ДНЕВНИК БЕЛОЙ ОРХИДЕИ (Хроники рода Забини) (СИ)

Смех за соседним столом вмиг прекратился, все присутствующие в зале гриффиндорцы развернулись в сторону слизеринцев. Назревал конфликт. Забини, чувствуя это, показал в сторону своих оппонентов неприличный жест и в довершение ко всему плюнул в их сторону. Обычно подобная провокация приводила к массовым беспорядкам, об этом уже знали все члены преподавательского состава, и сейчас, чтобы загасить конфликт на корню и предупредить назревающую драку, в дело поспешно вмешались деканы двух враждебных факультетов, пригрозив снять с каждого по сто баллов, а зачинщикам дисциплинарными взысканиями. Впрочем, МакГонагалл не упустила случая и оштрафовала Слизерин на двадцать очков за недостойное поведение мистера Забини. Утро, которое и так не задалось у многих слизеринцев после ночной оргии, было испорчено окончательно. Блейз и Драко уже собирались демонстративно, в знак протеста против преподавательского произвола, покинуть Большой зал, когда мимо них прошел Гарри Поттер, видимо, тоже проспавший, поэтому и заявившийся на завтрак под самое его завершение. Малфой уставился в спину гриффиндорца, несколько мгновений молча сверлил его затылок пронзительным взглядом, а затем вдруг выдал очень странную фразу, от которой у Блейза приоткрылась челюсть, а левый глаз пару раз дернулся от нервного тика.

– А у него красивая фигура, – задумчиво произнес Малфой, словно это была мысль, случайно высказанная вслух.

– Прошу прощения? – проследив за взглядом любовника, спросил Забини, решив, что ослышался. – Что ты сейчас сказал, mio biondo chiaro angelo? (мой белокурый ангел ит.)

– У него фигура красивая, – повторил Малфой, продолжая сверлить взглядом Поттера, мысленно раздевая его.

– У кого красивая фигура? – не веря своим ушам и глазам, поинтересовался Забини.

– У Поттера, – отозвался Малфой. – У Потти классная фигура, – уточнил Драко, обернувшись к охреневшему любовнику, который, похоже, серьезно усомнился в функциях своих органов обоняния, осязания и восприятия.

– Mio principe (мой принц ит.), – очень мягко произнес Блейз таким тоном, будто сейчас разговаривал с умалишенным, – с каких это пор твой божественно–утонченный вкус стал таким пошлым и вульгарным? Я не могу в это поверить, поэтому предпочту воспринимать твое шокирующее высказывание как низкопробную, неудачную шутку. У Поттера не может быть красивой фигуры, это нонсенс. Этот низкорослый, плюгавый, задроченный очкарик, этот pezzo di merda (кусок говна ит.) вообще не должен привлекать к себе твой божественный взор, mio amato (мой возлюбленный ит.).

– Он уже не плюгавый урод, каким был раньше, Блейз, – усмехнулся Малфой. – Пару дней назад я видел его в раздевалке после тренировки, и, должен признаться, фигура Поттера меня впечатлила.

– Ну конечно, как я сразу не догадался, – брезгливо скривился Забини, – ужасный квиддич, вонючая раздевалка, потные мужланы… А я голову ломаю, где ты мог увидеть голого задрота Поттера… Тебя после этого кошмары по ночам не мучают? Говорят, у Поттера ноги волосатые. Это правда, mio angelo?

– Ну, некоторая доля истины в этом заявлении имеется, – уклончиво ответил Малфой. – Но в этом даже что–то есть. Брутальность Потти меня возбуждает. Я бы ему вдул… – вдруг заявил Драко, оценивающе разглядывая гриффиндорца, который сидел в окружении своих друзей, и, судя по всему, выслушивал подробности инцидента, произошедшего в его отсутствие между двумя враждующими факультетами. Грязнокровка Грейнджер что–то эмоционально ему рассказывала, поглядывая в сторону противоположного стола, а рыжий нищеброд Уизел сидел, набычившись, и кидал на двух слизеринцев злобные взгляды.

Услышав заявление Малфоя, Забини поперхнулся собственной слюной, согнулся пополам и стал захлебываться кашлем. Драко уже схватился за палочку, чтобы помочь своему любовнику, но Урхарт, капитан квиддичной команды, не упустив случая отомстить, проявил небывалую для него находчивость, перегнулся через стол и пару раз врезал кулаком Забини по спине под благовидным предлогом помощи ближнему своему. Капитаном квиддичной команды мог стать далеко не каждый. Для этого надо было обладать определенными качествами и физическими данными. Природа не обделила Урхарта, и сейчас, врезав по спине поперхнувшемуся сокурснику, капитан вложил в этот удар всю свою молодецкую удаль. Удивительно, что после такого дружеского похлопывания флорентийский герцог не проблевался собственными легкими.

– Ну как, Забини, отлегло? – не скрывая злорадной усмешки, заботливо поинтересовался квиддичный капитан.

– Блядь, если бы я был мазохистом, обкончался бы от счастья, – вытирая выступившие на глаза слезы, произнес Забини, и Урхарт, самодовольно улыбаясь, снова опустился на свое место.

– Bastardo di putana (блядский выблядок ит.), – зловеще прошипел разъяренный Блейз и улыбочка с лица квиддичного капитана вдруг медленно начала сползать. Мало кто в Хогвартсе был полиглотом и знал непереводимую игру слов флорентийских диалектов, но то, что обычно выдавал его светлость герцог Забини, понимали исключительно все. И все в Слизерине знали о том, что Блейз питает особую склонность к разного рода ядам. Урхарт вдруг резко встал из–за стола и поспешно покинул Большой зал.

– Что же ты так разволновался, mon cher? – ехидно улыбнулся Драко.

– Своим шокирующим заявлением ты вывел меня из состояния душевного равновесия, – парировал Блейз. – Как такая извращенная фантазия могла посетить тебя, mio angelo? Грязно вожделеть очкарика – это крайняя степень извращения. Одного взгляда на него достаточно, чтобы на всю жизнь остаться импотентом, – ответил Забини.

– Так может тебе стоит почаще обращать внимание на Поттера, тогда и излечишься от своего сатириазиса? – предложил Драко.

— Какой же ты злой, Малфой!

— Ничего я не злой. Я котиков люблю, а человек, любящий котиков, не может быть злым!

– Я тоже котиков люблю, но это, блядь, очень жестоко с твоей стороны искоренять мою наследственную гиперсексуальность такими радикальными методами. Поттер даже хуже пиявок на члене. Где твое человеколюбие, mio amato (мой возлюбленный ит.)? – поинтересовался Забини.

– Ходят слухи, что Потти девственник… – помолчав, вопросительно произнес Малфой, зная, что Забини, падкий до всяких пикантных слухов, вцепится в эту тему, чтобы обсосать ее со всех сторон.

– Почему слухи? – тут же отозвался Блейз. – Даже в «львятнике» его называют гриффиндорской целкой, – презрительно фыркнул итальянец. – Фи, дожить до шестнадцати лет и не потерять девственность – это просто неприлично в приличном обществе.

– Девственность не теряют, ее проебывают, mon cher, но, видимо, у вас с Поттером диаметрально противоположные взгляды относительно этого вопроса, – произнес Малфой, время от времени посматривая в сторону гриффиндорского стола, что не ускользнуло от взгляда флорентинца. – А вообще–то девственность – не порок, а половая безграмотность, которая легко устраняется.

– А ты, значит, решил просветить его в этом вопросе? Только учти, скорее всего у очкарика проблемы не только со зрением и мозгами, но и с потенцией, – позлорадствовал Забини.

– Неужели он ни с кем не встречается? – проигнорировав ядовитое замечание своего любовника, поинтересовался Драко.

– В прошлом году он пытался закадрить эту из Равенкло, Квонг-Чанг-Вонг, короче бывшую подружку Диггори, но после первого же свидания она его отшила, – рассказал Забини.

– А как же рыжая? – спросил Малфой, снова стрельнув глазами в сторону гриффиндорского трио.

– Рыжая сосет у черножопого, а очкарик нервно дрочит в сторонке, если он вообще способен на дрочево, – красочно пояснил флорентийский герцог и даже изобразил это соответствующими жестами, отчего некоторые младшекурсники густо покраснели и потупили взор в свои тарелки.

– Думаю, что способен, – задумчиво произнес Малфой. – Видел бы ты его член, Блейз, ты бы визжал как сучка. Про таких недоросликов говорят, что у них все в корень пошло.