В темно-синем лесу (СИ)

— Соулу? — Стив уже понял, что человеческие имена не имеют в резервации особого значения, но хотел уточнить.

— Тому, кого ты считаешь Баки. Два условия, — Рамлоу хрустнул шеей, будто разминаясь перед дракой, но Стив послушно опустился на бревно, кое-как сметя с него снег: мяч был не на его половине поля. — Ты не станешь бросаться на Соула с криками «БАКИГДЕТЫБЫЛ?!» и прочей поебенью. Он один хер ничего не помнит. И ты позволишь ему делать, что вздумается, и сожрешь это без идиотских вопросов.

— Что у вас происходит? — Стив чувствовал, что ответ ему не понравится, но не мог не спросить.

— Два. Условия, — раздельно повторил Рамлоу.

— Принимаю.

— А что происходит, так просто не объяснишь. Ничему не удивляйся. А навредишь ему, — Рамлоу вдруг навис над ним, и в его звериных желтых глазах мелькнула ярость, знакомая Стиву по спаррингам, — я вырву тебе глотку, Роджерс. И ни одна тварь меня не осудит. Ты сам пришел сюда.

— Я не стал бы вредить Баки и без твоих угроз. Теперь я хотя бы понимаю, куда ты делся.

— Черта с два ты вообще что-то понимаешь, Роджерс, — Рамлоу снова оскалился, угрожая в открытую, но Стив уже закусил удила.

— Сбежал, как только запахло жареным.

— Сбежал, как только смог, — рыкнул Рамлоу. — Тебе коротким маггловским умом не понять, что такое магический контракт, Роджерс. В твоем чистеньком, правильном воображаемом мирке детей-выбраковок не продают с пожизненной привязкой только за то, что они родились слабенькими и без магического дара. И ты с одиннадцати лет не сидел на цепи, потому что тебя боялись. Не воспитывался кнутом и редкими пряниками, без возможности даже мнение собственное заиметь.

— Пирс? — спросил Стив, потому что только тот, кто держал живого Баки в холодильнике и раз за разом стирал ему память высоковольтными разрядами, был способен на такое.

— Он самый. Как только связь оборвалась, я тут же дал деру.

— Пирс мертв.

— Спасибо, капитан очевидность. Я в курсе. Потому что привязка была пожизненной.

— Как ты… стал командиром группы? — у Стива в голове не укладывалось, как такое можно было провернуть.

— А толку было держать меня взаперти? Я выносливый, живучий, больше пользы принесу, если официально ввести меня в игру. На него я напасть не мог, навредить никак тоже. Как и ослушаться прямого приказа. Магия, Роджерс.

— Мне жаль, — искренне произнес Стив.

— Не заливай, ты меня ненавидишь, и тебе есть, за что.

— Это в прошлом. Ты помог Баки, это для меня перевешивает все остальное.

Рамлоу поморщился, как от боли, но кивнул.

— Пойдем. И заруби себе на носу: ничему не удивляйся и делай то, что Соул захочет. Скажет голым в снегу валяться, будешь валяться, понял?

— Понял. А что с ним? Рамлоу, скажи мне сейчас, пока я… не вижу его. Меня может понести.

Рамлоу отломал какую-то сухую ветку, укоротил ее и сунул в рот, как раньше совал зубочистки.

— Он не помнит ничего. Вообще, как золотая рыбка, может забыть, что вчера было. Наши окклюменты говорят, он не хочет запоминать. Не потому, что не может, а потому что не хочет помнить. Людей помнит отлично, а вот события… он все время как будто в нирване. Увидишь — сам поймешь.

У Стива тоскливо заныло в груди, но он все равно спросил:

— Ничего нельзя сделать?

— А нахуя, Роджерс? Чтобы он просыпался от кошмаров, орал и крушил все подряд?

— А так лучше?

— Его выбор — забыть. Если собираешься тормошить его — скажи сейчас, я сверну тебе шею и зарою под ближайшим кустом. Мой Соул настрадался, Роджерс. Не дай бог никому хлебнуть столько дерьма, сколько выпало ему. Я о нем забочусь.

От этого «мой Соул» внутри что-то тоскливо сжалось, и Стив пообещал. Полный решимости сдержать слово:

— Я принимаю правила игры и не стану вмешиваться. Я пришел просто увидеть его.

— Настырный говнюк, — буркнул Рамлоу. — И за магическими щитами от тебя не скроешься.

Они как раз подошли к домику, стоявшему на отшибе. Он был почти таким же большим, как у вождя, но выглядел при этом новым. Из трубы весело валил дым, тот самый пятачок перед крыльцом был расчищен от снега, как и тропинки, идущие к лесу и еще куда-то за низкий тут горизонт.

— Помни, что я тебе сказал, — одними губами произнес Рамлоу и толкнул дверь.

На Стива, вошедшего за ним, пахнуло запахом живого огня, сухих трав, дерева, яблок и еще чего-то такого же, деревенского. Светлый деревянный пол был чисто выскоблен, и он, отряхнув на пороге ботинки, разулся. Рамлоу был босиком, как и вождь. Наверняка не мерз в любой ипостаси. Тут же, в небольшой прихожей они оба стянули куртки, а Рамлоу еще и широкие кожаные штаны, оставшись в странной холщовой одежде, по крою напоминавшую пижаму: свободные брюки и рубаха с завязками у ворота. Стив остался в штанах, но свитер стянул через голову и уложил на пустовавшую полку. Щит оставил у стены.

В большой гостиной, куда он попал из прихожей, весело полыхал камин, а пол был застелен толстыми шкурами. Мебели было мало. Тут и там по полу были разбросаны разномастные подушки, в углу стоял низкий стол. Его высота давала понять, что едят за ним, сидя прямо на полу.

Рамлоу, едва переступив порог, устроился на шкуре у камина и потерся лицом о плечо мужчины, сидевшего ко входу спиной. Тот что-то мастерил: то ли плел большую корзину, то ли еще что-то, но едва Рамлоу коснулся его, охотно отложил работу и погладил его по волосам. Они касались друг друга так привычно, с такой почти животной простотой, что Стив на мгновение почувствовал себя лишним, особенно, когда Рамлоу длинно лизнул подставленную шею и получил в ответ веселое фырканье. Видимо, закончив здороваться, или что там у них обозначали все эти бодания головами, поглаживания и обнюхивания, тот, кого Стив знал как Баки, плавно поднялся и подошел к нему. У него был очень спокойный, безмятежный взгляд, будто он смотрел на Стива и одновременно внутрь себя, прислушиваясь к чему-то неслышимому ни для кого.

— Ты друг моего волка? — спросил Баки… Соул, оглядев Стива с ног до головы. Рамлоу у камина скроил зверское лицо, однозначно давая понять, какой ответ будет правильным.

— Да, — произнес Стив, попытавшись улыбнуться. — Я его друг.

Баки склонил голову к плечу, отчего его блестящие волосы будто вспыхнули в неярком свете, проникавшем через окно.

— Ты человек, — Баки поднял руку и коснулся ею лица Стива. — И пахнешь знакомо. Идем к огню, ты наверняка замерз. Это Блэкки может бегать босиком. Людям нужно тепло.

Он взял Стива за руку и повел к камину, усадил на шкуру рядом с собой и подал кубок, полный горячего вина. А потом притянул голову Рамлоу себе на бедро и принялся почесывать его за ухом, будто тот был собакой.

— Ты очень долго не приходил, — произнес вдруг он, наблюдая, как Рамлоу прикрывает глаза от ласки и трется лицом о его живот. — Волчара есть волчара, сколько ни корми, ни ласкай, все равно сбежит в лес жрать падаль и гоняться за белками.

— Я не жру падаль, — вставил Рамлоу, будто продолжая давно начатый разговор.

— У меня есть суп, — обрадовал его Баки. — Но я тебе не дам, от тебя пахнет кровью. Марш в душ.

Рамлоу, предупреждающе взглянув на Стива, поднялся и ушел куда-то вглубь дома, оставив их вдвоем. Баки взял Стива за руку и приложил ее к своей груди.

— Я тебя знаю, — тихо сказал он. — Ты заставляешь моего волка нервничать, но ты не враг. Кто же ты?

— Я был твоим другом, — так же тихо отозвался Стив. — Когда-то очень давно.

— А, человек из темноты, — сердце Баки ровно билось под его ладонью, и уже за то, что он жив, за его мягкую незнакомую улыбку, Стив готов был простить Рамлоу что угодно. Даже то, что тот отнял его. — Блэкки боится темноты. Той, что была в прошлом. Странно, что он привел тебя. Видимо, ты был очень важен. Как тебя зовут?

Он взял руки Стива в свои, металлическая притом почти не отличалась по температуре от живой, да и видны были только кончики пальцев, не скрытые широким рукавом холщовой рубахи.