Игры богов (СИ)

– Тридцать, – поколебавшись, ответил Луис, – а тебе?

– Двадцать восемь, – пират весело ухмыльнулся, – ну, ты, и правда, чуть постарше. Но не думаю, что это что-то меняет. И потом…

Оглядевшись и убедившись, что вокруг пустынно, он толкнул Луиса в какую-то расщелину между двумя деревянными складами и поцеловал в приоткрытые от удивления губы.

– … мне нравится звать тебя так, – прошептал он минутой позже, с трудом разорвав поцелуй.

– По-моему, мы оба сошли с ума, – пробормотал Луис, обнимая его за шею и прижимаясь щекой к его щеке.

Домой они вернулись спустя пару часов, предварительно убедившись, что восьмипушечный барк «Кельтика», которую Левассер со свойственным ему пафосом и любовью к грубым шуткам переименовал в «Гневного ангела», в пристойном состоянии и ремонт требуется небольшой.

Луис здорово устал. Лишь переступив порог спальни в домике Сейши, он со стоном облегчения повалился на постель.

– Да, я надеюсь, что это корыто все же встанет на воду, – блаженно ухмыльнулся Левассер, стаскивая сапоги и швыряя в разные стороны, – хотя Оллонэ бы на нем не поплыл даже под угрозой смерти. Побрезговал бы.

– Это ведь твой учитель? – неуверенно произнес Луис, расстегивая жилет. – Я читал, что ты плавал с ним почти десять лет.

– Смотри-ка, я герой книжки, – Левассер весело ухмыльнулся, появляясь из соседней комнаты с полным подносом закусок, фруктов и вина, – вот уж не ждал никогда.

– И как там было? – Луис с любопытством уставился на пирата. – Как ты вообще к нему попал?

– Оллонэ захватил корвет, на котором я плыл, – Левассер неловко дернул головой, словно воспоминания не были для него особенно приятны, – перебили почти всех, кроме пары-тройки матросов, пожелавших присоединиться к команде. Ну и меня… думаю, капитан просто истосковался в одиночестве.

– Так это правда! – вырвалось у Луиса. – Ты был… – он запнулся, покраснев.

Левассер пожал плечами, наливая вино в серебряные кубки.

– Ну да. Это все равно невозможно было бы скрыть. Да я и не старался особо. В конце концов, я многим был обязан старому ублюдку. Он, конечно, взял свое, причем поначалу против моей воли, но и дал мне многое. Научил всему, что я знаю. Драться, прокладывать курс, воевать… ну и постельным делам… всему этому я научился у него. Тебя это смущает? – спросил пират, пристально глядя в глаза Луису. Тот медленно покачал головой, слишком потрясенный этим признанием.

– Нет, Лив. Меня вряд ли сможет смутить что-то подобное, – Луис хрипло вздохнул, собираясь с силами, – ведь и я…

Левассер протянул ему полный кубок, взял себе второй и сел в кресло, стоявшее напротив постели.

– Я это сразу понял, – спокойно сказал он, – то, как ты поначалу пересиливал себя, зажимался. Когда сам проходишь через такое, знаешь… Кто бы ни делал это с тобой, твоего желания там и близко не было. Кто это был?

Луис опустил голову, пытаясь скрыть выступившие слезы стыда и застарелой боли. Прошло какое-то время, и ему пришлось сделать солидный глоток из кубка, чтобы решиться заговорить об этой постыдной тайне.

– Мой отец, – сказал он, словно выплюнул нестерпимую горечь, – у него было ещё четверо детей, кроме меня. Но…

Левассер наклонился и положил руку ему на макушку, нежно вороша волосы.

– Но делал он это только с тобой, – глаза француза сверкнули. – И продолжалось это годами…

Луис кивнул. Он был так истерзан постоянными мыслями и страхом, что его позор откроется, что теперь не чувствовал ничего, кроме усталости и ощущения грязи на губах.

– Да. Вначале он делал это сам… – Луис поднял голову, безразлично глядя в окно, – потом, когда я подрос, стал приглашать своих друзей. Разумеется, самых близких, с которыми делил свою поганую склонность. Потом… спустя годы, когда я собрался жениться и покончить с этим кошмаром… он… он послал письмо моей невесте. Анонимное, в котором рассказал ей обо всем, что делал со мной. Но представил это так, словно я сам… словно я хотел этого. И приходил к нему… Описал особые приметы… родинку… шрамы… то, как я ему… его… ублажал… Я вернулся домой и успел бросить ему в лицо, что Летисия… что моя невеста не приняла всерьез это письмо и мы все-таки поженимся. Его хватил апоплексический удар… Но она ушла… Лив… я рад, что она ушла… лучше было так…

Левассер поставил кубок на пол у кресла и перебрался на постель, к Луису.

– Иди сюда, Лу, – мягко произнес он, – иди ко мне.

Луис стиснул зубы, уткнувшись лицом в рубашку пирата. Слишком много лет он держался, пряча под маской высокомерия, холодности и жестокости отчаянную боль изнасилованной, растоптанной души. Он не хотел показывать свою слабость, и никогда не показывал её, всегда держался до последнего, даже испытывая настоящий ужас. И вот, теперь не было нужды держать в себе свою боль. Луис глухо застонал, и это было даже не рыдание, а вой измученного зверя.

– Больше никто не причинит тебе зла, – сказал Левассер, тихо гладя его вздрагивающие плечи, – Богом клянусь и всем святым, что есть в этом мире, пока я жив, никто не причинит тебе боли.

Он обнял Луиса, зарывшись лицом в его волосы. Его голос журчал мягко, проливаясь бальзамом в истерзанную душу злосчастного испанца.

– Завтра куплю провизию, одеяла, поедем, куда захочешь. Это было первое, что я сделал, когда поставил корабль на свою первую стоянку. Это самое лучшее, что можно сделать, чтобы расстаться с прошлым. Просто откинуть его, как поношенное тряпье. Пусть Кейдж принимает желающих, а мы с тобой на пару дней поедем, куда пожелаешь. Остров большой, здесь много интересных мест.

Луис поднял голову, глядя ему в глаза.

– Это любовь или жалость? Если вдруг… мне не нужна твоя жалость, Лив.

Левассер усмехнулся, обнажив белые, чуть выступающие клыки.

– Посмотри на меня, как по-твоему, я способен на жалость?

Луис вымученно улыбнулся.

– А на любовь?

Левассер погладил его по светлым волосам.

– Знаю только одно, впервые за долгое время мне с кем-то действительно хорошо. Так хорошо, как никогда не было. Наверное, надо было умереть по-настоящему, чтобы…

Он вздрогнул, глаза чуть расширились. Луис дернулся от неожиданности. Левассер медленно разнял объятия, легко вскочил на ноги.

– Лу, ты помнишь, чтобы солнце восходило или наступала ночь? За все то время, что мы с тобой… ты помнишь? – в голосе пирата было нечто такое, от чего Луиса прошиб холодный пот.

Он покачал головой, всё ещё ничего не понимая, слишком во власти облегчения, испытанного мгновения назад.

– Что ты хочешь сказать?

Левассер помог ему встать и увлек за собой на балкон. Темное багрово-серое небо нависало, казалось, над самой землей и кромкой моря, видневшейся вдали, за скалами. Лишь у горизонта тянулась зеленая полоса – последний луч заходящего солнца. Луис непонимающе смотрел на темную стрелу маяка, видневшуюся из-за угла дома.

– За все время, что мы здесь, я не помню ни рассветов, ни закатов, ни ночей, – Левассер говорил с трудом, ещё плохо осознавая кошмарное открытие. – Всё время лишь это красное небо. Ни холода, ни жары, только эта проклятая духота. Вот и сейчас. Уже должно было стемнеть…

Он с силой сдавил виски, глядя в багровое, словно кровоточащее небо. Затем перевел взгляд на море.

– Ни единого корабля на горизонте за все недели! Никаких перемен здесь. Улицы почти пусты. Будь я проклят, парень, если это та Тортуга, которую я знал! – Левассер повернул к нему побелевшее лицо.

– Ты хочешь сказать, что мы в Аду? – спросил Луис, голос его прозвучал так спокойно и ровно, что Левассер вздрогнул. Схватив любовника за руку, он притянул его к себе и обнял, прижав так крепко, что тот протестующее застонал. Но пират лишь слегка расслабил объятия, зарывшись лицом в мягкую золотистую шевелюру. Затем поднял голову.

– Пусть даже в Аду, – медленно произнес Левассер, глядя в багровое небо, – если ты будешь рядом со мной, Лу.

Луис провел ладонью по его волосам, прижался лбом ко лбу пирата.