В темно-синем лесу (СИ)

— Что?

— Раз ты с нами, у нас должна быть рождественская ель. Друиды говорят, что, прежде чем отнять жизнь… любую, — на лицо Баки набежала тень, но тут же исчезла, — нужно объяснить ей, почему ты не можешь иначе.

— Блэкки извиняется перед оленями? — Стив не мог себе представить извиняющегося Рамлоу, а потому лишь недоверчиво хмыкнул.

— Блэкки — волк. Он часть этого мира, он отнимает, потому что сильнее. А человек — инородный элемент. Он только разрушает. Зачастую даже не замечая этого. Не потому, что хочет жить, а просто так. Потому что может. Ради прихоти или забавы.

— Или потому что у него нет выбора, — Стив сжал плечо Баки, понимая, о чем тот говорит. — Мне жаль, что я…

— Ты — мой ключ. Мне говорили, что так случится. И в этом тоже нет твоей вины, — он прижался щекой к щеке. — Я не помнил, кто ты, но знал, что ты меня найдешь.

Стив вдыхал полной грудью его изменившийся запах и никак не мог его отпустить. Хватался за него, как когда-то давно, в самую первую их ночь, когда не мог поверить, что красивый, улыбчивый Баки, который мог выбрать себе кого угодно, позарился на него.

Стив понимал Рамлоу: против Баки ни у кого никогда не было ни единого шанса. От него не было защиты, спасения, он был неотвратим в любви так же, как на войне. Баки можно было только сдаться.

Стив не заметил, как оказался сидящим рядом с Баки в глубоком снегу около той самой елки.

Баки гладил ее по нижним ветвям, будто уговаривая, и хмурился все больше. А потом солнечно улыбнулся и принялся откидывать снег от корней. Не задавая лишних вопросов, Стив стал ему помогать.

— Чего роетесь, как собаки на помойке? — окликнул их Рамлоу, появляясь будто из воздуха. На плечо у него были закинуты кирка и лопата. — Пацифисты хуевы. Срубить бы проще было.

— Разрушать всегда проще, — отозвался Баки, ничуть, похоже, не удивленный. — Ну не хочет елка умирать насовсем ради нашей прихоти нарядить ее свежий труп мишурой и гирляндами.

— Ну и сравнения, — хмыкнул Рамлоу, отгибая нижние ветви и осматривая очищенную от снега землю. — Молодая, может, и приживется. Роджерс, готов помахать кайлом?

Стив молча забрал у него кирку и осторожно, чтобы не повредить корни, начал долбить промерзшую землю. Что ж, Баки никогда не искал простых путей. Ни на войне, ни до нее. Дружба с тем, кто между болезнями был ужасно занудным, он же в постели вместо красивой дамочки, его же спина впереди на фронте в самом пекле.

Стиву не сложно откопать для Баки любую елку в горах Шотландии. Он бы и сами горы сравнял для него, если бы Баки это было хоть сколько-нибудь нужно.

Когда они таки выворотили чертову елку вместе с корнями и огромным пластом земли, Рамлоу жестом фокусника достал из кармана большой моток бечевки.

— Считай эту глупость моим тебе подарком, Соул, — произнес он и ответил на благодарный поцелуй. Потом они втроем под мат Рамлоу связали несчастную елку и Баки легко закинул её на плечо. С корней сыпалась мерзлая земля, оседая на кожаной одежде черными комками, но, казалось, тут это никого не волновало. Стив, как мог, поддерживал длинные корни, которые волочились по земле, а Рамлоу, подхватив инструмент и заровняв яму, замкнул их небольшое шествие.

Стоило показаться крыше дома, как Рамлоу бесцеремонно всучил Стиву кирку с лопатой и пошел куда-то в сторону деревни, бесшумно ступая по вытоптанному снегу босыми ногами.

— Куда он? — спросил Стив у Баки, который как раз пристраивал елку у стены дома.

— За кадкой. У нас тут есть волк… знаешь, легче его назвать бочаром, хотя это не совсем так. Маг он слабенький, понятное дело, в школе не учился, как большинство оборотней, но бочки, кадушки, посуду деревянную делает так, что она века служит. Не течет, не рассыхается. Чувствует он дерево, будто слышит его. Это он нам дом утеплял и укреплял. Уверен, что Брок пошел к нему за кадкой для елки. Боулз старый, охотится с трудом. Мы ему иногда подкидываем мяса. А он нам по мелочи — самоочищающуюся посуду, ложки, разделочные доски. Тут принято помогать друг другу, хотя Блэкки не особо ладит с местными, особенно с молодыми.

Стив не стал говорить Баки, что Рамлоу вообще редко с кем ладил, слишком наглым и агрессивным был. Потому что наверняка Баки знал это и так. За полтора года друг о друге чего только не узнаешь. И знал гораздо лучше, чем сам Стив.

Отряхнув с одежды снег и землю, они вошли в дом. С кухни приятно пахло жареным мясом, и Баки, тут же оживившись, отправил Стива мыть руки. Ванная была странной. Наверное, тут, в глуши, многое работало на магии, например, тот же подогрев воды, ее фильтрация, да и сток. Думать об обустройстве было лень. Он подставил руки под старинный выгнутый кран, и оттуда потекла теплая вода. Мыло пахло травами, и Стив, уловив знакомый запах кожи Баки, поднес ладони к лицу, жадно его вдыхая.

Думать о том, что через день-два придется уходить, не хотелось. Сейчас ему позволяли быть здесь, и он готов был принять эту подачку, как подарок к Рождеству, потому что мысль о том, что он уйдет от Баки, опять останется один в огромном чужом мире, была невыносима.

Воспоминания накатили волной, накрывая с головой, не давая вздохнуть. Сдвинутые койки, открытое окно и врывающиеся через него запахи поздней весны. Где-то орут коты, пахнет выпечкой из кондитерской на углу, до рассвета еще несколько часов, а он гладит и гладит Баки по лицу, не в силах поверить, что тот его. Что он только что был с ним, любил его, отдавался так, что не мог вздохнуть от счастья. Баки хмыкает, не открывая глаз, сонно ловит припухшими губами кончики его пальцев и выдыхает:

— Спи, мелкий. Я так тебя… — и засыпает на полуслове.

Конечно, он не спал. Смотрел при свете заглянувшей в окно луны на его совершенное лицо, растрепанные волосы, и так боялся его потерять, что сердце болело в груди. Помнил, как рвался через линию фронта, готов был идти пешком, развалить все к чертям, попасть под трибунал, умереть, лишь бы вырвать Баки, спасти, закрыть собой. Теперь, когда он мог защитить его.

Помнил их пьяные жадные ночи на фронте, когда они не могли оторваться друг от друга до самого утра, будто прорастая, сплетаясь намертво. И как он умер тогда, в итальянских Альпах, разорвался, как старая тряпка под уверенной рукой хозяйки.

И вот теперь он здесь, пройдя длинный путь в полтора года и еще в семьдесят лет, и он не имеет на Баки никаких прав. Потому что потерял когда-то их, поверив, не став искать.

Вытерев руки чистым полотенцем, он пошел на кухню, чувствуя себя неловко, будто в гостях у дальних родственников, которых видел в детстве и успел подзабыть.

Баки и Рамлоу целовались, тесно прижавшись друг к другу, терлись щеками, подставляли друг другу горло. Стив, сколько ни прислушивался к себе, так и не смог почувствовать ревность. Сожаление — да. Даже немного зависть, но не ревность. Баки было хорошо, это было видно, и он не хотел мешать. Уйдя в гостиную, он подкинул дров в камин и, видя, что поленница почти опустела, вышел во двор, утер запылавшее лицо чистым снегом и принялся искать сарай или дровяной склад. Он уже набрал приличную стопку наколотых дров, когда почувствовал лопатками пристальный взгляд.

— Рамлоу? — не оборачиваясь, спросил он.

— Ты помнишь, что обещал мне? — вместо ответа спросил тот, и голос его снова был хриплым, совсем не таким, как он говорил с Баки.

— Да. Делать все, что Соул скажет.

— Именно. Пока ты справляешься. Просто не забывай об этом.

Он ушел, тоже прихватив дрова, и Стив, заставив себя собраться, последовал за ним.

Баки подвинул к камину тот самый низкий стол и расставлял на нем миски с мясом, нарезанные овощи, вино в высоком кувшине, какие-то соусы. Увидев Стива, он улыбнулся, вытер руки о кусок чистой ткани и потянулся к нему, будто желая убедиться, что он настоящий.

— Елку чуть позже пересадит Ллулз, он знает в этом толк. Если заглянет Северус, можно будет попросить у него зелье для быстрой регенерации корней и заклинание для расширения пространства в кадке.