— Парня заказывали? — Нет, я заказывала пиццу! (СИ)

— Почему „пошлют“? Пошлёт, — исправляю я его, — Бог — один.

— Атеист.

— Что? — недоумеваю я. — Ты не веришь?

— Он бы не позволил таким вещам произойти со мной, если бы существовал.

— Хах, а тебе это откуда знать?! Ничего, люди инвалидами становятся, как тот же Алекс, и они тоже счастливы, по-своему, они живут дальше.

Стефан лишь недоверчиво посмотрел на меня, а я решила не спорить с ним, пьяным, о Боге сейчас.

— Спи, пожалуйста, — молю я. — В смысле — спровоцировать? — я корю себя за своё любопытство, потому что наш разговор и так длится слишком долго. Проспаться человеку не даю…

— Я так понял, ты у нас селфи-зависимая, судя по тому, сколько ты мне фотографий прислала, когда сидела в торговом центре. Так вот я говорил про фотографию, раз ты не хочешь поцелуй на публику, — укладывается он и закрывает глаза.

— Да, лучше фотография, — соглашаюсь я с его словами и пожимаю плечами. Но я не селфи-зависимая!

— Когда я пьян, то не возьму денег, — внезапно распахивает Стефан глаза, так что меня даже пугает.

— Спи, — убеждаю я его и провожу рукой по его плечу, сама того не осознавая. — Я уже тоже хочу спать, очень хочу.

— Не хочу спать. Уже, — садится он в кровати, а я себя проклинаю „Боже, ну почему же я просто не могла промолчать?!“. — Давай, — просит эскортник и выжидающе смотрит на меня.

— Что?

— На ночь поцелуй, — поясняет он.

— Ты это серьёзно?

— Вполне. Телефон давай, пока я не уснул тут…

— Стефан, проспись лучше, — в очередной раз прошу я его, — завтра тебя ждёт чудесный трезвый (!) день, — осторожно и мягко произношу я каждое слово. — Ты не будешь пить, не будешь играть, не будешь колоться.

— Я и не кололся, так таблетки лёгкие, да и сейчас не колюсь… — оправдывается он. — Смотри, если не веришь, — протягивает Стефан мне руки ладонями вверх.

— Да я верю тебе, — усмехаюсь я, смотря на его мускулистые руки, — я верю, что ты сейчас совершенно другой человек. Верю, что сегодня ты просто пытался мне помочь, играл в покер, чтобы впечатлить всех…

— Впечатлить тебя. Это был глупый поступок, — поджимает он губы.

— Очень глупый, как будто я и так тобой не впечатлена, — истерично смеюсь я, — мне стоит повторить тебе в сотый раз слово „спи“? — устаю я под конец. — Выкинь глупые мысли из головы, сам же сказал, что времени уже много прошло, так что успокойся и живи дальше, — под конец фразы мой голос опускается до шёпота. Я не знаю, чем я тронута — его историей или его поведением или тем, что он мне открылся. Мне жаль его.

— Хочешь ещё одну тайну? — спрашивает он. Я киваю, а Стефан просит меня пододвинуться ближе. — Я пьян в хлам, — шепчет он мне на ухо, а я смеюсь, вот эту тайну я уже знаю как десять минут, а нет — даже больше.

— Я знаю, — ответно шепчу я ему, и мгновением позже мягкие губы оставляют мокрую дорожку на моей щеке, проделывая путь к моим губам.

— Лучше оттолкни меня сейчас, — выдыхает он мне в губы.

Не могу. Не хочу. Не буду.

— Ты всё равно завтра ничего не вспомнишь, — передразниваю я Алекса, который признался Изольде в любви, а она была пьяной.

Мои руки обвиваются вокруг его шеи, он впивается в мои губы и обхватывает мою талию руками.

Сейчас я отчётливо понимаю, что он пьян, от него пахнет виски, его запах смешан с алкоголем.

И теперь мне нравится этот запах.

Лишь его губы, нежно приоткрывающие мои, лишь его руки, путешествующие по моей спине, останавливающиеся на оголённой и холодной коже, лишь кончики его пальцев, согревающие мой позвоночник.

— Техника поцелуя номер 101, — говорит Стефан, прерывая поцелуй. А я сижу рядом, затаив дыхание. — Прямо перед этим поцелуем следует поцелуй номер 100, после которого идёт звонкая пощечина. Бедная моя щека.

— Серьёзно? — у меня почему-то странно-радостное настроение…

— Да шучу я опять, что же ты… — поджимает он губы, улыбаясь. — Я решил не испытывать судьбу сегодня, мне хватило, — зевает Стефан и ложится на спину.

— А что это за поцелуй такой, после которого я обязана дать тебе пощечину? — я лишь смеюсь, а он лениво прикрывает веки.

— Мм… очень-очень распущенный. Лучше мне тебе не говорить, где мои руки находятся во время поцелуя техники номер 100, которую я только что придумал.

— Спи уже, — в очередной раз повторяю я, но спустя несколько мгновений я слышу лишь мерное дыхание.

„…какой я плохой человек. Такого никто не полюбит, когда узнает всю правду….“.

Не правда. Я узнала — и мне всё равно. Странно.

У всех нас есть прошлое, которым мы не гордимся.

Мне всё равно.

*** Я просыпаюсь в таком настроении, как будто мне сказали, что на меня свалилось неожиданное наследство. Правда.

И я счастлива только потому, что сейчас прижата к нему всем телом, он дышит мне в волосы. Много нужно для счастья? Нет. Я бы так весь день провалялась в кровати, если бы он был рядом.

Но Стефан проснулся и шарахнулся от меня, как будто я заразная.

Он сидит в недоумении в кровати, и несколько мгновений позже на него нисходит озарение.

— Прости меня, — ошарашенно шепчет он, — прости, — повторяет он. — Я пойму, если ты не захочешь больше никакого дела иметь со мной. Я всё устрою, — встаёт Стефан с кровати, — я верну деньги, расторгну договор, ты меня больше никогда не увидишь, не услышишь, я обещаю, — он даже на меня не смотрит, пока у меня в голове всё по полочкам его слова не распределятся. — Мне так жаль…

…жаль, что поцеловал меня?!

— О чём тебе жаль? — не понимаю я.

— Что я так зло шутил вчера, что рассказал тебе о себе, что перешёл грань, ты не просила меня об этом.… Дай мне один час — и я уеду.

— Знаешь ли — это бред, — фыркаю я, и такое чувство, что я сейчас заплачу. — Всё хорошо. Какое право ты имеешь уезжать? Чем я заслужила такое отношение? Поматросил и бросил? — мне должно быть смешно на последнем предложении, но почему-то не до смеха.

А вот теперь настала его очередь не понимать.

— В смысле „поматросил“? Тебе подберут более достойного кандидата, не переживай, всё наладится, ты в любом случае вернёшь Д…

— Да помолчи ты! — прерываю я его «истерику. — Я тебе заплатила, всё — точка. Делай что хочешь, мирись с этим как хочешь, но ты рядом со мной вот здесь, — указываю я на место в кровати, где он только что лежал. — Это что же это ты меня так подставляешь…ну узнала я про некоторые моменты твоей жизни, и что теперь? Со стыда умрёшь? Успокойся! Я простила тебе твоё вчерашнее пьянство, мы всё забыли, хочешь, вычеркнем этот день? Да, пожалуйста! Его никогда не было. Видишь, я ничего не помню, ты ничего не помнишь, никто ничего не помнит, — пытаюсь я разрулить эту ситуацию. — И если даже я помню — мне всё равно, — признаюсь я.

— Что значит „всё равно“? — хмурится он и недоверчиво приглядывается ко мне.

— Значит…

…что я влюбилась.

Я смотрю на него, а Стефан пытается прочитать ответ в моих глазах, как будто не видно, что я попалась в его сети слишком легко, слишком быстро. А та правда, которую он так боится, только подтолкнула меня.

-… это значит, что я наняла тебя, как симпатичное лицо рядом, так что будь добр, выполняй свою роль, — закусываю я нижнюю губу и не смотрю на него. — Будь ты хоть сумасшедшим маньяком — мне всё равно, да тот же Рикардио был бы маньяком-сутенером или танцовщиком в Большом театре — разницы нет, вы всего лишь куклы рядом, красивые куклы, — я сама не верю в то, что произношу.

— Что ж, хорошо, что ты смотришь на ситуацию под таким углом, — выдыхает он. — Я сделаю всё возможное, чтобы поскорее помочь тебе. Обещаю. И я уеду, уеду из ЛА.

— Господи, ну баловался ты наркотиками в школе, что с того? Ну, был ты в реабилитации… играл с опасными парнями в покер… почему ты вообще думаешь, что меня должна волновать твоя судьба, а? — недоумеваю я. — Кто ты мне? Никто — правильно. Так что мне абсолютно до лампочки твои внутренние переживания, утри сопли и вперёд.

Я так ещё никогда не лгала, и меня саму поражает, что я говорю. Но внутри поселилось чувство неведомой мне злости, а понять источник моей лютой внезапной обиды я не в состоянии.