Вероломство

Оказалось, что к нему по газону и правда кто-то идет. Но не ребенок, — мужчина. Квентин похлопал глазами, подумав, что видение приняло другой облик. Но чем ближе он подходил, тем ясней различал мужскую фигуру: белые, как снег, волосы, прихрамывающая походка.

Тот сам француз. Жан-Поль Жерар.

Квентин замедлил шаг, но не побежал прочь, что было бы не лишено смысла. Ведь он мог с легкостью удрать от этого немолодого человека. Однако, как он не хитрил, француз всегда доставал его в Сайгоне. И в Бостоне он его отыщет, если уж задумал.

Когда они поравнялись, Квентин прочистил горло и сказал:

— Вы пришли убить меня.

Жерар захохотал страшным смехом из самых кошмарных снов Квентина.

— Можешь не продолжать: ты тоже думал, что я мертв. Или только надеялся?

— Я много лет не думал о вас.

Опять смех. Но глаза француза оставались мертвенно-тусклыми. Отсмеявшись, он сказал:

— Лжец.

А ведь правда.

— Что вам угодно?

— Во всяком случае, не твоя смерть, — сухо произнес Жерар. — Нет, друг мой. Это было бы слишком просто для нас обоих. Я не причиню тебе вреда. Наша Сайгонская договоренность потеряла силу.

«Договоренность» эта была не чем иным, как заурядным шантажом. Квентин прибыл в Сайгон в октябре 1973 года — почти через восемь месяцев после подписания Парижского мирного соглашения. Он с презрением отнесся к американцам, которые, вместо того чтобы помогать, эксплуатировали эту страну. Они поддерживали и насаждали тайную проституцию, наркобизнес, ввергали народ в нищету. Они были американцами, позорившими свою нацию. А потом Квентин так просто, так глупо, стал одним из них. Сыграв на страхах прекрасной вьетнамки, он заставил ее вступить с ним в интимные отношения. По крайней мере она делала вид, что любит его. Когда он улетел в Бостон и не торопился возвратиться, она предположила худшее. И не стала ждать, оказавшись в объятиях Джеда Слоана. Квентин задним числом спрашивал себя, кто кого использовал?

Но Жерар шантажировал его вовсе не по причине любовной связи с Там. По собственному недомыслию Квентин оказался втянутым в сеть американских граждан, организовавших доставку наркотиков в Соединенные Штаты. Жан-Поль Жерар это пронюхал и пригрозил «засвидетельствовать» участие Квентина в преступной организации главе компании «Вайтейкер и Рид» — если Квентин не откупится. И Квентин заплатил. Он передал Жерару не одну тысячу долларов, пока не убедился, что единственный выход — во всем признаться матери и просить ее о помощи. Она приняла решение: сын должен остаться дома. Он так и поступил, а в августе 1974 года стал управляющим компании «Вайтейкер и Рид», он надеялся, что Там поймет — он любит ее и непременно возвратится, чтобы забрать ее к себе.

Однако он так и не вернулся в Сайгон. Ведь для этого пришлось бы пойти против матери, да и риск встретиться с Жераром был велик. А Там тем временем нашла другого мужчину.

Квентин с завистью смотрел на француза, не обращавшего внимания на изморось и промозглый ветер.

— У твоей матери кое-что есть, — спокойно произнес Жерар, — и я хотел бы это получить.

— Глупости, — не в силах скрыть потрясение, сказал Квентин. Что общего может быть у Абигейл Рид с этим бродягой? — У моей матери нет ничего, что пригодилось бы такому, как вы.

Жерар усмехнулся, открыв ряд просмоленных, щербатых зубов.

— Ты и правда так думаешь? Она очень богатая дама, друг мой.

— Так вам нужны деньги...

— Нет, отрезал Жерар. — То, что мне нужно, тебя не касается, но если она откажется добровольно это отдать...

— Держитесь подальше от мамы, — сказал Квентин, собрав все свое мужество. — Если вы...

Жерар жестом приказал ему замолчать.

— У меня нет времени выслушивать всю эту дребедень любящего сына. Твоя мать не нуждается в защите. Во всяком случае, в твоей. У нее имеется ценная коллекция сапфиров. Я приехал за ними. На твоем месте я убедил бы ее отдать их мне.

— Вы рехнулись.

— Пока нет, но скоро я перестану за себя отвечать. Однако не важно, друг мой. Сапфиры. — Взгляд Жерара стал вдруг живым, сверлящим. — Скажи ей, хорошо?

Ошеломленный Квентин смотрел вслед страшному человеку, удалявшемуся прихрамывающейся походкой не торопясь, с большим достоинством. Француз пересек газон и пошел по асфальтированной дороге, пока не скрылся за посадками елей, придававшими усадьбе уединенность и скрывавшими дом от посторонних взглядов. Квентин, если бы захотел, мог бы без труда догнать его. Потребовать объяснений. Мог бы задушить этого тощего, изможденного человека. Но несмотря на шрамы, хромоту и годы, Жан-Поль Жерар показал себя очень ловким человеком.

Интересно, есть ли у него доказательства того, чем занимался Квентин в Сайгоне? Неужели опять надо идти к матери и умолять ее о помощи — чтобы никто не узнал об ошибке, которую он совершил по глупости пятнадцать лет тому назад и которая, словно дамоклов меч, продолжает нависать над ним?

Квентин судорожно передернулся. Как обычно, он не знал что ему делать.

Жан-Поль влез в «субару», угнанную со стоянки близ Бостон-Коммон. У него не было денег на прокат. Довольный тем, что нагнал страху на Квентина, он выехал на скоростное шоссе и направился в сторону Бостона, выдерживая разрешенную скорость. Пусть Абигейл знает, что он не собирается сдаваться. Он будет закручивать штопор все сильней, пока она не отдаст «Камни Юпитера».

— Да, — мадам, — прошептал он, — успех будет за нами.

Он остановился у придорожной закусочной. Заказал кофе и сахарное печенье, обычную пищу последних нескольких дней. С того момента, как в Гонолулу ему попался на глаза «Успех», он спал час-другой, не больше. Ничего, после отоспится. Сейчас надо бодрствовать. Прошлую ночь в комнате Абигейл свет горел почти до утра. Жан-Поль представлял, как она строит планы извести его. Еще он видел Джеда Слоана, входившего в дом Томаса Блэкберна на Западной Кедровой.

Вот еще проблема: Джед Слоан и Ребекка Блэкберн.

С ними он разберется позже.

В Бостоне он оставил «субару» на Кембридж-стрит, близ Бикон-Хилл, совершенно не испытывая угрызения совести: угнал он машину почти с пустым баком, а возвратил наполовину полным.

Квентин принял душ, побрился и надел свой лучший костюм. Не то чтобы успокоившись, но овладев собою, он набрал номер матушки (дома на Маунт-Вернон) из своей спальни.

И повесил трубку, прежде чем она ответила. Нет, к черту, не станет он ей звонить!

Она непременно заедет сегодня в свой офис. Там они и поговорят с глазу на глаз. Надо быть осторожным. Даже в затруднительном положении Абигейл умеет сохранять самообладание, но Квентин надеялся, что он сможет сквозь любую завесу разглядеть какие-нибудь подробности, касающиеся француза и этих сапфиров.

Неужели мама однажды сделала глупость, за которую Жан-Поль осмеливается шантажировать ее?

Нет, это невозможно.

Более вероятно, что Жерар хочет использовать компромат на Квентина, чтобы тот склонил мать расстаться с ценностью — а именно, с сапфирами, — приобретенными вполне законным путем. Квентин опять окажется в проигрыше: мать отдаст камни, чтобы спасти его и сохранить в тайне то, что он совершил пятнадцать лет назад, и это усилит напряженность в их отношениях. Абигейл будет попрекать его всю оставшуюся жизнь.

Этого нельзя допустить. Абигейл Вайтейкер-Рид не из тех, кто понимает и прощает. Нельзя допустить разоблачения сайгонских дел, если он хочет когда-нибудь вновь обрести уважение матери.

Что если самому заполучить сапфиры и передать их Жерару?

Размышляя над такой возможностью, Квентин подошел к выводу: какой бы путь он ни выбрал, ошибки не избежать. А француз только того и ждет. И мама тоже.

«Бог знает, чем была бы эта компания, если бы был жив твой отец, —сказала она как-то сыну. — Не уподобляйся ему, Квентин».

Слишком поздно, мама, подумал он. Я уже уподобился.

ГЛАВА 19