Полночь в Париже

— Кендра, не понимаю, что с тобой произошло, только вижу, что голова у тебя забита совсем не тем, чем надо. Ты витаешь в облаках, — сказала Кристен.

— Вернись домой, Кендра, — умоляюще произнес Керк. — Устройся на прежнюю работу или найди другую. Тебе привалило счастье, но деньгами надо распорядиться разумно, вложить в надежное дело. Вернись к нормальной жизни, прошу тебя.

Она вздохнула. Те же самые доводы, что и прежде. Судя по всему, ей не добиться понимания у родителей. Вовсе она не изменилась, как они утверждают… в любом случае, не изменилась к худшему! Обстоятельства действительно изменились — благодаря полученным от Буркелей деньгам. Но не она сама. По крайней мере, в этом она самане сомневалась.

— Мне не хочется спорить с тобой, па, и с тобой, ма. Я очень люблю вас обоих…

— Мы тоже любим тебя, дорогая, — сказала Кристен. — Вернись домой. Мы все обдумаем, все обсудим…

— Через месяц, мама! — ответила Кендра, и тон ее стал жестким. — Я вернусь домой через месяц. И тогда мы поговорим.

15

— Какой удивительный аромат, — сказала Кендра, одобрительно принюхиваясь.

Они находились в библиотеке. За последние дни ей вполне удалось обжиться на вилле и приспособиться к заведенному порядку. Нынешнее утро целиком ушло на осмотр внутренних помещений, и гидом ее была экономка, мадам Дюшен.

— Это запах сандалового дерева, — с гордостью произнесла мадам Дюшен, погладив стенную панель между книжными полками, занимавшими все пространство от пола до потолка. — Один из предков Буркелей прислал его для отделки библиотеки из своего поместья в Индокитае.

Кендра обратила внимание на средневековые рукописи с цветными миниатюрами — толстые, фолианты лежали раскрытыми на специальных пюпитрах. Хотя она уже почти перестала удивляться, но тут невольно поразилась богатству Буркелей.

В музыкальной комнате стоял большой концертный рояль, помимо него, имелись еще клавикорды, виолончель, флейта и — в витрине под стеклом — великолепная скрипка работы Страдивари.

— Семья собирает музыкальные инструменты? — осведомилась Кендра.

— Нет. Скрипка принадлежала Люсьену Буркелю. Он немножко занимался музыкой.

— Вероятно, он был не просто любителем, если играл на скрипке Страдивари, — сказала Кендра. — Я хорошо знаю известных скрипачей, но что-то не припомню среди них имени Люсьена Буркеля.

Мадам Дюшен добродушно рассмеялась. Замечание Кендры ничуть не обидело ее.

— Господин Люсьен умер в 1740 году, мадемуазель. Скрипку для него заказали, но в те времена инструмент стоил значительно меньше, чем теперь.

Кендра застенчиво улыбнулась:

— Понятно.

— Пойдемте. Я покажу вам комнату для трофеев.

Кендра последовала за экономкой, ожидая увидеть множество кубков и медалей за спортивные достижения — ибо Буркели добивались феноменальных успехов в любом деле, за которое брались.

Мадам Дюшен толкнула массивную дверь.

В комнате находились огромные слоновьи бивни, шкуры зебр и антилоп, ритуальные маски различных племен, бронзовые блюда с чеканкой, а также чучела животных — львов, гепардов, газелей и даже огромного жирафа. Все эти трофеи были молчаливым свидетельством пребывания Буркелей во французских колониях Африки.

— Замечательно, — пролепетала Кендра, испуганно озираясь вокруг.

Эта комната привела ее в трепет.

— Когда господин Лоран был маленьким, он любил забираться верхом на льва. Однажды его поймали за этим занятием… Знаете, какую трепку он получил? О-ла-ла!

— Какой… какой храбрый мальчик, — пробормотала Кендра, потихоньку пятясь к дверям.

— Да. Он пошел в мать. Мадам Лилиана застрелила льва во время свадебного путешествия с месье Жан-Мишелем.

— Как… как романтично.

Мадам Дюшен показала ей затем винный погреб, часовню и кухню, где можно было наготовить еды примерно на сотню человек. Кендра подумала, что, учитывая размеры парадной столовой, такре, вероятно, случалось не раз. Стол вишневого дерева имел в длину примерно двадцать футов.

— Для больших обедов, когда собирается много народу, есть еще три таких же стола, — пояснила мадам Дюшен. — Для настоящихже званых обедов выставляются двенадцать круглых столов в стиле «ампир» и сервиз из севрского фарфора, заказанный для Кристианы Буркель.

— Да, это красиво, — пробормотала Кендра.

Кристиана Буркель, без всякого сомнения, также сумела вовремя оценить потенциальную стоимость фарфора, ставшего теперь синонимом роскошного образа жизни.

— Ах, какое это было тяжелое время, — вздохнула мадам Дюшен и перекрестилась. — Бедняжка! Такой печальный конец!

— Французская революция? — спросила Кендра, сочтя бурные события той эпохи наиболее вероятным объяснением грустной судьбы Кристианы.

— Нет, Алжир. В машину подложили взрывчатку. Кристиана и ее муж погибли. Она была единственной дочерью месье Жан-Мишеля и вышла замуж всего за полгода до этого. Фарфоровый сервиз был заказан для ее свадьбы.

Кендра сглотнула слюну. Значит, Буркелям тоже приходилось переживать трагедии.

— А теперь пойдемте сюда — если вам не наскучило.

Мадам Дюшен распахнула двери из слоновой кости с золотой инкрустацией, которые вели в огромную бальную залу с четырьмя хрустальными люстрами на потолке, украшенном тяжелой лепниной.

— Однажды здесь танцевал менуэт Томас Джефферсон. Какой это был образованный человек! И очень ценил наше бургундское вино.

Они прошли в темный кабинет с камином из гранита. От времени камень еще больше почернел. Неутомимая мадам Дюшен продолжала свою лекцию.

— Это рабочий кабинет. Здесь собирались мужчины нашего дома для обсуждения серьезных дел. Именно тут проводились переговоры о продаже Луизианы. Лакомый кусочек для вашей страны, верно?

Детская половина состояла из двенадцати комнат — две из них классные.

— Правда, Реми проводит у нас всего два летних месяца, — с сожалением произнесла мадам Дюшен, — поэтому эти комнаты большую часть года пустуют.

Помимо «апартаментов» Кендры, в доме было еще шесть таких же покоев, предназначенных для гостей.

— Семья Буркелей всегда предпочитала принимать у себя близких друзей, а не закатывать роскошные приемы, как принято в их кругу, — объяснила мадам Дюшен с нескрываемой гордостью.

Кендру весьма позабавила «скромность» этих миллионеров. Она не стала осматривать крыло, отведенное для слуг, равно как и личные покои Надин и Лорана, но мадам Дюшен настояла на визите в гимнастический зал. Это было последнее достижение виллы — сам Лоран занимался его обустройством.

Помимо всевозможных тренажеров по поднятию тяжестей, стационарной лодки с веслами, двух велосипедов, беговой дорожки, роликовых лыж и балетной перекладины у зеркальной стены, предназначенной для Надин, здесь были две сауны, а также искусственный минеральный источник в застекленном углу, откуда открывался вид на Ла-Манш.

Кендра не знала, насколько притягательно все это для Буркелей, но была убеждена, что саманепременно воспользуется подобным великолепием для усиленных занятий. Мысленно дав себе клятву регулярно посещать гимнастический зал, она вернулась в свою комнату, переполненная впечатлениями. В голове у нее гудело от бесконечных историй, связанных с виллой.

Богатство Буркелей поражало воображение, она впервые увидела, как можно распорядиться такими деньгами. И семья эта также предстала перед ней в новом свете.

На протяжении многих поколений Буркели занимали выдающееся положение в обществе, в определенной мере оказывая влияние на судьбы мира. Для себя Кендра не желала ничего подобного, но она начинала ценить уверенность в своих силах, которую дают большие деньги. Ей нравились далеко не все поступки Буркелей, но она завидовала свободе выбора — они имели возможность распоряжаться своей жизнью независимо от обстоятельств, причем это не означало отказа от комфорта.

Существование же Кендры было определено тем фактом, что выросла она в семье, принадлежащей к среднему классу и обладающей соответствующим достатком. Она всегда имела то, в чем действительно нуждалась, немногое из того, чтожелала, и самую крошечку из того, о чем мечтала. Но не было случая, чтобы она принимала решение свободно, без учета финансовых расходов. Именно финансовыми соображениями был ограничен ее выбор, и не считаться с этим она не могла.