Антарес (СИ)

– Ладно, – кивнул я, забирая тетрадь и собирая свои вещи в сумку. – Спасибо.

– Потом покажешь мне свой доклад об отношениях между иноязычными партнёрами? Я бы хотела посмотреть на твой английский текст и сравнить со своим.

– Без проблем, – ответил я, поднимаясь с места. – Вечером скину тебе в ВК.

Даша на прощание кивнула и вышла из аудитории. Вот такая у меня была соседка по парте – странная, необщительная и серьёзная. Она разговаривала только по делу, но никогда не отказывала мне в помощи, а я поначалу нуждался в ней очень сильно. Даше приходилось почти каждый день одалживать мне конспекты, чтобы я мог списывать всё то, что не успевал или не понимал. Хотя бы теперь наша взаимопомощь стала равноценной.

Я забрал свою куртку в гардеробе, надел капюшон толстовки на голову, а потом уже надел пуховик. Даже невооруженным взглядом было видно, что я отличался от всех студентов университета – одеждой, поведением, внешностью. Не скажу, что они одевались плохо, просто все словно копировали друг друга, особенно девушки. В России мне некогда было ходить по магазинам, покупать себе новые тряпки, я просто носил то, что осталось, тем более сестра мне частенько что-нибудь отправляла, поэтому я мало представлял, что продаётся в местных бутиках. Хотя чем я мог отличаться от них? Я носил те же кеды, те же джинсы, но чаще всего в моём гардеробе были слаксы, рубашки и футболки с треугольным вырезом. Пока я был студентом и внештатным работником у Виктора Олеговича, то мог позволить себе носить кеды, толстовки, клетчатые рубашки и зелёные слаксы, даже ходить небритым. И я наслаждался этим. Не хотелось тратить свободные минуты на всякую чушь, когда можно было побыть рядом с Димой.

На выходе из университета стояла довольно внушительная толпа студентов. Стоя на первой ступеньке, я покрутил плейлист и снова поставил песню, которую только что слушал. Боковым зрением заметил, как кто-то указал на меня пальцем, как многие стали смотреть в мою сторону. Я обернулся и натолкнулся на взгляды студентов из толпы, там были и те девчонки, которые приставали ко мне на перерыве. Устало закатив глаза, я стал неторопливо спускаться по лестнице. Наручные часы показывали чуть больше трёх часов дня, нужно было ещё успеть забежать в офис перед больницей.

Внезапно меня грубо толкнули, но не настолько, чтобы я упал. Вынув наушники из ушей, я недоумённо посмотрел на высокого парня-блондина, почти одного со мной роста, за спиной которого ехидно посматривала та самая – «лицо-апельсин». Не успел опомниться, как меня уже окружила довольно внушительная толпа, в которой присутствовали и парни и девушки. Блондин снова толкнул меня, что-то яростно бормоча. Я хотел уйти, но он грубо схватил за плечо, остановив меня.

– Ты как с дамами разговариваешь? – послышалось в этом балагане. – Или у вас в Америке все такие?..

– Поправка: с дамами я разговариваю вежливо, – медленно произнёс я, стряхивая с себя назойливую руку. Парень был на дюйм ниже меня, но при этом был какой-то большой, от него веяло деревенщиной, как от ребят с Техаса. Викки бы убила меня за такое сравнение. – А вот со шлюхами я церемониться не обязан, – уже более грубо добавил я.

– Ты о моей девушке сейчас говоришь! – озверел блондин, толпа его поддержала выкриками о нерадивых «америкосах».

– Тогда держи её поближе к своему члену, а то она уже на чужие бросается.

– Ах ты, сука! – прошипел он, замахиваясь для удара, но я перехватил руку и перебросил его через себя. О парне можно было забыть, сразу вспомнилось любимое выражение Димы: «Чем больше шкаф, тем громче падает». А блондин действительно хлопнулся с приличным звуком, Дима бы оценил. Зато дружки этого Ромео напали, как стадо буйволов, словно желая смести меня, а не побить. Я усмехнулся, отбиваясь. Пару раз пришлось дать по носам, чтобы больше не лезли, я не уверен, что хруста не было. Скорее всего, им придётся потом обратиться к врачу. Но всё продолжалось недолго, прибежал охранник и замдиректор, который только-только собирался уезжать домой. Виновников, не успевших сбежать, провели в кабинет декана. Мне нечего было бояться, я сам пошел, сел на стул и просто молчал, пока эти идиоты рассказывали о том, как я напал на целую толпу беззащитных бедняг. И только блондин сидел возле меня, потирая ушибленный бок и иногда поглядывая в мою сторону.

Наконец-то все замолчали, когда декан попросил видеозапись с камеры наружного наблюдения. А когда он увидел, что происходило на самом деле, то в кабинете стало так тихо, что тикающие часы оказались очень громким шумом.

– И как вы это объясните? – с наигранным спокойствием спросил мужчина в солидном костюме, сидя за столом, заваленном множеством бумаг и папок. Его взгляд ничего хорошего не сулил провинившимся. – Нейл – гражданин другого государства! Если он заявит на вас, то вам во век не просраться, мать вашу!

Моя бровь изумлённо выгнулась. Да что там, я дар речи потерял, чуть не уронив челюсть на пол. Спектр моих эмоций не так велик, со стороны, наверное, я вообще выглядел невозмутимым. Но, чёрт возьми, этот человек использовал такие словарные эпитеты в разговоре со своими студентами?! Черти адовы, да я был просто в шоке! Убедив всех в том, что никуда заявлять не буду, я, наконец, смог покинуть университет. Меня мало заботила судьба «приматов», решивших показать «америкосу» как правильно себя вести. Вновь надев наушники, я поспешил в офис, чтобы сдать выполненную работу, а после планировал переночевать в больнице. Иногда медсестры прикатывали мне свободную койку, но зачастую я от неё отказывался. Мне частенько приходилось работать ночами, поэтому я под светом лампы сидел, склонившись над бумагами, и с ними же засыпал в обнимку. В этой стране деньги творят чудеса. Если бы мне вздумалось станцевать канкан в палате, то думаю, мне бы позволили. Однако тревожить Диму я бы ни за что не стал. Сначала он лежал в отделении интенсивной терапии, мало кого пускали к нему, а потом перевели в обычную палату. Хотя, я бы не назвал её обычной: мини-холодильник, два дивана, стол, стулья, жидкокристаллический экран на стене и отдельная ванная комната. Когда я всё это увидел впервые, то мой внутренний голос иронично заметил, что для пациентов тут все условия, вот только Диме это всё не нужно. Это явно была не самая обычная больница, уж точно не для простых людей.

День прошел как всегда – привычно серо. Знаете, я внезапно вспомнил дороги Аризоны, которым нет конца и края, но зато какой вид! Свобода, палённая жарким солнцем земля, Гранд каньон и всё, чем может покорить природа своей неподвластной красотой. Но в какой-то момент приходит осознание, что это – чёртова пустыня, и из неё нужно выбираться, а потом ты идёшь по серой дороге, пытаясь натолкнуться хоть на какой-нибудь городок. Вот так я себя чувствовал. Сначала безудержное счастье от того, что несмотря ни на что – Дима жив, что я могу быть рядом с ним, но когда он не просыпался месяц, второй, третий… Я надеялся. Я ждал. Словно пеший путник, идущий вдоль дороги, обжигающей стопы, когда вокруг одна пустота, которой всё равно – насколько сильно ты устал. Я верил в выздоровление Димы, верил как никогда, но оно никак не наступало. И треклятая кома всё не отпускала его, словно сама смерть держала за руку, не пуская ко мне. Меня одолевала неконтролируемая злость, приправленная усталостью и обидой. Богу, наверное, нравится постоянно что-то отнимать у меня.