Вероломство

— Как бы не так. Посторонний не стал бы скрывать, — знать и скрывать, — что не кто иной, как ты, разжег тот памятный костер в Бостон-Коммон.

Джед улыбнулся общим воспоминаниям детства.

— Разве то был костер, так — пара хворостинок и сухая листва.

— Ты, Квентин и Зеке играли в салемский процесс над ведьмами. Я изображала ведьму. Собирались сжечь меня, привязав к столбу. Сколько мне тогда было лет, пять?

— Мы не собирались сжигать тебя взаправду.

— Да, но этого не знал разъяренный полицейский, учуявший запах дыма. Вы удрали, а меня оставили привязанной к дереву.

— Ребби, тебе прекрасно известно, что ты могла освободиться в любое время. Кроме того, огонь не мог тебе повредить. Костер был в стороне.

— У полицейского сложилось иное мнение. Он хотел вас найти и поджарить на этом костре ваши пятки, но я держала язык за зубами.

— Но не из чувства товарищества, — возразил Джед, — а лишь потому, что это характерно для всех Блэкбернов — держать язык за зубами.

— Главное не в этом, а в том, что ты вовсе не посторонний. И никогда им не будешь, как бы редко мы ни виделись друг с другом. — Она задумчиво улыбнулась, размышляя о том, смогут ли они с Джедом, люди друг другу не посторонние, стать когда-нибудь вновь друзьями. Если бы они не были такими глупцами, что вздумали влюбиться друг в друга, то это было бы вполне возможно. А теперь? Ребекка не знала. — Желаю удачной беседы с дедушкой. Да, и если мы не увидимся до твоего отъезда, — передавай привет дочери.

Джед посмотрел ей в глаза и сказал:

— Непременно передам, Ребби. Спасибо.

Она почувствовала, что вот-вот разревется, и выбежала из кухни на свежий воздух. Было сыро и зябко — типичное весеннее утро в Новой Англии — и только половина восьмого. Можно пойти к себе в студию и часов десять кряду красить ногти, читать рекламные объявления, пытаться завербовать новых клиентов, думать о Томасе Блэкберне и Джеде Слоане. Можно дойти до такого отчаяния, что покажется заманчивым проектирование автомобильных свалок и посуды для микроволновых печей. Для нее скука была одним из двух верных способов достижения творческого вдохновения. Другим верным способом было безденежье, но с безденежьем ей не приходилось сталкиваться уже много лет.

К несчастью, скука не всегда пробуждала в ней желание работать. Иногда она приводила ее в кабинет очередного шефа с заявлением об уходе и далее — в аэропорт, на первый самолет, а, бывало, что и ввергала в пучину какого-нибудь рискованного капиталовложения. Однажды она чуть не приобрела команду второй бейсбольной лиги, а один раз на самом деле купила чрезвычайно дорогое болото во Флориде, которое в конце концов пожертвовала обществу «Одюбон».

Сегодня, однако, ничто не предвещало утомительного, выматывающего бездействия.

«Я не желаю обсуждать с тобой обстоятельств, при которых этот француз познакомился с твоим отцом»,— сказал ей вчера дед.

Ну и ладно, Бог с ним.

Надо подумать, что можно выяснить без его помощи.

Прежде всего, надо плотно позавтракать на Чарлз-стрит, затем сходить в Бостонскую Публичную Библиотеку. Как-то один из ее профессоров политических наук, обмолвился, что в БПБ собрано впечатляющее количество информации о человеке, на котором Джон Ф. Кеннеди неостановил свой выбор в качестве посла в Сайгоне, а именно, о Томасе Иезекиле Блэкберне.

И еще она была уверена, что найдет там кое-что об императрице Елизавете и Камнях Юпитера и, быть может, какую-нибудь информацию о череде краж на Лазурном Берегу в конце пятидесятых годов.

Джед сварил себе более терпимого кофе и направился в сад. Там он тщательно вытер со стула выпавшую за ночь росу. Воздух был сырой и прохладный, но дождя пока не ожидалось. Кофе обжигал горло — как раз то, что ему нужно. Он вдыхал пар и старался успокоиться. Ребби... Ох, как с ней непросто.

Через несколько минут из дома вышел Томас. На нем был древний гарвардский свитер и китайские шаровары. Выглядел он в это утро лет на сто.

Он придвинул стул и сел, не удосужившись протереть его.

— Ты, как я вижу, не собираешься возвращаться в Калифорнию.

— Нет. Вчера вечером я позвонил Май — с ней полный порядок. Сердится, что я не взял ее с собой в Бостон, но, кажется, уже пережила обиду.

Томас вздохнул:

— Я слишком стар, чтобы силой навязывать тебе дельный совет. Где Ребекка?

— Ушла. Сказала, дела.

— Да, она невероятно деловая женщина. Уверен, что жизнь у нее была бы куда проще, если бы признала себя мультимиллионершей с обширными инвестициями и не разыгрывала бы из себя графического дизайнера, но это ее дело. Я же намерен наслаждаться ее обществом и терпимо относиться к ее животному. Ты видел Пуховика?

— Да. Очаровательный.

— Вот как? Обыкновенно, мои приятели отзываются о нем не столь высоко.

— Ребби тебе говорила, что наш знакомый из Сайгона побывал вчера у нее в студии?

Томас откинулся на стуле, зевнул, затем бросил на Джеда колючий взгляд.

— Да, что-то такое было.

— Мог бы мне рассказать.

— Не имею привычки пересказывать содержание частных бесед между мной и внучкой. Даже тебе, Джед.

Джед выслушал мягкую нотацию с полной невозмутимостью и сказал таким же мягким тоном:

— Это замечательно, до тех пор, пока твои представления о чести и благоразумии не становятся угрозой для моей дочери. Томас, я знаю, что Ребби тоже не была со мной вполне откровенна. Она что-то знает, — знает и не говорит.

— Что ты от меня хочешь? — спокойно спросил Томас.

— Не знаю, черт меня подери. Может быть, она тебе намекнула...

— Нет. Я согласен с тобой: она что-то знает, но не говорит.

— Проклятье! — Джед втянул в себя воздух, пытаясь совладать с собой. — Ребби надо уехать из Бостона. Пока этот парень тут околачивается, ей грозит опасность.

Нагнувшись к Джеду, Томас внимательно посмотрел на него, причем взгляд его был на удивление ласков.

— Не строй из себя защитника и сам не крутись здесь, — он помолчал, смахивая со стола сухие веточки и желтую пыльцу. — Ребекка этого не переносит.

— Мне плевать, что она переносит, а что не переносит.

Томас улыбнулся:

— Ой ли?

Взбешенный, Джед вскочил, оставив свой кофе недопитым. Эти Блэкберны видят его насквозь.

— Я уйду ненадолго. Хочу прогуляться, обдумать все на свежем воздухе. — Он посмотрел вниз, на старика, сидевшего за щербатым садовым столиком, и ему захотелось сказать, как он сожалеет о том, что Томас Блэкберн последние двадцать пять лет живет трудно, в полной изоляции. Но Томас на это ответил бы, что он заслужил тот остракизм, какому его подвергают с 1963 года. Однако Джед сомневался, правда ли заслужил. И он добавил: — Может быть, зря я сюда приехал.

Томас оставался невозмутимым:

— Есть два места на девятичасовой самолет в Сан-Франциско. Я только что звонил. Мне кажется, Ребекка никогда не была во Фриско.

Джед ясно представил себе, как он провезет Ребби но мосту «Золотые Ворота» — впервые в жизни, — как они возьмут Май и отправятся все вместе в ее любимый китайский ресторанчик.

Надо освободиться от чар Блэкбернов.

— Поговорим позже, — сказал он Томасу внезапно охрипшим голосом. И не стал ждать ответа.

ГЛАВА 17

Май поняла, что для осуществления ее плана нужны деньги. А где их взять? Дедушка богатый, но в его доме сколько-нибудь значительные суммы не лежат где попало, чтобы можно было незаметно положить их в карман. Все, что ей удалось раздобыть со вчерашнего вечера, когда в голове у нее созрел план, — это жалкие пять долларов, лежавшие на холодильнике. И то она боялась, что это деньги Сандры, экономки, которая служила у Уэсли Слоана последние двадцать лет и пережила на этом посту нескольких его жен. Май непременно возвратит ей долг. И дедушке тоже. Она вернет ему все, что позаимствовала, до последнего цента.