Азбука мести

-С чьей стороны? -Давайте не будем ворошить прошлое. Давайте, кивнула Лера. Ее занимало будущее. -Вы что-нибудь предпримите теперь?– спросила осторожно. Какая бы женщина удержалась от подобного вопроса? Федор пожал плечами. -Нет. ЕслиСветане нашла меня, не рассказала одочке, значит я ей не нужен. Лера с сомнением оглядела Федора. Худ, носат, хмур. Не красавец. Сильно не красавец. Комплексов, наверное, полно. -Извините,увас есть сейчас женщина? -Какое это имеет значение? Значит никого нет! -Почему бывам ни попробовать помиритьсясо Светой?Я могла бы помочь. Новая волна бледности укрыла худое лицо, дрогнули губы. -С меня довольно одного урока, – выдохнул Федор. – Света не хотела рожать от меня.Она предпочла голодать и мыть подъезды,лишьбы не видеть меня рядом. Я ей не нужен.Давайте оставим этот разговор. Я покурю, и черезпятьминут буду квашем распоряжении. -Конечно. Едва за Федором закрылась дверь,Лера достала мобильный и позвонила в библиотеку. -Девчонки, Светку сюда и быстро.Светик, я нечаянно встретила твоего чернявого Федю. Он не знает про Катю и сохнет по тебе до сих пор. Быстро решай: нужен он тебе или нет? -Нужен, –грянуло запоздалое признание. – Очень нужен. Просто позарез. -Тогда мой шею. ВернулсяФедор,такой же бледный и с той же каменной отнапряжения физиономией. -Света ждетвас сегодня в 19.15 у библиотеки, – сразузаявилаЛера. Камень не дрогнул. -Это лишнее. Нам ни к чему встречаться. -Она любитвас, – бросила Лера пробный шар. – И всегда любила.И очень хотела быть вашей женой. -Неправда!– перебил носатый худой некрасивый человек. Он думал, к нему снисходили от скуки и одиночества. Он думал к носатым худым некрасивым можно только снисходить. Любить их нельзя. Рожать от них противно. Он думал… -Она сейчас сидит у телефона и плачет. Она глупая и гордая девчонка и не понимает, что за счастье надо бороться в первую очередь с собой. Нельзя поддаваться комплексам, амбициям, страхам. Надо идти до конца, потом идти дальше, а потом еще дальше. Будьте мужчиной, Федор. Будьте умными сильным, идите и возьмите женщину, которую любите. Есливы ее, конечно, любите, – закончила Лера. – Вопросы есть? -Нет вопросов. – Федор глупо улыбнулся. – Только явам не верю. -Поговорите с ней сами. Хотите? Федор с отчаяннымдостал мобильный. Лера вышла в соседнюю комнату. Стараясь не слышать то и дело, доносившиеся из-за двери возгласы, уткнулась в глянцевый журнал. -Я …нет…очень…чуть с ума…не плачь… буду через полчаса …да…да…. -Простите, – влетел новоявленный счастливец. Лера усмехнулась довольно. Камень превратился в пушистое облачко и, взмыв к голубым небесам, парил в безбрежной безмятежной выси. – Я должен идти. Может быть мы встретимся позднее? -Нет, –возразилаЛера. – Времяне ждет. -Тогдавами займется мой коллега,Влад. -Конечно. -Я позвоню и приглашу его. Подождите минут двадцать. Новый «серый аналитик» по имени Влад отличался от Федора только внешне. Сущность, выглядывавшая в цепком пронзительном взгляде, была у мужчин одна. Вывернуть наизнанку, выпотрошить, выискать – удовольствие в жизни состояло в этом. -Явас слушаю! -Что можно узнать о человеке за два, максимум три дня? И сколько стоит подобная услуга? -Из баз МВД, ЗАГСа, Минздрава и прочих можно собрать практически полное досье.Цена зависит отобъема информации,срочности заказаи степени защиты базы. Поэтому один запрос может потянуть на сто, а другой на тысячудолларов.ВасФедор, в порядке исключения, велел обслужить по минимальному тарифу. -Прекрасно, – обрадовалась Лера. -Итак, – она выложила на столшестькартонных карточек. – Это мои фигуранты. -Позвольте, – Влад взял один листок. Пробежал глазами текст.– Так понятно. Муж и жена. Гражданский брак. Дед и внук. – Думаю, в последнем тандеме можно ограничиться только дедом. Внук в силу возраста вряд ли играет важную роль в моей истории. -Поставьте передо мной задачу. -Суть дела в двух словах такова: адвокат длительное аремя организовывал некоторые события, в результате чего фигуранты получили определенные выгоды. Мне надо проверить: связаны ли между собой адвокат и кто-либо из этих господ-товарищей, – Лера указала на фото старших Осиных, Гали и Романа. – А также выявить скрытые факты биографии всех фигурантов.Любовные шашни, потерянные дети, долги– сгодитсялюбой материал. -Сколько у меня времени? –уточнилВлад. -Если я заплачу сейчаспарусотенличновам, и Федор об этом не узнает, сколько потребуется времени для выполнения задания? -Позвоните вечером. Я не могу сказать точно, не зная объем работы. -Это ответ профессионала. Влад пожал плечами. Естественно. Вечеромон доложил: связи пока не обнаружены, тайн тоже не густо. Но кое-что найти удалось.Галина Осина, в девичестве Осадчая, была удочерена в возрастеодногогода.Имя матери известно. В графе «отец» – прочерк. СродителямиРоманаАлексеева тоже не все в порядке. После развода матьотказалась от ребенка. Мальчика усыновила мачеха. А после смерти отца Рому усыновляли два ее следующих мужа. Виктор Осин Провести нежданно выпавшие каникулы Осин решил в санатории доктора Кравченко. -Во сколько мне обойдется это удовольствие? – поинтересовался Осин. -Тысяча долларов, –ответил доктор. Он лечил только людей состоятельных, поэтому устанавливая цены, не стеснялся. Виктор ахнул, но заплатил и, забывая о страхах и заботах, растворился в сказочной санаторной жизни. В лечебном задении царила почти полная вседозволенность. Секс, азартные игры, спорт, сон, медитация, книги, любое занятие или изыск на выбор. В том числе несколько массажных кабинетов. -Вы очень напряжены, – сказал Кравченко, – назначу-ка я вам расслабляющий курс. -Мне хорошо тонизирующий помогает, – возразил Осин. Возня с тремя бабами одновременно приводила его в отличное расположение духа. Олег Иванович насмешливо хмыкнул: -Доктор здесь я. -Вы не доктор, вы – диктатор, – чуть было не обиделся Виктор, но смиренно отдал себя в руки специалистов по релаксации. К удивлению тоже трех женщин. Осина, почти голого, одни бумажные плавки – треугольник и тесемки – уложили на низкий столик. Сверху села полная брюнеточка и легкими щипками стала мять спину. Плечами и руками занялась рыжеватая симпатяга. Ноги достались стройной блондинке. Из одежды на дамах были лишь серьги, прочее розовело обнаженной плотью, которой они терлись, прижимались, елозили и втискивались в Виктора. Он мгновенно возбудился и ухватил рыжую за грудь. Барышня не противилась, позволила ласкать себя. Однако едва Осин потянуться к ее бедрам, отстранилась. -Иди сюда, глупая, – позвал он и почувствовал легкую боль. Брюнеточка твердым пальцем надавила на точку на затылке. По телу разлилось теплая волна истомы. Желание отступило, уступило место ощущениям, менее острым, но не менее сладким. Блаженное чувство умиротворения баюкало нервы. Безбрежный покой ласкал душу. Тело нежили женские ласки. Движения мягких ладоней и тонких пальцев становились смелее, прикосновение грудей, лобков и ягодиц – откровенней и зазывней, запахи из подмышек и межножья – острей. От вожделения у Виктора закружилась голова. Стремительным рывком, он вывернулся из-под брюнетки и подмял ее под себя. Легкий болезненный тычок под колено вернул в состояние безмятежной эйфории. Осин обмяк, поплыл, распластался бесформенным мешком. Его перевернули на спину и продолжили процедуру. Брюнетка легла поперек Виктора, и то, вставая на колени, то, простираясь ниц, прокатывалась грудью и животом по его груди и лобку. Тоже делала и рыжая, но с его лицом. Блондинка пальцами и губами перебирала пальцы его ног. Осин сцепив зубы терпел. Он не желал превращаться в бесчувственный предмет, которым становился после акупунктуры. От горячечной страсти сворачивалась кровь, сердце захлебывалось в бешеном ритме, рвались легкие судорогой вздохов-выдохов, в паху полыхал ад. Привыкнув возбуждаться мгновенно, Осин не знал каково наполняться желанием, собирать его, скапливать по капле. Он знал примитивные ощущения вулкана, извергающего пламя и лаву. Девочки учили терпению, выдержке, выносливости. Преподавали мужской, хищной сути урок смирения. Жар желания – холод бесчувствия. Жар-холод. Жар-холод. Так куют изысканный булат. Высокопрочную дамасскую сталь, для лучших в мире клинков, сабель и кинжалов. Огонь, наковальня, молот, вода…Рыхлая основа твердеет, закаляется, обретает жесткость, гибкость, устойчивость. К третьему сеансу Осин сумел выдержать двадцать минут. В первый он кончил на восьмой минуте. Возвращаясь в палату, легкий и опустошенный, с мокрыми после душа волосами, Виктор безмятежно улыбался. Пока существуют на свете такие удовольствия, пока он в состоянии их получать, жизнь прекрасна и удивительна, думал весело. Проходя мимо сестринского поста, с удовольствием отметил, что сегодня дежурит смуглая, похожая на Галю, Наташа. -Заскочи ко мне вечерком, – предложил игриво. Барышня полыхнула карими глазками: -Хорошо. Секс с пациентами вменялся сестрам в служебные обязанности. -Вам сейчас спать положено, – напомнила девушка. Со сном у Осина были проблемы. Даже после массажа он не мог заснуть. -Хотите, Люба сделает укольчик? -Хочу, – Виктор вздохнул горько. Как ни боялся он уколов, а перекемарить пару часов хотелось нестерпимо. Любочка в коротеньком белом халатике смахивала на ангела. Порочного ангела. Она появилась в палате, стремительно распахнув дверь, заявила с порога: «Духота»; сразу стала открывать окно. Совладав с задвижкой, рухнула локтями на подоконник, выглянула наружу. Подол бесстыже задрался, оголив розовую голую попку. -Красота! Теплынь! Солнышко! – Любочка счастливо рассмеялась. Как в восемеадцать лет не радоваться весне, солнцу, будущему? Деньгам, так легко, плывущим в руки. -Ты, что же, цыпленок, совсем трусы не носишь? – спросил Осин, не отрывая взгляд от пышных полусфер и складки между ними, сползающей в промежность. -Нет, – не поворачивая головы, весело сообщила Любочка. – Зачем они мне? Действительно, зачем? Пока девушка проверяла шприц и протирала предплечье спиртом, Виктор исследовал под халат тайные местечки. Иголка проткнула кожу, снотворное полилось в кровь. Осин притянул Любу к себе, развязал поясок халата, стиснул мягкую нежную грудь. -Вы мне еще за прошлый раз не заплатили, – обиженно надула губы девчонка. За обязательный секс шла надбавка к зарплате. За старание, энтузиазм и фантазию клиенты отстегивали из собственного кармана. Виктор бросил на тумбочку банкноту. -Ну, давай, давай…– приказал нетерпеливо и прижал любочкину голову к своему животу. Он проснулся от холода, потянул на себя одеяло и вздрогнул. С кровати на пол с грохотом упал сверток. Когда Любочка уходила никакого пакета не было. Осин брезгливо поморщился. Пряничная сказка из удовольствий производстваmadeindoctorКравченко испытаний не выдержала. Поддалась суровой действительности. Впустила нечто требующее внимание. И вызывающее страх. «Что в пакете?» – Осин облизал пересохшие губы. «Что-то тяжелое», – ответил сам себе. Захотелось закрыть глаза и представить, будто ничего не произошло. Будто глупая развратная девка снова целует его, гладит, ублажает. Но нет. Вместо радужных картин в памяти всплывали пережитые кошмары. Три дня в раю не затмили двух лет ада. «Что в пакете?» – Он смотрел на синеватую оберточную бумагу, аккуратные углы, серебристую ленту. В клинику не пускали посторонних. Кроме персонала и пациентов на территорию заходить никто не имел права. Для посетителей существовала специальная «карантинная» зона и куръерская служба, занятая доставкой по палатам тех назойливых мелочей, которыми родные и подчиненные напоминали о себе. Виктор протянул руку, прикоснулся к гладкой бумаге, погладил ее. Палец царапнуло что-то острое. Картонка. Неведомый доброхот вложил под ленту открытку. «Виктору Осину от Дмитрия» – гласил текст. Осин судорожно сглотнул слюну и ухватил сверток. Сорвал обертку. На картонной коробке, обвитой изолентой, белела еще одна записка. «Я могу убить тебя, как бешеную собаку, но брезгую марать руки о такое ничтожество. Посмотрим, каков ты в бою. Не струсишь выйти один на один?» Внутри коробки лежал пистолет, поблескивал вороненой сталью. Из дула торчал скрученный в трубочку листок. «Нравится игрушка? Пользуйся! И готовься! Я скоро приду за тобой и не хочу встретить тебя безоружным». Виктор укутался по плотнее в одеяло и, сжимая в руках пистолет, с грустью уставился в окно. Черт подери, как он устал! Как измучился! Истрадался! Неужели, этого дурацкого Дмитрия подослал близкий ему человек? Тот кому он доверял, любил, считал своим? Горькая мысль, не взирая на все ухищрения, грызла, томила, изводила нестерпимо. Кто это сделал? Кто? Галя? Нет! Она, в ущерб себе, вчера подарила сорок тысяч долларов. Подписанная в пользу Даши бумажка фактически ничего не стоит. Появись у него другие дети, и филькиной грамоте одна дорога – в туалет. Роман? Этот мог желать вреда и желает, рассуждал Виктор. Но он – чужой человек, а мститель посвящен в мельчайшие подробности его жизни, о многих, из которых даже Галка не догадывается. Других источников информации, кроме Гали, у Романа нет. Игорь? Люда? Осин тяжко вздохнул. Если бы Игоря дошла правда, брат убил бы его, не раздумывая. Людка, вообще горло перегрызла бы, не поморщилась. Но, раз, дело заглохло, кануло в лету, легло под сукно, родственнички никогда не узнают правду о той темной истории. И, слава Богу. Нина? О жене друга Виктору не хотелось вспоминать. Он изнемог под бременем многолетней пламенной страсти, вечных упреков и патологического желания Нины родить ребенка. Его детей должна была рожать Галя. Нинке полагалось рожать от Круля. Таков порядок вещей. Зачем его нарушать? С какой стати? Глеб Михайлович? Он в своем величии не стал развлекаться мелкими гадостями. Он бы прикончил противника одним махом. Бабку подавно следовало исключить из списка подозреваемых. Чтобы уничтожить внука, старухе достало бы отлучить его от кормушки. Неоправданными остались две андидатуры. Глеб Полищук – мальчишку Виктор никогда всерьез не принимал. И Андрей. Осин погладил ствол пистолета, подумал: оружие – воплощение мужественности, идеал силы. Андрей – мужественный человек. То, что он вынес, под силу не каждому. Можно сколько угодно обманывать других, себя обманывать зачем? Виктор осознал, что его влечет к Андрею в первый день знакомства. Изрядно нагрузившись на вечеринке, спонтанно организованной после экзамена по математике, прихватив бутылку водки и портвейн, он потащил нового приятеля в общагу кулинарного училища к знакомым девчонкам. Те никогда не отказывали, если было что выпить. По дороге речь зашла о старине, кстати вспомнилось, что древние римляне, скрепляя дружескую клятву в верности, трахали по очереди одну и туже бабу, сливали в одну вагину сперму, -Давай и мы так? – предложил Виктор. -Давай, – согласился Круль. Девчонки охотно согласились приобщиться к древней традиции. Устроились на полу, на сдвинутых матрасах. Когда Андрей разделся девчонки ахнули: -Ого, ну и иструмент… Виктор ревниво буркнул: -Дело не в размерах… Глядя, как Андрюха теряет невинность, в суете и смешении рук и ног, в слюнявых поцелуях, визге и хохоте, поймал себя Осин на странной мысли: ему хотелось быть одновременно мужчиной и самому вторгаться в мягкие влажные глубины, и быть женщиной, чтобы ощутить в себе чужую силу, напор, стремительное биение. Хотелось сказать Андрею: «Брось, эту суку. Возьми меня. Пока я буду трахать бабу, оттрахай меня». От острого нестерпимого желания кружилась голова, в горле стоял ком, сердце билось как бешеное. В какой-то момент не удержавшись, поддавшись искушению, Виктор упал на Андрея, потянул на себя для конспирации будущую повариху, затеял возню, стараясь прижаться потеснее к Крулю. Провел будто бы невзначай рукой по кудрявому лобку, побежался пальцами по набухшему стволу члена, увидел как «поплыли» от вожделения глаза нового приятеля и, смелея, стиснул между между ног крепкую ладонь. На первом курсе они часто коротали вечера по-римски. И каждый раз Виктор стремился дотронуться, а если случалось, то и приласкать украдкой Круля. Пока приятель пользовал барышню, Виктор, продолжая наяривать в дежурную вагину, отдавался сладким греховным мыслям. Откуда они брались, изумлялся после. Он рано познал женщин, стремился к ним, голодным взглядом провожал пышные бюсты и круглые задки. Мужчины его не возбуждали. Кроме Андрея ни один, ни разу, не смутил покой. Только Круль, черт его подери, не шел из головы. Смириться с искаженным, но активным мужским началом в себе Виктор еще мог. Бабскую же, пассивную суть, разум отвергал брезгливо. Разум, да. Но не плоть. Она, стерва, требовала удовлетворения. Однажды Виктор напоил друга до невменяемого состояния и уложил в постель. Дорвавшись до сокровенного, целуя и нежа бесчувственное, одеревеневшее от алкоголя тело Андрея, Виктор, сам, пьяный в дымину, парил в облаках от счастья, предвкушая, что мечта вот-вот осуществится. Увы, Андрей, беспомощный, бревно-бревном, не понимал что происходит, не отвечал на ласки, не возбуждался. Осин заплакал. Для семнадцатилетнего мальчишки задача оказалась слишком сложной. Впрочем, возраст не имел значения. Со временем ситуация только ухудшилась. Позже Виктор повторил опыт. Мама отбыла в очередной загул, холодильник трещал от жратвы, квартира пустовала. Они напились с Андрюхой до поросячьего визга и отрубились. Ночью Осин очнулся, и, плохо соображая, что творит, или, напротив, соображая отлично и так же отлично обманывая себя, полез к Андрею с нежностями. Какое-то время Круль лежал ничком, потом встрепенулся и бросился на Виктора. Тот, не успев ахнуть, почувствовал в себе стремительные и сильные толчки. Сколько длилось наслаждение? Минуту? Час? Время утратило власть над жизнью. Андрей кончил, пролепетал: «Витька…Витенька..» и обессиленный рухнул лицом в подушку. Через секунду он заливисто и надрывно захрапел. Виктор, напротив, не спал до утра. Он надеялся, ждал, не оставлял Круля в покое. Напрасно. Никогда больше между ними не было близости. Было только обоюдное желание, которое, тем шальным мгновением подтвердил Андрей. Которое всячески пытался скрыть потом. Которое пронизывало их дружбу токами скрытого и страстного влечения. В череде дел, оставленных на последние три дня жизни – Виктор задавался иногда вопросом: что бы сделал он, узнав что жить осталось три дня – выяснение отношений с Андреем было прерогативой номер один. Я бы сказал ему, мучил себя фантазиями Осин: «Я не голубой. И никогда ни хотел, ни одного мужика. И сдохнуть желал бы на бабе. Или рядом с тобой. Я не виноват, я даже не могу понять, почему меня тянет к тебе. Но из песни слов не выкинешь. Факт на лицо и другое место. Трахни меня, пожалуйста, Андрюха. Хватит нам мучиться. Хоть напоследок позволим себе быть счастливыми». Что бы ответил Круль, Виктор представлял плохо. Решение друга зависело от одного. Смелости признать очевидные, но стыдные истины. Сам Виктор перед лицом смерти бросил бы лицемерить, наплевал бы на чужие мнения и собственные предрассудки. Так же, наверняка. поступил бы и Круль у последней черты. Отчаяние, которое излучал друг, говорило об этом. Но в преддверии долгих лет, в невозможности утаить отношения, стать гомосексуалистами не решались оба. «Во, блядская судьба, – клял себя сейчас Осин. – Перетрахать сотни баб и сохнуть по одному мужику». Он спрятал пистолет под матрас и старался не вспоминать о нем. Оружие придает силу, когда человек готов применить его. В противном случае оружие становится обузой. Виктор сжимал в ладони холодную рукоять и чувствовал ненависть к грозной игрушке. И обреченность. Ружье, висящее на стене, к концу третьего действия должно выстрелить. Законы жанра не изменны. Закон, провозглашенный мстителем, несет ему, Виктору Осину, боль, страдание, унижение. И гибель? На следующий день, вернувшись после массажа, открыв ключом, запертую собственноручно час назад дверь палаты, Виктор обнаружил пропажу. Пистолет исчез. Его не было под матрасом. Не было на полу, в тумбочке, в шкафу, среди вещей. Так же таинственно, как появился, пистолет исчез, испарился, истаял в суровых реалиях выдуманного мстителем сценария. Осин рухнул на кровать, обхватил голову руками и закачался как старый еврей на молитве. Дверь стремительно распахнулась, в комнату впорхнула Инночка – сменщица Любочки. Тоже в коротюсеньком халатике, тоже без трусов. Повторяя отработанный прием, распахнула окно и выставила на обозрение голую сраку. -Иди сюда, – с ненавистью позвал Осин. Его тошнило от блядских замашек, выворачивало наизнанку от розовых задниц, стриженых лобков и надушенных половых складок.