Эроменос (СИ)

Юноша впервые ощутил разделение между своим телом и сердцем — слишком разного они, оказывается, хотели. Тело получало удовольствие от прикосновений учителя, сердце — смущалось и пугалось этого. Телу вполне хватало того, что дарили руки Реса, сердцу — нет, да и это была вовсе не та любовь, о которой так много читал Кассандр. А еще после всего этого смотреть на наставника и слушать его стало сложнее, краска невольно заливала лицо, слова куда-то проваливались, и возникало в памяти то, что случилось в купальне.

Вот поэтому Кассандр и радовался, когда Алкиной выставлял Реса из мастерской — наедине со скульптором даже дышалось легче, а мысли текли мерно и плавно, не путаясь в беспорядке. Эти сеансы, когда ему приходилось стоять неподвижно в той позе, которую выбрал Алкиной, стали для юноши глотками свежего морского воздуха, и хотелось, чтобы это длилось подольше, чтобы никто не нарушал тишину мастерской, мешая ваятелю и его натурщику.

И юноша не мог не удивиться, когда сначала услышал незнакомый мужской голос, раздавшийся в комнате, а потом — увидел его обладателя: высокого стройного черноволосого мужчину, смотрящего на него в упор, скрестив на груди сильные загорелые руки:

— Хайре, Алкиной, вижу, отец снова дал тебе работу?

— О да, Лаэрт, — ответил скульптор, — и клянусь водами Стикса, в этот раз — это наслаждение — делать красоту вечной.

— Согласен, — по губам Лаэрта скользнула легкая улыбка, а темно-карие глаза оглядели тело Кассандра, а потом встретились с взглядом юноши: — Ты красив, как бог, Ганимед.

— Меня зовут Кассандр, — возражение сорвалось с губ до того, как юноша полностью осознал — кто стоит перед ним, — и я не виночерпий Зевса!

Последнее слово утонуло в громком и искреннем смехе Лаэрта, подошедшего ближе и протянувшего юноше руку:

— Я рад, что ты еще не заразился отцовской манией, — он подмигнул юноше, — и не забыл свое настоящее имя.

— И не собираюсь, — буркнул Кассандр, пожимая руку Лаэрта и отмечая, что Идей нисколько не преувеличил красоту господского сына, скорее — не нашел нужных слов. Но чего ждать от мальчишки?

— Это отлично, думаю, мы с тобой подружимся, — в глазах Лаэрта плясали озорные искры, а на губах по-прежнему играла улыбка, — отец часто ошибается в выборе учеников, но в этот раз… он прав. Ладно, увидимся за ужином, а сейчас я не буду мешать Алкиною, — сказав это, Лаэрт так же быстро покинул мастерскую, как и появился в ней, а Кассандр проводил его взглядом, молясь, чтобы первое приятное впечатление не оказалось обманом. На мгновение юноше даже показалось, что он начал понимать, почему Идей влюбился в молодого хозяина.

========== Глава 5 ==========

Вторая встреча с Лаэртом произошла на следующий день. Он вошел в комнату Кассандра почти сразу после того, как Рес оставил воспитанника и поспешил на Агору. Юноша облегченно вздохнул, когда остался один, и невольно нахмурился, услышав шаги — неужели свобода так быстро закончилась? Но в дверном проеме, отодвинув в сторону ткань, стоял Лаэрт и улыбался:

— Хайре! Ты свободен, Кассандр?

— Да, а что?

— Отец сказал, что боги одарили тебя прекрасным почерком, — приближаясь и обнимая юношу за плечи, начал Лаэрт, — он показал свитки и я понял — только ты можешь мне помочь! Понимаешь… я хочу, чтобы ты кое-что переписал. Я упражнялся в стихосложении этой ночью, Эрато посетила меня, Кассандр, и то, что нашептала Муза, я записал, но не могу передать адресату… Мои руки привычны к мечу, но не к палочке для письма, — Лаэрт показал Кассандру ладони, — ты поможешь?

— Конечно, — улыбнулся тот, почему-то сожалея о том, что Лаэрт убрал руку и отодвинулся, — давай свиток.

— Я продиктую тебе, потому что продраться через накорябанные мной буквы ты не сможешь, а смысл исказить нельзя никак. Давай же, бери чистый лист, и приступим, — тут Лаэрт присел на стул рядом с юношей и добавил, понизив голос, — я хочу сохранить это в тайне от отца, не говори ему, прошу тебя.

— И не собирался, — Кассандр обмакнул палочку в чернила и приготовился записывать, надеясь, что стихотворение окажется не слишком коротким. Общество Лаэрта не стесняло нисколько, скорее вызывало совсем иные чувства, а запах благовоний, которыми тот пользовался очень щедро, почему-то начинал кружить голову.

— И вот еще, потом ты скажешь, насколько хорошо это вышло, и не вздумай солгать! — сдвинул брови Лаэрт, но карие глаза по-прежнему искрились смехом. — Готов? Тогда начнем:

Лука Эротова тень над моей головой промелькнула,

Сердце пробито стрелой, тесно и больно в груди.

Ночи бессонной жестокую пытку на ложе широком

Я выносить не могу, тенью по дому брожу.

Вижу улыбку — два ровных ряда драгоценных жемчужин,

Золотом сам Аполлон волосы красил тебе.

Тело укутать желаю тончайшим хитоном из ласки,

Пить поцелуев твоих вкусный горячий нектар.

Славу Эроту телами воздать, оказавшись на ложе,

Пьяными сделаться вмиг, вовсе не трогав вина.

Я Прометеем тебе своё жаркое пламя дарил бы,

Каждую ночь до утра жгли бы светильники мы.

И, окунаясь в глаза глубиной с Посейдоново царство,

шёпотом жарким твоё имя мольбой повторю.

Лаэрт декламировал стихотворение медленно, чтобы Кассандр успевал записывать, а тот аккуратно выводил буквы, всё сильнее желая узнать — кому же посвящены эти строки. Какая из дочерей Афин удостоилась любви Лаэрта? Чем сумела прельстить и зажечь такой пожар в душе и теле, что родились слова, заставившие сердце Кассандра забиться чаще. Они показались юноше прекрасными, ничем не уступающими стихам, которые читал он в школе кифариста* и тут, у Реса — большого любителя творений, вдохновленных Эрато.

— Всё настолько плохо? — осведомился Лаэрт, видя, что юноша уже закончил писать, но не сказал ни слова по поводу стихотворения. — Говори же, не молчи! И не бойся меня обидеть, я правду хочу знать, а не слышать поток лести, тем более адресовано это, как ты понимаешь, важному для меня человеку. Всё ужасно, Кассандр?

— Вовсе нет, я читал множество стихов, но эти… Скажи, тебя в Академии научили такому?

— Нет, — Лаэрт поймал восхищенный взгляд и улыбнулся, — это приходит само, приходит, когда меньше всего желаешь подобного. Влюбленное сердце поет, Кассандр. Неужели ты не знаешь, как это происходит?

В ответ юноша отрицательно покачал головой, губы почему-то не слушались, а запах благовоний, казалось, усилился, или это просто Лаэрт придвинулся ближе, внимательно всматриваясь в лицо отцовского воспитанника:

— Не может быть! Ты говоришь неправду, — нахмурился он, осторожно забирая папирус, — неужели Эрот…

— Предпочитает другие цели, — наконец-то нашелся Кассандр, — я уверен, что твоя избранница оценит стихотворение. Да что там, она будет от него без ума!

— Ты думаешь? — теперь красивая черная бровь Лаэрта изящно приподнялась, а губы тронула улыбка. — Надеюсь, ты не лжешь!

— Я никогда не лгу, — Кассандр сглотнул, сдерживая странное волнение, сушащее губы и волнующее кровь, — никогда и никому.

— Вот как? А ты действительно не такой, как бывший отцовский ученик, — улыбка молодого афинянина превратилась в презрительную усмешку, — тот был изворотлив, лжив и куда менее красив. Не раз я спрашивал отца, зачем он взял на воспитание этого мальчишку, но так и не получил вразумительного ответа. Я рад, что сейчас его тут нет, а с тобой… с тобой у нас может получиться стать хорошими друзьями, такими, как Ахиллес и Патрокл.

Сказав это, Лаэрт так же быстро покинул комнату, как и появился в ней, а Кассандр задумчиво смотрел ему вслед, пытаясь понять, что скрывалось за последними словами. Намек? Или это просто разыгралось воображение, вдохновленное благовониями Лаэрта?

Но ведь каждому юноше Эллады известно, что Ахиллеса и Патрокла связывала не только дружба, но и нечто большее, сделавшее горе Ахиллеса от смерти возлюбленного столь огромным, что великий герой мог думать только о мести троянцам, и если Лаэрт упомянул именно эту историю, то…