Две души Арчи Кремера (СИ)

Бруна Сакузи и с ней синхронно Ной Де Велде синхронно перевели взгляд с коменданта Лутича на пальму, а затем посмотрели друг на друга. Де Велде задумчиво почесал нос рукой в перчатке. Коменданту Лутичу пришлось сжать кулаки до боли, впиться ногтями в ладонь правой руки, до такой степени у него зазудело стереть землю с его носа.

– Ум-м-м, это могло получиться немного неожиданно, действительно, – пробормотал Де Велде. – Господин Лутич, наверное, вы правы, что наши достижения, ну вы понимаете, наши профессиональные достижения едва ли могут быть интересны неспециалистам. Комендант Лутич, – подумав, поправился он – и поднял руку все в той же рабочей перчатке, чтобы ухватиться за его рукав. Комендант Лутич успел попятиться и увернуться от нее. – Для нас это достижение, понимаете? Amorphophalli растут в определенных климатических условиях, и что мы смогли создать их, это достижение.

– Это не только наше узкоспециальное достижение, но и всей нашей общины, – с жаром подхватила доктор Сакузи и начала дальше пояснять, что, как, почему, и почему комендант Лутич должен непременно понять их желание похвастаться и этой малышкой.

– Я непременно позабочусь о том, чтобы команда крейсера побывала и у вас в гостях. – Торжественно пообещал он, стараясь не смотреть на Де Велде и его выпачканный землей нос.

– Здорово, – мягко улыбнулся он, и его глаза счастливо заблестели. Комендант Лутич уже отдалился от него на добрые пять метров, но он видел эту улыбку – чувствовал ее – согрелся ею. Он развернулся было, чтобы шагать обратно в толчею приготовлений, но не удержался. Достал платок и решительно направился к Де Велде.

Тот попятился: а кому понравится, когда на тебя шагает бывший десантник, у которого левая половина тела была оснащена протезами, способными на очень много всякого неприятного? Он присел, вытаращил глаза, а комендант Лутич выхватил свой платок, рявкнул на Де Велде: «Стоять!» – и двумя резкими движениями вытер ему нос.

Ной Де Велде смотрел ему в спину и задумчиво тер нос. Рукой в рабочей перчатке. Бруна Сакузи переводила подозрительный взгляд со спины Лутича на нос Ноя Де Велде. Затем она хлопнула его по руке.

– Снова нос выпачкал, бестолочь, – буркнула она.

Де Велде скосил глаза на кончик носа и сказал рассеянно: «Ой».

В этом дурацком инциденте было и нечто положительное: комендант Лутич обрел смысл в своем пребывании в самом центре толчеи: он следил за ботаниками, которые метались между залами тут и оранжереями, площадями там – и оранжереями, обсуждали, спорили, ругались, какие растения где должны стоять и не повредит ли им пребывание там, а не здесь. Он осматривал то, что ботаники уже вытащили на всеобщее обозрение, и проверял, не подозрительное ли оно. Удобно, однако, иметь киберглаз: и тебе обработка визуальной информации, и тебе внутренний экран. И спасибо особой, высшеклассной военной страховке: внутри черепа за искусственным глазным яблоком был расположен совсем маленький чип, который очень точно обрабатывал нейросигналы, так что комендант Лутич мог вполне успешно делать запросы в местную киберсеть, даже работать с документами. Или с растениями. Что он и делал. Смотрел, что эти землеройки вытащили, и оценивал: допустимо ли присутствие этого растения в столпотворении людском – или это все-таки будет диверсия.

Захария Смолянин не мог не отметить сосредоточенный вид Лутича.

– И что это за фигня? – спросил он, глядя вместе с Лутичем на вазон. Тот покосился на него. Захария преданно смотрел на Лутича, сиял, подпрыгивал на месте и всем видом изображал, с каким нетерпением ждет ответа. И комендант Лутич не смог не обязать лапочку Захарию: он начал нудным голосом считывать информацию о танжерине. – Здорово! – воскликнул Захария, когда Лутич сделал паузу, чтобы перевести дыхание. – Невероятно! А они уже близко?

Лутич вздохнул. Иногда желание запереть Смолянина в очень удаленном чулане и забыть о нем лет этак на пяток было очень трудно контролировать.

– Меня спрашивает человек, который совсем недавно похвалялся, что может взломать любую систему, – неторопливо говорил Лутич.

– Но ты знаешь, что я могу это сделать. И ты наверняка помнишь, что я бесконечное количество раз спрашивал тебя о том, где они сейчас. И если я перестану тебя спрашивать, а тем более если я исчезну из поля твоего зрения на подозрительно долгое время, ты можешь решить, что я решил заняться тем, чем хвастался несчисленное количество раз. И тогда ты пойдешь меня искать, а так как я скорей всего буду заниматься именно тем, о чем похвалялся, по причине моего острого информационного голода, то ты обретешь отменный шанс поймать меня на горяченьком, потому что ты очень хорошо знаешь, где, равно как и на каких подручных средствах я буду получать доступ к сведениям, которые на данный момент доступны только тебе и еще нескольким людям. И скорее всего ты не ошибешься, потому что в условиях ограниченных ресурсов, а также небольшого количества людей ты скорее всего отлично знаешь, где, кто и что делает. И причиной этому не только твоя должность, но и твоя замечательная природная наблюдательность, великолепная профессиональная подготовка и отличный острый ум. Так что ты скорее всего не ошибешься и поймаешь меня с поличным, а поймав, будешь вынужден принять меры, как бы тяжело это ни было, потому что твоя совесть – это еще один столп, на котором основана твоя личность. А оно мне надо? Поэтому я здесь и спрашиваю добросовестно, смиряя свое любопытство и укрощая свое тщеславие: они сейчас где?

Лутич заскрипел зубами. Захария сделал пару шагов, чтобы оказаться прямо перед ним, заглядывал в глаза, словно мог вместе с Лутичем увидеть, что ему показывает его внутренний экран.

– Они заканчивают торможение. Приблизились на расчетную высоту. Скоро включат инерционные двигатели. Еще вопросы?

– Да, – гордо вскинул голову Захария. – Когда начнет плодоносить этот гадский танжерин.

Лутич захохотал.

Захария с самодовольным видом повернулся к деревцу.

– Я могу спросить у Бруны, – предложил Лутич.

Захария оглянулся с опасливым видом, словно боялся, что она отирается неподалеку.

– Только не говори, что это интересует меня. А то она меня мигом своими жвалами ухватит и утащит в свои подземелья, – пробормотал он.

– Хотя бы ради этого следует рискнуть, – хмыкнул Лутич.

– Ха! – бросил ему Захария и понесся дальше, довольный собой.

Комендант Лутич продолжил курсировать между выставленными на всеобщее обозрение растениями, не менее довольный собой.

И наконец настал тот самый момент, когда комендант Лутич волевым решением решил считать работы по подготовке встречи крейсера «Адмирал Коэн» завершенными, в сети появилось соответствующее сообщение; и жизнь в городе замерла, потому что, казалось, все его обитатели собрались на главной площади. Ровно в полдень по Земле комендант Лутич приветствовал капитана Эпиньи-Дюрсака, тот ответил с неменьшей куртуазностью, на что комендант Лутич счел возможным отозваться в еще более учтивых выражениях, заверяя капитана, что от имени всех обитателей Марса он рад… счастлив… почтет за честь… радостный долг гостеприимства. Эпиньи-Дюрсак не растерялся и сообщил, что великая честь воспользоваться гостеприимством… сделает все возможное, чтобы… доблестные жители Марса…

– Земля не забудет своих подопытных марсоосваивателей, – негромко произнес Захария Смолянин. Он как почетный член оргкомитета и руководитель группы по информационному обеспечению контакта находился в непосредственной близости от Лутича. Не совсем рядом – метрах этак в полутора. Так что слышало его не так уж и много человек. Эпиньи-Дюрсак в их числе. О это сладкое чувство – лицезреть растерянно молчащего капитана.

Лутич неторопливо повернулся к нему.

– Вы наверняка знаете Захарию Смолянина. Мы - так слишком хорошо. – Снова глядя на капитана Эпиньи-Дюрсака, заговорил он. – Невероятно талантливого, невероятно обаятельного, невероятно очаровательного и в десять крат более вездесущего Захарию Смолянина.