Скрипач (СИ)

Закончив играть, юноша оглянулся на своих слушателей. Бастьен замер с открытым ртом, так и не донеся до него бокал. Ришаль торжествующе подмигнул Гансу.

- А теперь что-нибудь виртуозное, – попросил Ришаль, привстав и подливая вина в бокал Бастьена.

Юноша вновь поднял инструмент и исполнил одно из виртуозных произведений, с которым его познакомил учитель – мосье Адлен. С неизменным удовольствием выводя трели, пассажи, легкое пиццикато, замысловатые переплетения шестьдесят четвертых нот, что требовало немалой ловкости, юноша легонько покачивался в такт музыки, а завороженные слушатели с трудом пытались уследить за движением его пальцев.

Закончив и это произведение, юноша пару раз вздохнул, чтобы успокоить быстро бьющееся сердце.

- М-м-м? – промычал Ришаль, глядя на мосье Бастьена.

- Ух... – протянул мосье, поглядев в ответ на Ришаля.

Ганс был очень доволен собой. В первый раз он так ясно почувствовал свое превосходство над другими людьми, то, как он может завораживать публику, лишь взяв в руки скрипку и начав играть, что, несомненно, усладило подступившую волну честолюбия.

Ришаль снова делал Гансу отчаянные знаки бровями. Вообще, лицо этого лысоватого мэтра было настолько подвижно, что одно могло передавать мириады различных эмоций и их оттенков, сменяющихся с такой поразительной быстротой, что их трудно было отличить друг от друга. Но несмотря на это, юноша понял, что его просили выйти. Видимо, сейчас настал такой момент, когда великим деятелям искусства нужно было посудачить с глазу на глаз и поделить наконец между собой свежий лакомый кусочек – молодого музыканта.

Юноша вынул из кармана аккуратно сложенный бумажный лист и ровными буквами написал: «Я подожду вас на улице», передав это Ришалю, а он, в свою очередь, протянул листок Бастьену. Хозяин дома поднял со стола небольшой колокольчик и позвонил в него, после чего в комнату сию же секунду явился дворецкий.

- Ну что ж, очень приятно было познакомиться, – сказал Жорж, вставая из-за стола и пожимая на прощание руку Ганса.

Юноша ответил кивком и поспешил удалиться, следуя за молодым дворецким. О чем monseniorsтолковали в течение следующей четверти часа, для Ганса так навсегда и осталось загадкой.

Выведя Ганса на улицу, дворецкий на секунду остановился и, оглянувшись назад, будто бы желая убедиться, что его не подслушает, полушепотом сказал:

- Мосье, простите меня за дерзость, но я должен вам сказать… Лучше бы вам, мосье, держаться подальше от этих старых плутов, которые зарабатывают деньги не по чести. Вы ещё молоды и…

- Moncher, куда же ты пропал? – в дверях показался Жорж Бастьен.

- Виноват, – ответил с небольшим поклоном дворецкий.

- Ну что ж, mesamies, на этом мы с вами прощаемся, – улыбнулся обворожительно Жорж.

- До скорой встречи! – ответил Ришаль. Лицо его торжествовало.

Устроившись на мягком сидении ришалевской кареты и глянув на исполненное хищной, животной радости лицо своего спутника, юноша вдруг почувствовал неизъяснимое отвращение ко всему произошедшему.

Да, он хотел, чтобы его музыку слушало множество людей. Да, он хотел совершенствовать свою игру. И да, он даже хотел получать за это деньги, чтобы больше не жить в голоде и нищете, но…

Он чувствовал ту бестактную, слащавую фальшь, которая сквозила в каждой фразе режиссера и его начальника. Воображение неизменно возвращало юношу к тому моменту, когда за бокалом вина, с беззаботной невнимательностью решалась его дальнейшая участь. Но тогда все пролетело как-то быстро, слишком быстро. А сейчас он начинал понимать, что все происходит против его воли, не так, как он хотел или даже планировал. И вновь в его душу закралось желание повернуть время вспять – вернуться в деревню, в город, посетить могилку матери, увидеться с Тессой…

Но юноша тут же отбросил эти мысли. Он хотел забыть. Забыть все, что было после того, как он покинул родную деревеньку.

Он ещё надеялся изменить свою жизнь, но справедливо полагал, что пока нужно подчиниться происходящим событиям.

За этими размышлениями быстро пролетело время. Когда экипаж остановился перед домом Ришаля, Ганс старался не смотреть на радостное до противного лицо хозяина.

Мишель предложил юноше выпить вина, чтобы отметить маленькую победу, но тот отказался, покинул лысоватого режиссера, поднялся к себе в комнату, переоделся и через некоторое время погрузился в глубокий, здоровый, крепкий сон.

====== Глава 10. ======

Дни полетели быстро. Ришаль, получивший согласие на проведение собственного концерта, не щадил Ганса и не давал ему более времени на отдых. С семи утра до трех после полудня, Ганс играл в театральном оркестре, исполняя партию первой скрипки, с трех до шести занимался с учителем, после чего до самого сна готовился к концерту. К слову, после успеха оперы «Пастушка из Арау» в провинциальном городе, который посетил режиссер, возвращаясь из тура по Европе, Ришаль бессовестным образом решил скопировать эту постановку и провести её в Париже.

Первое посещение театра показалось юноше настоящим Адом. Все вокруг вызывало чувство отторжения. С каждым предметом, который только видел юноша в этом здании, в памяти связывались воспоминания. Он тщетно старался прогонять их прочь, но ничего не получалось. Эти образы были настолько яркими, что стали больше походить на безумие. Тяжело дыша и бешено озираясь кругом, юноша вылетел из театра и просидел около часа на скамейке в парке, находившемся рядом, где его и нашел Ришаль. Режиссер не стал спрашивать, что случилось, а просто попросил юношу вернуться к работе. И его не волновало, что где-то внутри, в голове юноши, настойчивый визгливый голос повторяет: «Убийца! Ненавижу тебя!»

Понимая, что постоянные мысли о прошлом могут свести с ума, юноша полностью отдался работе. Ну и что, что пастушку играет полная староватая дама с черными с проседью волосами?..

И вот наступил долгожданный вечер – сольное выступление, к которому юноша так готовился. Мосье Адлен тоже был приглашен. Вообще, стоит сказать, что Ганс очень сдружился с мосье Адленом, который стал для него почти как отец.

Часть актеров из театральной трупы (в том числе и престарелая «пастушка»), за короткое время успевших подружиться с талантливым юношей, полагающих, что он далеко пойдет, а полезные связи никогда не помешают, тоже присутствовала на концерте, но за кулисами.

Ришаль, как шталмейстер в конюшне, распоряжался приготовлениями с мягкой живостью, присущей людям этой профессии. Осматривали сцену, проверяли свет, гример колдовал над небольшой лысиной Ришаля, чтобы никто из зрителей её не заметил.

За общей суматохой мало кто заметил, как Иоганн Люсьен Сотрэль медленно вышел из здания и направился в парк, где присел на достопамятную скамейку и в который раз задумался о правильности своих поступков.

Согреваясь последними лучами по-летнему оранжевого заходящего солнца, юноша вспоминал, как при таком же мягком свете он спешил в лавку за цветами для любимой, играл на скрипке посреди площади с разложенной у ног темной тканью, куда зрители кидали деньги, как ступал дрожащими ногами по отшлифованной гальке на пристани…

Но он хотел забыть.

«Вот и все», – пронеслось в голове у Ганса. Он встал и уверенным шагом направился обратно к театру.

В зале уже начали собираться люди. Никто не знал, как выглядит музыкант, «уникальный в своем роде скрипач», как гласила афиша, поэтому Ганс, скользя взглядом по шумной толпе, незаметно скрылся в боковом проходе, ведущем за кулисы.

Все было готово. Ришаль, который пожелал самолично вести концерт, перелистывал исписанные бумаги с заранее заготовленными фразами и текстами и, заметив юношу, появившегося за кулисами, с выражением искренней радости подошел к нему и похлопал по плечу.

- Ну что, готов? – спросил режиссер.

Ганс кивнул головой.

Мишель деловито достал часы на цепочке из кармашка фрака, открыл крышечку и поглядел на время – пять минут до начала. Часы едва слышно тикали, но для Ганса этот звук казался насыщенным, гулким и настойчивым. Юноша отсчитывал секунды, прижав к груди скрипку.