Море опалённое свободой (СИ)

На шестой день, ближе к вечеру, когда уже работы были сделаны, Лорени вдруг заметил в Цурбусе странное отчуждение, которое было сравнимо с неумолимо заходящим за горизонт солнцем. Оно сгорало в ядовито красном огне, утопая в пламене морей. И было так прекрасно, что иногда, глядя на него, наворачивались непроизвольно слёзы. Вот и сейчас, когда Цурбус стоял у парапета, спиной к борту, оперевшись на перила локтём и глядя на закат, он был таким одиноким и тоскливым, что Лорени непроизвольно пожалел его. Пожалел и тут же пожалел об этом. Чего он проявляет такие чувства к пиратскому ублюдку? Пираты должны быть мертвы, все до единого… И снова поднимая на Бахму глаза, удивлялся природной красоте, которую ласкали последние, горящие лучи заходящего солнца.

Единственный человек, с которым Бахму общался, был Данки. Вечером седьмого дня, перед последней ночью, когда солнце уже зашло за горизонт и на верхней палубе загорелись один за другим фонари, Цурбус и Муар о чём-то тихо разговаривали. Общение было непринуждённым, с толикой тоски и простоты, с затянувшимися минутами молчания и снова брошенных, словно невзначай, фраз. Лорени, следивший за игрой в покер моряков, краем глаза наблюдал за ними и поражался тому, как тесно оказывается, они сплетены. Данки и Цурбус, которые вроде бы и друзьями то не были. Лорени почувствовал, как в душе возникло желание тоже заиметь такого вот друга, но тут же отмахнулся от него. У Иренди друзьями была целая команда «Фортуны», это же лучше, чем иметь одного… Или нет?

- Ты зачем записался со мной на этот корабль? – вдруг донеслось до Лорени. Бахму говорил тихо, отвернувшись от Иренди. Лорени тоже стоял к нему спиной, но громко обсуждавшие игру моряки не позволяли достаточно хорошо слышать тихий, вкрадчивый голос Бахму. К собственному удивлению, Лорени слегка повернулся к Цурбусу, но всем видом своим показывал, что следит за игрой. – Зачем поплыл со мной?

- А что, нельзя было? – ответил так же тихо Данки, выкидывая в море бычок.

- Это твоё право. Просто, это выглядит странным.

- А ты не думай об этом. Я взрослый мальчик, что хочу то и делаю.

На этом, казалось, разговор был исчерпан. Ответ Данки Лорени не понравился, и он отчего-то подумал, что Цурбус ему сейчас нагрубит. Но Бахму молчал, и ощущалась между ними тёплая и слегка тоскливая аура. Пират в душу Данки не лез, а он не собирался продолжать этот не понравившийся ему разговор. Они поняли друг друга с полуслова, они уважали мнение друг друга, но Лорени тогда ещё этого не понимал. Он удивлялся и ощущал, что слова, брошенные ему несколькими людьми, в том числе и Бахму «у тебя нет друзей» были намного правдоподобнее, чем казались на самом деле.

- Эй, морские дьяволы, – дверь в каюту капитана со страшной силой открылась, стукнулась о стену и заскрипела на место, но Сальмит её остановила, вытянутой вперёд ногой. Пнула слегка, переступила порог и выплыла неровной походкой на палубу. Икнула, шмыгнула носом, приложилась к горлу бутылки и осмотрела свою команду. – А ну, запевай!

По палубе полилась какая-то радостная песня. Лорени тут же забыл о Цурбусе и Данки, потому что Сальмит начала выплясывать и к ней присоединились несколько моряков. Иренди подрыгивал ножкой, стучал каблуком сапога по деревянному настилу палубы, дёргал плечиком.

Заиграла гармошка. Потом подхватила её переливы гитара, оказалось Кураша умел красиво играть на струнном инструменте. Послышалась мелодия скрипки. На корабле в одну секунду воцарилось праздничное настроение, как будто у кого-то был день рождение. Или праздновали свадьбу!

Кто-то схватил Лорени и потянул его в центр танцующих, но рука с цепью натянулась, и обрадованный Иренди, оглянулся назад. Бахму даже не собирался двигаться с места. Он стоял у перил, смотрел на танцующих странными глазами, всем видом своим показывая, что ему этот праздник не нравится. Иренди разозлился, дёрнул руку с цепью на себя, Цурбус дёрнулся, но с места не сдвинулся. Поджав губы и скрипнув зубами, Иренди собрался уже разораться, но его опередил пьяный голос Сальмит. Музыка тут же замолчала.

- Хочу «Морскую лирику», – выкрикнула она, глотнула последний глоток из бутылки и с грохотом закинула её в мусорную бочку, стоявшую от капитана на добрых три метра. – Цу…мчик, запевай.

- Я не умею петь, – отозвался Цурбус, и действительно не умел. Вернее, слуха не имел. Хоть что-то в этом человеке было не так. А то красив как бог, смел, силён…

- А я хочу, чтобы пел ты, – она ткнула пьяно в парня пальцем, и тут же Кураша бренькнул по струнам. Завыла скрипка, протяжно, с каким-то плачущим стоном, как будто плакала по кому-то.

Волны стонут, ветер рвётся,

На закате сердце бьётся.

Кровь упала на ладони,

Вздох последний, выдох боли.

Мы уйдём с закатом в море,

Ты не жди, вернусь не скоро.

Ты не жди, быть может, завтра,

Я умру… Прости родная.

Спасла положение, как ни странно Нокта. Она тонко запела, беря слишком высоко. На второй строчке её подхватил доктор, а на третьей запело ещё несколько глоток. На припеве вступила гармоника, умиляя своими вариациями, а на второй куплет кто-то ударил ладонями по деревянной бочке.

Там за гранью горизонта,

Где лучи смеются солнца.

Волны выше, ветер жёстче,

Смерть мы ищем тихой ночью.

Лорени никогда не слышал такой красивой песни, и чтобы так красиво играли. Мелодия была одна, но на неё накладывались вариации гармоники, хлопков о деревянную бочку и скрипки, которая так протяжно стонала, что на глаза непроизвольно наворачивались слёзы. Что это за песня? Кто её придумал? Иренди никогда такой не слышал. Хотя, многие морские песни он знал.

Я вернусь и снова в море

Позовёт волна с собою.

Наполняя душу ветром,

Как корабль, мчусь на север.

Там где сталь, где кровь рекою,

Там где бой наполнен стоном.

Там и сердце я оставлю,

Ты прости меня, родная.

Второй припев подхватила вся команда, и над «Фортуной» разнёсся не профессиональный, но такой громогласный хор, что наверно многие бы позавидовали им. Лорени первый раз в жизни пожалел, что не являлся частью этого хора. Было красиво и трогательно. Глаза защипало от слёз, он закусил нижнюю губу, чтобы сдержать готовую политься из глаз влагу. Когда хор затянул последнюю нотку, в голове вдруг вспыхнул образ матери, улыбавшейся за несколько дней до смерти.

- Что это за песня? – спросил Лорени моряков, которые отложили свои карты, чтобы спеть последний припев.

- Это «Морская лирика», – вытирая мокрые глаза, проговорил один из моряков.

- Ты что не знаешь? – спросил второй, шмыгнул носом, полез в карман за платком.

На вопрос Лорени покачал головой отрицательно, терпеливо ожидая ответа на свой. Но отчего-то он что-то не торопился.

- Это пиратская песня, – сказали сзади, и Иренди вздрогнул. Но так и не обернулся. Говорил Цурбус, хватало того, что он слышал его, зачем смотреть на этого… ублюдочного красавчика! Но, неужели пиратская песня, может быть столь красивой? И как, эта «пиратская песня» могла понравиться Лорени…

- Никто не знает, кто написал стихи и музыку, – продолжил тихо говорить Цурбус. – Она является народной. И у нас, в Ансэрит, звучит намного красивее, чем здесь.

Моряки сразу же подобрались, недовольно засопев на высказывание Бахму. Иренди тоже нахмурился и уже приготовился дать свой вариант ответа такой наглости, но в разговор вступила Сальмит, которая шаткой походкой подошла к игравшим в карты.

- Это верно, – икнула женщина. – Я бы отдала половину своего богатства, которого у меня, кстати нет, за то, чтобы услышать ещё хоть раз, как поют её пираты… Эй, вы, хватит играть в эту дерьмовую игру. Всем спать!

Лорени эту ночь плохо спал. Сначала смотрел на звёзды и прокручивал в голове запомнившиеся строчки из песни, её мотив и то, как красиво и дружно пели её моряки. Может пираты поют её красивее и лучше, но то, что эта песня засела глубоко в душе Лорени, это точно. И даже не смотря на то, что она была пиратской, всё равно ему нравилась. Очень-очень нравилась.