя фонендоскоп и засунула Алексу электронный градусник в рот, который торчал у него меж губ как сигара у Эрнеста Хемингуэя, и прорабатывала в уме, чтобы такое сотворить с этим пациентом, чтобы побыстрее поставить его на ноги и не дать бронхиту перерасти в затяжную, а потом, не дай Бог, в хроническую форму.

— Докчэор, — градусник во рту Алекса колыхался как хвост собаки породы бигль при запахе лисьей норы. При невозможности претворить свои мечты в реальность он начал баловаться: — Йа шыть пуду?

— Еще хоть одно слово и — вряд ли, — тут же рубанул строгий врач. — Я лично оборву ваши страдания, больной, туго завязав у вас на горле шнуры фонендоскопа красивым бантиком. — Градусник издал сигнал, и Жаклин вынула его изо рта больного, практически выдернув, потому что Александр опять решил поиграть и крепко держал термометр зубами.