Одна душа (СИ)

– Можно мне лечь с тобой? – Иниотеф покраснел при этих словах.

Аменемхет молча подвинулся в сторону, освобождая место. Младший лёг на правый бок, спиной к другу, чтобы не ложиться на больное плечо, и почувствовал, как руки обвивают его торс.

Они спали вместе не в первый раз – в детстве часто, когда одному из них снился кошмар, они забирались друг к другу, чтобы не бояться. Бывало это и после, когда их с другими подростками брали в походы в пустыню, и они спали в одном шалаше, крепко прижавшись друг к другу, дрожа от холода. Это было невинно и по-детски. Но около года назад всё изменилось. Первым шаг сделал Аменемхет. Выбрав простейший предлог – слишком холодную ночь, он забрался в постель друга, и тот, изумлённый и ничего не понимающий, ощутил, как прохладные ладони заскользили по телу, делая удивительно приятно. Горячие губы прижимались то к затылку, то к чувствительной коже шеи и плеч, заставляя тихо вздрагивать. На этом дело ограничилось. Так продолжалось год – неуклюжие робкие ласки, сопровождающиеся стыдом и пунцовыми щеками. Неумелые поцелуи, страстные и заставляющие мороз пробегать по коже.

Это происходило редко. Чаще всего после дневных занятий и тренировок мальчики уставали настолько, что сил хватало только на то, чтобы добрести до постели и рухнуть в неё, не раздеваясь.

Но вот сегодня их освободили от занятий после боя, и когда они проснутся, солнце всего два часа как минует зенит. Это значит, что у них свободен целый день. Значит, они не устанут, и вечером смогут снова лечь рядом, чтобы делить поцелуи и ласки.

Это всё вечером. А сейчас усталость взяла своё, и юноши заснули, тесно прижавшись друг к другу.

***

Проснулись они позже, чем планировали. Было ещё светло, но солнце уже явно клонилось к закату, и в воздухе чувствовался холод.

– Мы, наверное, должны зайти к отцам. Они так и не сказали нам ничего о бое, – Аменемхет поднялся с постели и помог встать другу, рука которого отекла и причиняла сильную боль. – Пойдём, мы должны с ними поговорить.

Ёжась от холода юноши направились в отцовские покои. Там было светло от горящих факелов, белые прозрачные занавески развевались от лёгкого сквозняка. Опрометчиво быстро войдя, мальчики застыли от неожиданности. Обычно они заставали отцов за работой, но сейчас стол пустовал, в комнате никого не было, но на фоне окна отчётливо вырисовывались два тёмных силуэта, стоящие рядом. Юные наследники затаили дыхание и замерли. Фараоны любовались видом, открывавшимся из окна. Нехо стоял спиной ко входу, а Априй в пол-оборота, обнимая более низкого супруга за плечи. И головы склонились близко друг к другу, будто они очень тихо о чём-то разговаривали. Потом Априй посмотрел направо, отдаляясь от Нехо, а тот, зайдя чуть вперёд, прижался спиной к широкой груди и откинулся затылком на плечо. Априй, склонившись, поцеловал супруга в висок.

Мальчики застыли, не решаясь ни уйти, ни нарушить молчаливую идиллическую сцену между родителями. Наконец, Иниотеф принял решение и кашлянул. Фараоны обернулись и улыбнулись сыновьям.

– Уже вечер, где вы пропадали?

– Мы устали после боя и решили немного поспать.

– Это хорошо, – Нехо подошёл к Иниотефу и, нахмурившись, бережно взял и приподнял его раненую руку. – Сильно болит?

– Если честно, да.

– Сядь. Я позову жрецов, они промоют и перевяжут рану.

Иниотеф послушно уселся, опираясь спиной о спинку стула. Априй, который редко расточал ласки кому-то, кроме супруга, удивительно нежно погладил сына по бритой голове, а потом по бледной щеке. Мальчик слабо улыбнулся. Нехо вернулся быстро, поторапливая жрецов, нёсших ткань, серебряное блюдо, масла и растирки. Пока Иниотефу обрабатывали руку, он сидел, зажмурившись и вцепившись одной рукой в подлокотник, а другой в руку Аменемхета. Фараоны, глядя на сыновей, задумчиво улыбались и снова вспоминали себя молодыми.

Покончив с перевязкой, жрецы чванно раскланялись и удалились, Априй дал сыну глотнуть вина, чтобы утишить боль, и тот сразу раскраснелся под его воздействием. Нехо в это время велел подать скромный ужин – лепёшки, фрукты, сыр, вино и молоко для мальчиков. Редко семейству удавалось собраться таким тесным кругом и побыть не Фараонами и Наследниками, а отцами и детьми. И говорили они не о политике, не об учёбе, а просто говорили ни о чём и обо всём сразу. Априй похвалил детей за успехи в боевом искусстве, пока Иниотеф не видел, уважительно кивнул Аменемхету в знак благодарности, что он уступил младшему и более слабому брату. Они говорили несколько часов, сидя за столом, лениво жуя фрукты, а потом, когда окончательно стемнело, родители выпроводили мальчишек, уже начавших зевать и клевать носами.

Вернувшись в спальню, Иниотеф сразу же забрался в постель друга и укрылся простынёй до самых глаз. Рука болела, не давала ни на чём сосредоточиться, и мальчику хотелось тихо подвывать от боли. Аменемхет лёг рядом, осторожно обнимая друга и касаясь губами его щеки.

– Так больно? Прости меня, прости, любимый, я не хотел…

Неожиданно вырвавшееся слово «любимый» заставило обоих вздрогнуть и замолчать, еле сдерживая улыбки. Иниотеф повернулся лицом к другу и уткнулся носом в его щёку, прикрывая глаза.

– Нио.

– Да?

– Я должен искупить свою вину.

– Это как же?

– Сейчас увидишь. Только не бойся, ладно?

Иниотеф кивнул и даже прикрыл глаза, чтобы уж точно не бояться. Тёплая, немного влажная ладонь скользнула по груди и животу, без лишних отлагательств спускаясь к паху. Иниотеф вскрикнул и распахнул глаза, ошалело уставившись на друга, спокойного, как удав.

– Я же сказал, не бойся. Тебе будет хорошо, обещаю.

Доверившись Аменемхету, младший из юношей снова прикрыл глаза, и от этого бесстыдная ласка брата показалась ещё более ощутимой. Закусив губу, Иниотеф уткнулся лицом в плечо друга, не в силах смотреть ему в глаза. То, что происходило, было приятно, сладко, стыдно и долгожданно. Нежные невинные ласки, хоть и были приятны, наскучили, и обоим мальчикам хотелось какого-то продолжения. И, опять же, Аменемхет сделал первый шаг.

Он внимательно наблюдал за реакцией друга, опасаясь сделать неприятно или больно, но тот только тяжело дышал, а со временем начал едва заметно толкаться бёдрами навстречу. Аменемхету льстило доверие друга, ему приятно было ощущать дрожащее тело рядом, напряжённую плоть в ладони, приятно было, чуть отстранившись, наблюдать за изменениями, отражавшимися на лице младшего. Сначала у него раскраснелись щёки, потом опухли и приоткрылись искусанные губы, потом лёгкая испарина покрыла чистый высокий лоб и верхнюю губу. Дрожь в его теле усиливалась с каждым движением, и наконец он застонал громко и жалобно, зовя друга по имени. Пришлось накрыть его губы поцелуем, чтобы приглушить стоны, прижимаясь к нему всем телом и ловя каждое сладкое содрогание.

Отдышавшись, Иниотеф рискнул заглянуть другу, а теперь и любовнику в глаза. Тот улыбался ласково. Младший мальчик благодарно прижался губами к его скуле и, прижавшись покрепче, свернулся клубком.

Им было тепло. Сердца бились в унисон, бились быстро и радостно. Дыхание Иниотефа становилось всё размереннее и тише, и когда Аменемхет заглянул ему в лицо, мальчик уже крепко спал. На его лице так и осталась слабая смущённая улыбка.

___________________________________________

*Сенет - настольная игра в Древнем Египте

========== Мы вместе ==========

Если проза в любви неизбежна,

Так возьмем и с нее долю счастья:

После ссоры так полно, так нежно

Возвращенье любви и участья…

Н. А. Некрасов

– Никогда. Никогда не смей меня больше трогать, – Иниотеф дрожащими от злости и обиды руками оттолкнул любовника и вылетел из покоев.

Аменемхет, ошеломлённый и подавленный, откинулся на подушки и бессмысленно уставился в потолок. Глупая шутка слетела с его уст в самый неподходящий момент, и вызвала совсем не ту реакцию, что он ожидал. Пораскинув мозгами и оценив свои слова, наследник трона Та-Кемета сообразил, что шутка и впрямь была злая и обидная. Однако стоило дать Иниотефу остынуть и успокоиться, иначе не избежать ещё более сильной ссоры.