Две души Арчи Кремера (СИ)

Он артистично опустил веки – правый глаз отказывался закрываться полностью, – оттопырил нижнюю губу – какую-то слишком крупную, и приступил. Старался, ничего не скажешь. Арчи пододвинулся ближе.

Музыкант замер прямо в середине фразы и хитро посмотрел на него одним глазом.

– Нравится? – жуликовато улыбаясь, спросил он.

Арчи неловко засмеялся и честно ответил:

– Нет.

– Правильно. Угостишь винишком?

Арчи растерялся и оглянулся.

– Ты не думай, – серьезно сказал музыкант, – я, чтоб ты знал, с пенсией, как положено. Отравился на производстве. Нервно-токсической херотенью. Вот. Глазу хана. Ногам хана. Руки так себе. Но алкоголь потребляю умеренно. Не подумай. Тут они его аккурат из свежего урожая привезти должны были. Ну так как, угостишь? Возьми этих вот монет и закажи.

– Я угощаю, – виновато возразил Арчи.

– Бери, кому говорят. Мне они все равно без надобности. Я говорю же: у меня пенсия. Мне, чтоб ты знал, много ли надо. Крыша есть. Пожрать есть. Одёжа есть. Монеты надо тратить. Правильно?

Арчи долго колебался. Взять монеты из скрипичного футляра уличного музыканта – он не мог. В этом было что-то унизительное. Он помотал головой и откашлялся. Музыкант усмехнулся и закрыл глаз. И продолжил «Casta diva».

Арчи вернулся, поставил пластиковый стаканчик с вином рядом с музыкантом, сел рядом сам.

Музыкант опустил скрипку.

– Я думал, ты сбежал, парень, – хмыкнул он. – Ну, твое здоровье.

Он отпил вина.

– Дак ты хорошего прямо купил. – Крякнув, сказал он, вытер тыльной стороной руки рот, отставил стаканчик. – Из богатых будешь. Хм.

Арчи пожал плечами.

– Ну коль так, слушай дальше, – пригрозил музыкант и взялся за «Августина». Время от времени, когда ему бросали монеты, он благодарил, толкал плечом Арчи и пилил скрипку с удвоенным энтузиазмом. Потом, правда, успокаивался к тихой радости Арчи.

Устав, очевидно, опустив инструмент, он спросил:

– Ты, парень, скажи мне. Чего тебе рядом со мной намазано? Вон каков. Красив. Девки слюни пускают. И не девки тоже, – гнусно хихикнул он. – А ты сидишь. Тут. Я, чтоб ты знал, не из таких!

Он шутливо погрозил Арчи смычком и опустил руку. Арчи только и мог, что пожать плечами.

– От чего бегаешь? – практично спросил музыкант. – Баба бросила?

Арчи нервно засмеялся. До чего вопрос был хорош. От чего Арчи бегает.

Музыкант, решив, что Арчи молчанием ответил согласно на второй вопрос, начал вещать на тему их склочнохарактерности и общей невозможности натуры. На тему того, что жизнь с бабами практически невозможна. Что солнце светит и греет, только когда они где-то далеко, вне пределов видимости. Арчи тихо хмыкал.

– А почему вы здесь играете? – спросил он неожиданно.

Музыкант замолчал.

– Чтобы народ развлечь. И чтобы народ меня развлек. Дома, знаешь ли, только и остается, что на стены выть, – криво улыбнулся он, глядя на Арчи относительно здоровым левым глазом. – Жена умерла, дочка на работе. Я один. Человеку вообще хорошо, только когда он с другими людьми. Вот ты, например. Не побрезговал, пообщался. Уже хорошо. Спасибо тебе. День и удался.

Он покачал головой.

– Ну что, «Августина»? Я еще этот знаю, Альбинони. Хошь, сыграю? – глухо спросил он, нервно сжимая скрипку.

– Не хочу, – честно сказал Арчи.

– Ну и дурак, – обиделся музыкант. Он все-таки начал «Адажио». Простенько так, безыскусно. Ужасно. Арчи казалось, что он специально фальшивит куда больше, чем может, чтобы наказать Арчи. Так что он сходил еще за вином, за брускеттой и уселся прямо на брусчатку.

На закате за музыкантом пришла его дочь, повозмущалась, что он снова сбежал из дому. Он, кряхтя, уселся в инвалидное кресло.

– В гости не приглашаю. Аустере против будет, – сурово сказал музыкант.

– Будет врать-то, – невозмутимо отозвалась его дочь. – Пойдемте, – обратилась она к Арчи. Он засмеялся.

– Спасибо, но мне правда неловко. И вашему отцу нужно отдохнуть.

Она согласно усмехнулась и потрепала отца по плечу.

– Спасибо, что развлекли его, – обратилась она к Арчи.

Он пожал плечами.

Самое дивное случилось потом. Официант поставил перед ним бокал с вином. Арчи удивленно посмотрел на него. Официант – подмигнул.

– Хороший он дядька, пусть и чудаковатый, – пояснил он. – Шеф угощает.

Арчи сидел в этом кафе до часа ночи точно. Официанты уже принялись составлять стулья, одна из них даже взялась заигрывать с Арчи. Он пытался отшучиваться. Получалось ужасно. Ему наверняка будет стыдно потом. А пока было здорово. Чувствовать себя одним из них, обычных людей. Чувствовать себя обычным человеком.

========== Часть 21 ==========

Вырвавшись из центра, отделившись от людей, с ним связанных, Арчи Кремер выяснил две вещи: он может дышать полной грудью, даже когда воздух кругом спертый. И второе: как бы хреново ему ни было, достаточно повернуть голову вправо-влево, чтобы выяснить, что там стоят люди, которым приходится куда хреновее, чем ему. У него, Арчи Кремера, пусть даже Арчи 1.1, была отличная квартирка, между прочим, в которой он мог скрыться от всех людей, даже медиаюнит отключить. У него, Арчи Кремера, были отличные учителя и возможность отправиться практически в любую точку мира. А кто-то вынужден был горбатиться, чтобы обеспечить семью, и все с двенадцати лет. У него, Арчи Кремера, была жуткая болезнь, а теперь все отлично, руки Арта не сломать, даже если постараться, можно прыгать с офигенных высот, нырять глубоко-глубоко или кататься на горных лыжах и совершенно не бояться за свое здоровье. А кто-то так и чахнет медленно, потому оказывается ненужным ни в каком проекте. Обсуждать такие вещи с Пифием Манелиа Арчи остерегался: неизвестно, кому и что он рассказывает. Хотя и хотелось. Крутись как хочешь, а Пифий был обучен понимать других людей, и у него был талант к этому; другие пусть и были ловки и типа чутки, но не так. А помимо этого, дело просто было в том, что за многие месяцы в проекте, и до трансплантации, причем, Арчи привык болтать на самые разные темы с Пифием, не боясь наткнуться на неловко скрываемый высокомерный взгляд взрослого, которым оный одаривал бы ребенка – мол, что бы этот сопляк понимал в судьбах мира, но с его стороны так умилительно пытаться соединить в одном предложении высокие идеалы и свой скудный словарный запас. Пифий как раз был слишком мудрым, что ли, чтобы списывать со счетов подростка Арчи Кремера, и это располагало к нему. Так что не всегда получалось держаться с Пифием настороже, и страстное желание подростка предложить план по спасению Всего от Всемирного Зла брало верх над недоверчивостью; тем более и Пифий поощрял такие разговоры – ну как не поддаться на уловки этого лиса, если на них хочется поддаться? Правда, после таких задушевных бесед, распрощавшись с ним, завернув за угол, Арчи замирал и раздумывал: а не вернуться ли к нему и не потребовать ли, чтобы Пифий не выставлял на всеобщее обозрение сокровенные тайны Арчи Кремера? Удерживало только одно: Пифий – доктор, условно говоря, и для него тоже действует этот принцип тайны пациента-терапии. Так что он будет помалкивать. И самому Арчи не хотелось портить воспоминания о беседе выраженным вслух недоверием к человеку, который поспособствовал этому невероятному ощущению понятости, что ли, признанности.

И наверное, Пифий был триста раз прав, говоря, что человеку нужно время, чтобы привыкнуть к чему-то новому, а потом это новое полностью заменяет какое-то старое привычное воспоминание. Например, Лиза Кремийон, бывшая в проекте достаточно давно и знавшая Арчи Кремера – она была теткой хитрой, суровой, но и жалостливой. Она помнила Арчи – маленького почти беспомощного мальчика и пыталась перенести это воспоминание и на Арчи 1.1. Было подчас забавно наблюдать, как былое отношение накладывается на новое – к диковине, роботу. Она побаивалась нового Арчи, старалась общаться с ним напрямую, только когда были исчерпаны другие возможности. В принципе, она была не единственной, остальные тоже замирали и затаивали дыхание, видя Арчи, но Лиза была в чем-то показательным примером. А самое удивительное – прошло немного времени, и привыкнув, она обращалась с Арчи, как и с другими. Железная Матильда изначально старалась относиться к нему, как ко всем прочим, только и в ее отношении после той операции проскальзывало что-то такое тревожное. Но и это осталось в прошлом. Она охотно ругала Арчи, неохотно хвалила и не делала никаких скидок ни на его тяжкую судьбу, ни на специфическую ситуацию, в которую его всунули – словом вела себя с ним, как со всеми.