Одна душа (СИ)

Время текло медленно. Дневной сон сказался, и теперь спать совершенно не хотелось. Мысли наваливались, сдавливали почти физически, было горько, больно, обидно. Бросил. Ушёл, ни слова не сказав. Оставил одного. А вдруг совсем не вернётся? А может, с ним что-то случилось? Вдруг он попал в беду? Или просто не хочет видеть? От мыслей, кружившихся в голове, хотелось выть. Но Иниотеф молчал, всё так же крепко сжимая руками колени.

Наконец, дрёма всё же накрыла его.

Сон прервали тёплые руки, привычно и ласково обвивающие торс. Аменемхет горячо выдохнул в шею, припал поцелуем к плечу, втянул в рот мочку уха и легко прикусил. Иниотефу показалось, что с его сердца свалилась каменная глыба – не может так целовать человек, который не любит. Юноша прижался к сильной груди брата, уткнулся лицом в его ладонь и замер.

– Нио. Любимый. Прости меня. Прости то, что я сказал тебе. Это неправда. Я глупо пошутил. Ты ведь не поверил?

– Не поверил. Но всё равно это было ужасно обидно. Где ты был?

– Прости, что вернулся так поздно. Я обшарил весь город, чтобы найти подарок, который был бы достоин тебя. Я виноват перед тобой, и подумал, что было бы неплохо сделать тебе приятно. Вот.

Руки Иниотефа коснулся холодный металл.

– Это очень древний браслет. На нём камень красный, как заря, узоры тонкие, как остриё иглы, изящные, как… как ты.

Иниотеф улыбнулся. Жадные руки заскользили по его телу, лаская и нежа, и вскоре он расслабился, прикрыл глаза и прижался затылком к широкому плечу.

Аменемхет тихо исступлённо шептал, размеренно двигаясь внутри:

– Боги, Нио…Я не могу оторваться от тебя. Я преклоняюсь перед тобой. Моим братом, моим другом, моим возлюбленным, моим богом. Ты, будущий Великий Фараон Та-Кемета, звезда восхода и заката, мое солнце, моя луна. Душа моя… Тебе я преклоняюсь, с благоговением и нежностью. Любить тебя, прикасаться к тебе, целовать тебя, слушать твои стоны, как ты зовешь меня по имени – самое прекрасное, что я испытывал… Нио… Мой Нио…

И Иниотеф вторил ему сладкими блаженными стонами, запрокидывая голову, ластясь, прижимая брата к себе. Однако этим дело не закончилось. Практически не дав любимому передохнуть, Аменемхет перекатился на спину, укладывая его сверху себя, чуть раздвинул ноги, позволяя подобраться к себе ближе. Иниотеф удивлённо выдохнул, но принял приглашение.

Оба юноши захлёбывались собственными стонами, потрясённые новыми для себя ощущениями, двигались навстречу друг другу, Аменемхет сдавил ягодицы любовника, задавая темп, заставляя двигаться быстрее, а Иниотеф глухо стонал, прильнув к мокрой от пота груди и уткнувшись в шею.

После, усталые, они улеглись рядом, и старший из юношей тихо шепнул:

– Я и представить не мог, насколько это приятно. Мне понравилось быть твоим.

– Я рад… – Иниотеф счастливо улыбался. – Я всегда думал, что это важно – кто отдаётся, а кто обладает. Оказывается, нет. Спасибо тебе.

– Глупый мальчик, – Аме поцеловал брата в лоб. – За что же спасибо? Я люблю тебя. И мне не важно, я тебя беру, или ты меня. Главное, что мы вместе.

Комментарий к Мы вместе

Ребята, простите, что так долго.

========== Воспоминания ==========

Комментарий к Воспоминания

Глава посвящена целиком и полностью Априю и Нехо. По просьбам трудящихся)

Поговорив с Иниотефом, Нехо вернулся к чтению свитка. Нахмурив брови, он сосредоточенно водил глазами по затейливой вязи иероглифов, закусив пухлую губу. Отчёт наместника снова не сходился с тщательными записями о высланных деньгах, и Фараон злился. Это уже третий наместник, который не оправдывает ожиданий. Третий наместник, который опустошает казну, надеясь, что в Доме Фараонов никто ничего не узнает. Мерзавец позволяет себе жить в роскоши, будто сам занимает престол Та-Кемета, а не ведает постройкой храма в далёком Абидосе. Априй, скорее занятый личными переговорами, чем бумагами, нечасто сам садился за просмотр отчётов и жалоб, оставляя это более усидчивому Нехо, но теперь назрела острая необходимость, чтобы второй Великий Фараон тоже уделил внимание вопросу с наместником.

Появившийся очень кстати, Априй швырнул немес куда-то в бок и сел на большое, богато убранное ложе, широко расставив колени и опершись на них локтями. Подбородок он устроил на сцепленных замком пальцах.

– Что случилось? – Нехо поднялся ему навстречу и, сев рядом, погладил по ссутуленной спине.

– Нубийцы. Снова нападают на границы, истребляют мирных людей, разоряют поля, режут скот и уводят женщин. Назревает война, Нехо. Наша задача разбить наголову эти дикие племена, уничтожить их, оградить свой народ.

Нехо нахмурился, мысленно признавая, что его новость куда более безобидна, чем новость супруга. Они так и застыли, сидя рядом как два изваяния. Рука Нехо осталась лежать на мускулистой загорелой спине. Страшное слово «война» прогремело как гром среди ясного неба и отозвалось мучительными воспоминаниями – Априй и Нехо уже бывали на войне. Повисшая тишина затянулась, и Нехо повернулся к супругу, прижался лбом к его щеке.

– Успокойся. Война грядёт, но она ещё не стоит у нашего порога. Её развяжем мы, и сделаем это тогда, когда будем готовы. Мы должны объявить во все концы Та-Кемета о том, что все воины должны явиться к престолу. Мы должны повысить налоги, чтобы обеспечить пропитание войска, мы должны… Мы много чего должны. И мы начнём подготовку с завтрашнего дня. А сейчас обрати внимание вот на это, – Нехо протянул супругу свиток. – Яхос снова прикарманил деньги, что мы выслали на камень для храма.

– Сколько? – Априй поджал губы.

– Полторы тысячи хеджей. И это не первый раз.

– Вызови в столицу. Негодяя следует казнить – напрасно ты отговорил сделать это с предыдущим наместником. Будет другим наука, как грабить фараонскую казну. Прости, Нехо, но грядёт трудное время, и у нас каждая жалкая монета на счету, и оставить Яхоса в живых значило бы просто кощунственную неосторожность. Сосланные наместники никого уму не научили. Казнённый – научит. Новый наместник должен бояться Фараонов, понимаешь? Бояться, а не считать дураками, которые ничего не заметят. Напишешь указ для Яхоса явиться ко двору?

– Сейчас. Ты голоден? Подкрепись, пока я пишу, а закончив, я прикажу рабам подать обед.

– Позовём мальчиков обедать?

– Они в ссоре. Не думаю, что это хорошая идея.

– Что между ними произошло? Они редко вздорят.

– Мой сын обидел твоего. По глупости, но очень сильно. Я поговорил с Нио, он зол и расстроен, а Аме я не видел. Должно быть, не кажет носа из покоев.

– Ясно. Хорошо, ты пиши, а я сам распоряжусь о трапезе и тебя подожду.

Пока Нехо писал приказ, старательно выводя иероглифы, а рабыни накрывали на стол, Априй успел поспать – разговор с послами вымотал его, и он заснул сразу же, как только откинулся головой на подушки. Его разбудило мягкое прикосновение – Нехо погладил его по плечу.

– Просыпайся. Ты должен подписать приказ. Обед готов, вставай.

Априй улыбнулся. За много лет, проведённых с супругом бок о бок, он привык к неизменной ласке и заботе. С годами бурные юношеские страсти утихли, оставив после себя доверие, тепло и нежность, и так было даже лучше. В сорок лет и не пристало Великим Фараонам быть мальчишками, ослеплёнными страстью. Крепкая, верная, неиссякаемая любовь пришла на смену юношеской, как ровно горящее пламя приходит на смену пожару.

Глядя на своих детей, Фараоны видели в них ту самую любовь, ещё почти детскую, страстную, палящую, наполненную страшными ссорами и жаркими перемириями, ревностью, желанием ежесекундно быть рядом. Правда, Априй и Нехо и сами всегда предпочитали быть неподалёку друг от друга – это никуда не делось. Что бы они ни делали, чаще всего они были друг у друга на виду, иногда обмениваясь взглядами и тёплыми улыбками.

За обедом разговор постоянно так или иначе касался грядущей войны, и обоим мужчинам было неспокойно и тяжело на сердце. Нехо не хотел даже за семейной трапезой обсуждать государственные дела, и решил перевести разговор в другое, намного более приятное русло.