Я без ума от французов (СИ)

– Прис… – Тиерсен размыкает поцелуй, прижимаясь своим лбом к ее. – Давай таблетки сначала.

– А ты примешь со мной? – Приска улыбается, но ее глаза остаются такими холодными. Она сцепляет свои пальцы с пальцами Тиерсена.

– Конечно, – Тиерсен мягко высвобождает одну руку и гладит кузину за ухом. – После них сразу станет лучше, – он тянется назад, забирая пузырек со стола.

– Тир, – Приска вглядывается в его лицо несколько секунд, и вдруг вздыхает глубоко, и – закрывает лицо руками. – Тир, – она отстраняется и резко тянется к сумочке, доставая из нее изящный портсигар и тонкую зажигалку. И закуривает, облокачиваясь на стол рядом с ничего не понимающим Тиерсеном, а потом только говорит: – Я знаю, зачем ты пришел, Тир. И Лефруа знает. И я надеюсь, что тем, что не побежала к нему, я заслужила то, что ты не выстрелишь мне сейчас в затылок и дашь объясниться, – Тиерсен смотрит на нее немного ошарашенно. Она выдыхает дым. – Лефруа знает, что убийца Серафена придет и за ним. Но нет, он не знает, кто и когда. Я тоже не знала, если честно, даже не до конца верила ему. Но вот ты здесь, и все складывается. Подумай сам, кому нужно было убивать Серафена? Он был публичным человеком, конечно, но после того скандала, когда вскрылись его… пристрастия… Он был абсолютно растоптан, ни один дурак не будет тратиться на наемного убийцу для человека, который и так по уши в дерьме. Ни один дурак, кроме того, у кого Серафен собирался отнять дело его жизни. Знаешь, Тир, если вдуматься, никому не нужна смерть Серафена, кроме меня, Стефана или Села. Лефруа – да, у него много настоящих врагов, кто угодно может хотеть заказать его. Но Серафен… – Приска качает головой. – Я была с Селом, когда ты был в Италии, Тир, я слушала, как он кричал из-за того, что у него хотели отнять его фирму. Я успокаивала его. Я любила его. Но он имел глупость сказать мне, что убил бы и Серафена, и Лефруа, не задумываясь, была бы такая возможность, и я запомнила это. И когда Серафен умер… я думала об этом.

– Прис…

– И сюрпризы – это не твое, Тир, – Приска продолжает говорить, как будто его не слышит. – Ты никогда и никому не устраивал сюрпризов, тебе бы даже в голову не пришло узнать у Села, где я провожу вечера, и приехать туда. Ты бы позвонил или сразу приехал к нам домой. Если бы захотел меня видеть, в чем я тоже сомневаюсь. Но допустим, допустим, что тебе припекло голову итальянским солнцем, и ты изменился. Но скажи мне, кто приезжает устроить встречу сестре, которую он не видел шесть лет, со случайным любовником? Это самая глупая вещь, которую ты когда-либо говорил. Боже, – Приска затягивается глубоко, – я даже не знаю, снял ты мужчину для прикрытия, или он работает с тобой. Но это неважно. Важно, что у меня есть два брата, и один из них, кажется, сошел с ума и готов убивать из-за своей фирмы, а второй всегда был сумасшедшим убийцей, любящим прикрывать свои интересы “благородной” работой в полиции. Только Сел тот еще трус, он никогда бы не осмелился ничего сделать, если бы не ты. Я же знаю о вашей… любви, и несложно догадаться, к кому он пошел со своими мыслями. Конечно, к тому, кто брал его на коленки в кино и нашептывал на ухо, как на самом деле хороший маньяк должен убивать своих жертв и заметать следы. Я не придавала этому значения тогда, но я хорошо запоминаю вещи. И сегодня… ты ведь хотел отравить меня? Меня, а потом Лефруа? Знаешь, что мы сидим на амфетамине?

– Прис, – Тиерсен говорит тихо, медленно заводя руку за спину, кладя ладонь на рукоять заткнутого за пояс пистолета, – ну что ты такое говоришь?

– Тир, постой, – Приска не поворачивается. – Я знаю, что у тебя есть оружие, и знаю, что не выйду отсюда так просто. Не стоило вообще оставаться с тобой наедине, но я надеялась, что ошиблась. Дура. Но ладно, послушай, у меня есть предложение. Я хочу быть в деле. Вы с Селом только выиграете. Он получит свою фирму и человека, который сможет вести его дела, а вы оба – половину моего наследства. Это будет плата за жизнь, Тир. Вы все равно получите мелочи от того, что осталось после судов у Серафена, чуть ли не десятую часть, и все деньги Лефруа отойдут Стефану, а так половина миллионов станет вашей.

– А какая тебе от этого польза? – Тиерсен перестает делать вид, что не понимает сестру. Он пока совсем не уверен, что передумает – Приска слишком умна, чтобы оставлять ее в живых, – но такие деньги… Тиерсен не может не прикинуть, как бы потратил их. Миллионов Лефруа хватило бы не только доделать их дом, их хватило бы купить отдельное жилье Лодмунду и Альвдис и еще жить им всем безбедно достаточно долго, не беспокоясь даже чуть о финансовых вопросах.

– Я останусь жива, даже с приличным состоянием, и смогу заняться карьерой вместо удачного замужества. Тебе не кажется, что это очень неплохой вариант? – Приска ухмыляется, не поворачивая головы. – Сел заплатил тебе за эти убийства? Я бы заплатила столько же сейчас за убийство Лефруа. Ты не поверишь, как под угрозой смерти начинаешь переоценивать свою жизнь. Все, что у меня есть сейчас – перспектива быть красивой куклой при старом бизнесмене. То, что я могу получить – хорошие деньги и возможность заняться делом, которое мне всегда нравилось. Да, Тир, знаешь, если уж выпал случай позволить тебе убить Лефруа, а нам всем – получить от этого выгоду, я не скажу “нет”.

– Тебе не выпадал никакой случай, Прис, – Тиерсен качает головой, поднимая беретту.

– Тир. Ты думаешь, я побегу к Лефруа, стоит тебе выйти из комнаты? Хотела бы – побежала бы сразу, как только тебя увидела. Но я понимаю, что тебе недостаточно моего слова, – Приска разворачивается, туша сигарету, и даже не вздрагивает, смотря на пистолет. – Поэтому я могу дать тебе гарантии. Ты позволишь мне взять бумагу из стола или сделаешь это сам?

– Зачем? – коротко спрашивает Тиерсен.

– Я напишу тебе признание. Признание в моем соучастии в убийстве Лефруа. И если что-то случится – я пойду под суд вместе с тобой.

– Ты готова на такие жертвы, – Тиерсен обдумывает ее предложение несколько секунд. – Отойди ближе к стене, – он дожидается, пока Приска исполнит его просьбу, и обходит стол, открывая верхний ящик и находя там бумагу на ощупь. – Отказаться от половины наследства, взять на себя вину за смерть отца…

– Часть вины. Знаешь, если после этого я буду жить, да еще и жить без ярма на шее, оно того стоит. Достань ручку из сумочки, – Приска шагает к столу и пододвигает лист бумаги к себе.

– Я не обещаю отпустить тебя, когда ты напишешь, – предупреждает Тиерсен.

– Я знаю, – Приска только кивает и начинает торопливо писать строчку за строчкой каллиграфическим почерком. Она почти не задумывается над формулировками, не обращает внимания на направленный на нее пистолет и всего через несколько минут ставит размашистую, мужскую подпись внизу листа.

– Допустим, – Тиерсен берет бумагу и наскоро проглядывает ее, продолжая следить за Приской. Но та даже не пытается ничего сделать, только спокойно смотрит на него. – А гарантии того, что мы получим деньги?

– Не получите – убьешь меня позже, – Приска пожимает плечами. – Тир, ты и правда думаешь, что я не помню, как ты стрелял котят в центре Парижа? Тебе было восемнадцать, и ты мог пристрелить помоечную зверушку так, чтобы ни один из прохожих не дернулся. А еще я помню, как ты убил девочку Тевьенов. И что, я не понимаю, на что ты способен в тридцать? Мой единственный просчет насчет тебя, Тир – доверие тому, что ты оказался здесь случайно. Как видишь, этот просчет уже стоит мне сумасшедших денег, возможно, будет стоить жизни. Больше так ошибаться я не хочу. Мои чувства к тебе обходятся слишком дорого, видишь ли. Но уж лучше я заплачу, чем окажусь с простреленным глазом в мусорном баке. Если ты позволишь, – она берет сумочку со стола, прижимая кнопку застежки, показывая, что не собирается ее открывать, – я сейчас уйду. Не хочу находиться тут, когда ты убьешь Лефруа.

Тиерсен думает. Быстро, но не торопливо. Это действительно сумасшедшие деньги, от которых они с Селестином в случае смерти Приски ни черта не получат: Лефруа ни сантима не оставит детям своего брата. Тиерсен думает, как они с Цицеро смогут жить в их доме вдвоем, думает о каком-то будущем, о том, что если когда-нибудь что-нибудь пойдет не так, они смогут скрываться хоть до конца жизни, не беспокоясь о том, на что жить, думает о тысячах дорогих вещей и любых капризах и желаниях. Самому Тиерсену не так важны деньги, но он хочет, чтобы его Цицеро не то что не нуждался ни в чем, чтобы он имел все, что захочет, и не тогда, когда они смогут себе это позволить, а сейчас. Тиерсен всегда хочет все сейчас. И выдыхает, на секунду прикрывая глаза и убирая пистолет обратно за пояс.