Монастырь (СИ)

====== Монастырь 1: 54 глава ======

54

Кристиан вернулся через четверть часа, верхом на пегой кобыле, к седлу которой было привязано два мешка, подъехал к Луису и, освободив от ноги одно стремя, протянул ему руку. – Запрыгивай. Герцог еще сомневался. – Куда ты собрался? Нам нельзя надолго, – мысль о гневе Фернандо совсем не радовала. – Луис неожиданно для себя подчинился желаниям синих глаз, таких игривых и призывающих. Он обернулся на лагерь и нахмурился. – Иногда ты меня удивляешь, Кристиан. – Иногда я сам себя удивляю. – Легрэ повел бровью. – Ну же, Луис! Ты что, боишься меня? Напрасно. Обещаю, что мы скоро вернемся. – Не боюсь, – юноша наконец протянул руку мужчине. Кристиан помог ему взобраться на лошадь и, убедившись, что Луис надежно ухватил его за талию, направил коня в ближайший перелесок. По дороге они еще немного обсудили предстоящий вечер с Фернандо, а когда достигли опушки, Кристиан с улыбкой сказал: – Я рад, что ты доверяешь мне настолько, Луис... Я ведь могу сейчас тебя увести куда угодно. Даже к Себастьяну. – Не должен доверять, – юноша сидел, прижавшись щекой к спине и обхватив Легрэ, – но хочу. Очень хочу тебе доверять. – Пальцы провели нежно по груди к животу мужчины. – Даже если и так, то я узнаю наконец правду. – Твое умение ходить по острию ножа иногда пугает даже меня, – ласково заявил Легрэ. Сейчас ему совершенно не хотелось думать о Фернандо, о Себастьяне, о том, что этот день принес много проблем и печали. Сейчас хотелось любить Луиса, дарить ему себя, брать взамен, следуя своим самым сокровенным желаниям. И Кристиан не понимал, когда же он успел так сильно влюбиться и почему. – Чего ты сейчас хочешь больше всего? Грубости? Нежности? Страсти или игры со смертью? От разнообразия выбора герцог даже замялся, не решаясь отвечать сразу. Грубость? Там, на болоте и в шатре короля он видел немало грубости. Грубость сопровождала Луиса всегда. Нежность? Разве не был Легрэ нежен ночами на болотах, лаская и целуя, любуясь, доводя до обморока? А Фернандо – разве не он умел доставлять сладкое безумие в тело каждым прикосновением, что разжигало болезненный огонь. – Поиграем со смертью. Хочу увидеть, как это делаешь ты, – шепнул невесомо. Кристиан ничего не ответил, но задумчиво кивнул. Когда они миновали уже знакомую поляну, Легрэ стал подгонять коня. Над головами заливались песнями птицы, солнце согревало зеленых стражей леса ласковым теплом и по их кронам гулял весенний ветер. Кристиан остановил коня у небольшого глубокого ручья, спешился и помог спуститься на землю юноше. – Ты говорил, что отец часто унижал тебя, – сказал он, привязывая поводья к толстой ветке дуба и поглядывая на Луиса. – Было что-то такое, чего ты не переносил особенно? – Так я тебе и стану рассказывать все, – заметил лукаво герцог. – Что касается слабостей, ты и сам должен догадываться. И потом, непереносимость чего-либо вполне может стать и удовольствием. – юноша оглядывался вокруг. – Играть с тобой я стану лишь в том случае, если не будет соития. Я без короля играть в такое не стану и его доверие не нарушу. – Иными словами ты мне не дашься? – Кристиан расхохотался. – Просто обещание прошу, если не заставишь меня передумать, – заулыбался Луис. – Вот проверка на слабость. Вчера я так сглупил, сейчас же вообще рискую. Легрэ вздохнул, цокнул языком. – Ну, ладно. Посмотрим. Но я, кстати, помню твои слова. – Кристиан отвязал от седла мешки – внутри что-то позвякивало, что-то металлическое. Ухватив юношу за запястье, Легрэ потащил его за собой вдоль ручья, выискивая что-то глазами. Луис не сопротивлялся, хотя кровь уже побежала быстрее, а поведение Кристиана казалось таким странным и отчасти даже забавным, то ли потому, что хотелось ему доверять, то ли от того, что юноша еще никогда не испытывал от Легрэ чего-то ужасающего, что заставило бы его подчиниться ему и стать целиком и полностью с ним одним целым. Кристиан выбрал более или менее ровное место, поросший молодой травой берег, плавно переходящий в каменистый, с мелкой речной галькой. Огромный сухой ствол дерева, утопленный одним концом в воде, ему особенно приглянулся. Швырнув мешки на землю, Легрэ привлек к себе юношу и без лишних слов поцеловал в губы. Наверное, это было бы очень романтическим, живописным проявлением чувств: весна вошла в полную мощь. Журчала вода, яркая зеленая трава то там, то здесь пробивалась первыми цветами, ветви деревьев с нежной зеленью ажурно переходили в высокое небо. И губы Легрэ выражали столько скрытой животной страсти, но Луис точно знал, что Кристиан привел его сюда не просто так. Поцелуй прервался и Легрэ отступил от юноши, в синих глазах застыл лед и даже голос стал точно вьюжная зима. – Раздевайся, – спокойно приказал он. – Совсем. Герцог колебался. Вчера, позавчера он вступил на опасную тропу, подпустив к себе сразу двух хищников. И хищники эти могли легко убивать, могли ненавидеть так же сильно, как и одновременно любить. Они не спускали ошибок. А Луис провинился и перед тем, и перед другим. Один уход ночью к Фернандо стоил наказания... Пальцы потянулись к рубашке, сняли через голову. Герцог аккуратно сложил дорогую шелковую ткань и теперь развязывал разноцветные ленты на тонких льняных штанах, продолжая гипнотизировать и изучать лицо Легрэ – напряженные желваки чуть подрагивали, губы чуть сжались. – Что теперь? – Дальше, я хочу, чтобы ты отвечал мне. Всякий раз, когда я спрашиваю тебя о чем-то, ты отвечаешь. Отвечаешь честно и пока можешь. Кристиан присел перед мешком и достал из него два ремня и моток веревки, взглядом выбрал молодое крепкое дерево, растущее справа – оно вполне могло выдержать брыкания герцога, не переломившись, и его ствол был не слишком толстым, чтобы хватило ремней. – Все мои приказы ты исполняешь беспрекословно. За любое ослушание я буду наказывать тебя так, как сочту нужным. Ты меня понял? Луис приподнял бровь. Кристиан был на взводе. Неужели что-то изменилось за ночь? Что бродило в его буйной и неспокойной голове? – Хорошо, как скажешь. Я постараюсь. – Спиной к дереву, – тем же ровным тоном заметил Легрэ и когда Луис выполнил приказ, Кристиан закинул его руки за ствол и крепко связал между собой запястья. Проверив надежность веревок, он встал перед Луисом вплотную, чуть щурясь и разглядывая его лицо с неприятным любопытством. – Удобно? – спросил он издевательски. – Да, – отозвался герцог, наблюдая за мужчиной. Он умело готовил мышцы к возможной боли. Он так часто ее испытывал, что само ожидание сейчас походило на невидимую пляску огня. Пятки ощущали мягкую траву, слух улавливал звон птиц, переливы воды. Любование природой отвлекало от тона Легрэ. Когда все это исчезнет, когда перестанет иметь значение, тогда граница будет перейденной и запретной. Рука Кристиана прошла от шеи до паха – по гладкому сильному телу, стала поглаживать член, возбуждать, дразнить. Губы скользили вдоль линии волос, обжигая горячим дыханием кожу. – Я вот все думаю, Луис, – жарко шепнул Легрэ ему на ухо. – Через сколько дней тебя найдут здесь... Как считаешь? – Через неделю... две... никогда... – юноша ответил на ласку тоже чуть заметным, но в то же время доверчивым поцелуем. – Если ты меня, конечно, оставишь здесь. – Думаешь, не оставлю? – усмехнулся Легрэ, жестко двигая рукой и прикусив край уха юноши. – У меня на это куча причин... Ты плохо себя вел в последнее время. Мне это как-то, знаешь, не понравилось... Ты думаешь, что знаешь меня? Уверен? – Разве я говорил, что знаю тебя, – Луис сжал губы, сдерживая хриплые стоны. – Лучшее средство избавиться от проблемы – убить? – Здесь я задаю вопросы, и только я. – Легрэ отстранился и с мстительной улыбкой залепил Луису звонкую пощечину так, что голова мотнулась в сторону. – Усваивай, сладенький. – Я понял. – Луис усваивал. Кристиан в ярости. И еще в какой. Герцог расслабил и опять напряг мышцы. Словно это сейчас что-то изменило бы... Но раз Легрэ нужно сказать... он все равно выдаст себя действиями, словами, жестами, заложенными природой. – Умница. – Кристиан погладил юношу по щеке. – Продолжим тогда. – Он поднял с травы ремень, удобно уложил пряжкой в ладонь, другой конец свободно отпустил и сделал три шага назад, размял запястье. – Голову откинь назад и не вздумай опустить, иначе останешься без глаз. Луис моргнул. Он поднял голову вверх, запрокидывая лицо к солнцу, к лучам, которые теперь ласкали его. Что если он опустит? Что если не послушается того, кто считает себя монстром? “Считай, Луис, – голос отца в голове звучал четче ритма сердца. – Считай свои грехи за сегодня. Не поднимай головы, иначе я располосую твою хорошенькую мордашку... Считай... – удар по тонким косточкам через одежду. Слезы, капающие на стол. – Считай... – Один, два, три... – Священник... Как ты мог, Луис... ты вызываешь похоть. В тебе дьявол”. – До двадцати, – сказал Легрэ, и воздух разрезал шелест первого удара – сильного, но не в полную мощь. Широкая красная полоса проступила на плече. Не дав Луису опомниться, Легрэ ударил наотмашь по другому плечу, и так до пяти. Каждый последующий взмах руки был сильнее предыдущего, и пятый – оставил яркий след на левом плече. Легрэ остановился, снова поправил пряжку в ладони. Герцог считал про себя, шевеля губами и молясь на голубое небо, расползавшееся белым кружевом легких облаков. Боль была несильная, но плечи ныли, и казалось, что огонь теперь растекается по предплечьям, делая их невероятно тяжелыми. “Я всего лишь плоть, которую умерщвляю. Недостойная плоть бытия. Порождение сатаны во мне проявляется красотой. Сожги меня в адском огне, я появлюсь опять для искушения”. – Ты не кричишь. Видимо, я с тобой слишком нежен. Исправим, – удар, последовавший за этими словами был такой силы, что оцарапал кожу юноши на груди до крови, вскрыл не заживший до конца порез. – Тебе... – еще один удар до крови, наотмашь, со всей силы, – не нравится? Отвечай. – В этот раз Кристиан не остановился. Он бил Луиса совершенно не заботясь о том, что может попасть по шее или по животу. Мертвая упругая кожа обжигала вздрагивающее тело, и Кристиан не хотел останавливаться ни на минуту. – Отвечай! – Господи милосердный, – слезы потекли из глаз юноши, который не мог сдерживать боли. Наказание... за его чрезмерное доверие, за его излишние чувства. Небо словно приблизилось, стало ярче, синее, необычнее, а звон птиц слышнее. Пространство поползло навстречу, ветви деревьев приближались и заглядывали в лицо. – Не больно... Господи, не больно... – герцог сосредоточился на единственной надежде, которую видел теперь -тонкую веточку. “Он хочет, чтобы Фернандо его выгнал. Хочет, чтобы я его возненавидел. Как банально! Да, Луис? Да? Слышишь? – ангел внутри капнул кровью в лицо. – Хочет избавиться от своих чувств как от искушения, от повода испытывать что-то”. Последние два удара несли в себе звериный гнев. В конце концов, Легрэ заткнул ремень за пояс и подошел к Луису, схватил его лицо за подбородок, заставил посмотреть на себя. – Ты не ответил на вопрос. Что ж, это был твой выбор, сладкий мой. Я предупреждал тебя, что ты будешь наказан или нет? Соображение из головы ушло да и лицо мужчины казалось расплывчатым мокрым пятном акварели. Луис с усилием свел брови к переносице. – Да, – ответил он, благодаря небо, что сейчас не видит ясно синих глаз. – И ты примешь наказание как должное? – Да, – юноша хотел сказать, что не виноват ни в чем, но ведь был виноват, что позволил себе чувствовать. Должен был растоптать, а сам.. Отец... Его зверь правильно говорил, что дьявол выбирает разные обличья. И если те пробуждают остальную тьму, то следует принимать наказание как должное. Молчаливое “нет” сказал лишь ангел, которого никогда и никто не слушал. Легрэ отпустил лицо Луиса и, зайдя ему за спину, наложил ремень на его горло, пристегнул к стволу так, что герцог едва мог дышать и не сумел бы опустить голову. Теперь Луису, захоти он взглянуть себе под ноги, пришлось бы нелегко. – Ты говорил, что я не могу поиметь тебя, – Легрэ сорвал с соседней ели несколько колючих веточек, потом прошелся вдоль ручья, выискивая среди гладкой гальки подходящие камушки и собирая их в ладонь. – Ты все еще не хочешь, чтобы я сделал это? – Нет, – герцог едва мог сглатывать... Но от уже нанесенных ударов и так слабо ощущал тело. Держался на одном слове... и молил лишь того, кому доверял больше всего, кто всегда предупреждал об ошибках. И об этой тоже. “Сонным мороком становится твой путь. Без сна ночами долгими стоя на коленях. Смазывал ли ты синяки, Луис? На теле раны заживают, а в душе? Никогда... Тонкая струйка крови потечет из твоей потемневшей души... Сколько еще осталось крови там?” Кристиан скоро вернулся. Он сел на колени перед Луисом и закинул его правую ногу себе на плечо, камушки и еловые ветки сложил на траве рядом. В паху все горело, сводило судорогой от желания, хотелось скинуть тесные штаны к ногам. Легрэ упорно отмахнулся от своих мыслей и занялся делом. – Нет, так нет, – холодно сказал он, достав из-за пазухи небольшую веревочку, опутывая ею мошонку юноши и член у самого основания. – Вот так, – Кристиан довольно хлопнул герцога по левой ягодице, – теперь ты не сможешь кончить у меня. Посмотрим, насколько тебя хватит. Получается, что ты мне солгал, сказав, что хочешь меня. Я не люблю, когда мне врут. Луис начал кусать губы. Кровь прилила к лицу. А тело – оно сдалось воле бывшего стражника. Тело? За голубыми глазами прятались бескрайние дали, бесконечное небо. С небес спускалась сияющая лестница. А по ней спускался высокий ангел с синими глазами. В его руке горел меч, в его черных волосах вились молнии наказания. “Ты со мной, – шепнул с улыбкой. – Когда ты умрешь, я заберу тебя с собой... Не бойся ничего... Ничего на свете, кроме того, чтобы кто-то увидел, что я с тобой рядом”. Пальцы Кристиана коснулись ягодиц, забрались между ними, медленно преодолевая сопротивление, скользнули внутрь. Луис был сухим, узким и сладостно горячим. – Фернандо действительно не трогал тебя этой ночью, – усмехнулся Легрэ. – Почему? Ты не дался или у него в кои-то веки не встало? – Не знаю. Он ушел, – герцог просто плыл на волнах только ему ведаемого экстаза и сжимал ягодицы, не позволяя Легрэ себя трогать. – Спроси у него... Спроси... – легкий вскрик от того, что пальцы добились своего и овладели телом. Юноша потянулся вперед, оставляя на шее алые следы удушья. Щеки оросились соленой водой. – Не знаю я... не надо... – Тебя не устраивает твое наказание? В чем дело? Разве я нарушаю наш уговор? – Кристиан усмехнулся и взял член Луиса в рот почти до основания, начал размеренно двигаться, попутно насаживая юношу на два пальца. Ноги подгибались, стоять было невыносимо тяжело. От стягивающей мошонку и член веревки ощущения были все сильнее, накатывали волнами и обжигали. Пальцы требовали, чтобы герцог сдался и умолял себя взять. Луис закрутил головой из стороны в сторону. Его светлые пряди от выступившей на лбу влаги, прилипали к лицу. Горячее становилось огненным, а огонь медленно превращался в ад, от которого нет спасения. Вскоре Кристиан сорвался в сумасшедший темп. Его свободная рука обнимала бедро юноши, гладила, словно успокаивая, уговаривая раскрыться. Пальцы внутри Луиса вдруг остановились, и их сменил продолговатый гладкий камень – прохладный, твердый. Легрэ обвел языком головку члена, сжал ее губами со всей силы, потеребил. Кристиан наслаждался – он пил дрожь Луиса, его эмоции, его вымученные стоны, его беззащитность и не мог остановиться. Нога, на которую юношу опирался, подогнулась. Удерживать равновесие становилось просто невозможно, а потому герцога охватил безумный приступ удушья, который инстинктивно заставил его карабкаться вверх, но удержаться он не мог, задергался в руках Легрэ связанной птицей. И почти начал падать в обморок. Кристиан резко отпустил юношу, встал, подхватил за талию и быстро расстегнул ремень на шее. – Тихо, тихо, мой хороший, – сказал он, прижимаясь к ослабевшему герцогу своим горячим и таким несчастным за пеленой одежд телом, лишенным близости с Луисом. – Мы только начали... Потерпи. Ты меня слышишь? Кристиан поймал губы Луиса своими. Веки юноши дрогнули. Его целовали, прижимали к себе. Кристиан желал его и знал, что герцога скручивает желание, которое невозможно удовлетворить теперь. Очнуться значит вновь страдать от похоти, от огня, расползающегося по ногам и внутри – ноющая, острая, огненная... боль. А еще объятия и поцелуи. – Луис, – позвал Кристиан требовательно. – Посмотри на меня. Немедленно. “Не зови, не надо... нельзя... я не могу отказать сини глаз...” Юноша втянул воздух со свистом, крылья носа затрепетали, на тонкой коже бледность сменилась смущением. Герцог посмотрел на Легрэ, всем телом ощущая близость. Хозяйскую. Повелевающую. – Смерть только смотрит на тебя, приглядывается, – сказал Кристиан, вжимаясь бедрами в пах юноши, – не разочаровывай ее раньше времени... Ты заглянешь ей в глаза, обещаю. А пока, – рука сместилась ниже и сжала ягодицу почти до боли, – стой на ногах, я развяжу тебе руки. – Хорошо, – отозвался герцог, дрожа и скрывая за опущенными темными ресницами свои страхи и сомнения. Нельзя чувствовать так сильно... Если бы Легрэ дал умереть от удушья, но ему мало, ему всегда будет мало, потому что тело его слишком горячее, слишком жалящее своими скрытыми и явными желаниями. Убедившись, что юноша стоит на ногах, Легрэ обошел дерево и развязал руки Луиса, потом усадил его на землю. – Веревку у себя между ног не трогай, а камень... Впрочем, – Кристиан потрепал герцога по волосам, точно собаку. – Ложись на спину. Ноги раздвинь шире – я хочу все видеть. Ласкай себя. – Легрэ пихнул Луиса ногой в плечо, опрокидывая на землю, на губы поползла усмешка. – Ну? Мягкая трава приняла юношу в свою прохладу, щекотала спину, а плечо откликнулось болью на грубый жест. Герцог понимал, что это будет жестоко, что его вынудят... Не получится... Юноша раздвинул колени и закрыл глаза, пробегая ладонями и пальцами по животу, и каждое прикосновение давало понять, где сейчас боль сильнее или слабее. Пальцы коснулись члена, напряженно отозвавшегося на раздражение. Пытка становилась сладострастной и бесконечной. Потому что Луис и сам не ведал, что сейчас ему станет больно от любого движения, даже собственные пальцы вызывали по коже мурашки. Легрэ не сводил пристального взгляда с юноши, немного отступил назад, склоняя голову то так, то эдак, будто оценивая открывшуюся взору картину. Нога наткнулась на длинную сухую палку и Легрэ нехорошо глянул на Луиса. То, что надо. Он поднял палку, мягко ступая по траве, вернулся к герцогу, конец палки уперся в камень, что торчал из тела юноши, пошевелил его. – Здесь тоже сам, – бархатный голос Кристиана проникся нотками страсти. – Другой рукой. – Прошу, – взмолился герцог, отворачиваясь, прячась за мокрыми волосами, которые продолжали прилипать к лицу. Но палка, что заставила двигаться камень в теле, настойчиво повторила движение. И Луис сдался приказу, доводя себя опять почти до обморока. Теперь голоса птиц стали едва различимыми, а похоть становилась невыносимой. – О чем просишь? – беспристрастно отозвался Легрэ, боком палки отводя колено левой ноги в сторону, затем правой. – Шире разведи. – Прости меня... Умоляю, – вскрики становились яркими, сочными, как созревающие на ветках плоды, которые взращивали трудолюбивые руки. – Пожалуйста... – За что, Луис? – Палка прошлась по щеке юноши к подбородку, надавила слегка, отводя и фиксируя голову. – Я тебя разозлил, – слабеющий, изнуренный, взлохмаченный, горячий, юноша закричал от резкой боли. – Довольно. Отдохни. – Легрэ отбросил палку и, встав на колени, оперся двумя руками по обе стороны от головы юноши, нависая над ним грозной тенью. Он хотел Луиса – безумно, до боли в мозгах и в сердце, до глупой мелкой дрожи. Пальцы прошлись по губам. – Меня разозлил не ты, меня разозлил Фернандо. К твоим отступничествам я давно привык – они так же коротки, как жизнь бабочки, и так же часты, как смена дня и ночи. Злиться на тебя? Нет. Ты просто топчешься по моему сердцу, Луис, потому что ты такой, какой есть. Ты жесток. В ответ Кристиан улавливал лишь тяжелое, мучительное дыхание. Отвечать на обвинения герцог был не в состоянии. Его всего трясло. Его голова кружилась от непрекращающегося адского пламени. – Пожалуйста... прошу тебя... – стоны и сладко льющиеся по алеющим нежным щекам дорожки слез. – Я не буду топтаться... – А что будешь? – вопросы Легрэ поразительно напоминали изощренную пытку. Он склонился и немного хищно прикусил губу юноши. – Давай поиграем в гляделки, сладкий мой. – Кристиан взял руку герцога и положил себе на пах, туда, где под тканью штанов пульсировала горячая внушительная плоть. – Не прячь глаз. – Не надо, – сбивчивое дыхание и слова. И вновь он требует смотреть, дотрагиваться до очевидности падения самого Луиса. Передернутые пеленой мучения глаза жертвы ошалело столкнулись с синей стужей. – Я ничего не буду. – Поцелуй меня, – приказал Легрэ. Герцог исполнил приказ.. Губы его были влажными, умоляющими и одновременно призывными, бесстыжими, как будто хотели сказать, что мужчине все разрешено. А тот жадно впивался в губы любимого, брал его, завоевывал, покорял глубокими проникновениями языка и властвовал безраздельно. Рука Легрэ легла поверх ладошки юноши, заставляя ласкать, направляя, надавливая, и Кристиан неожиданно сорвался на долгий стон. Он позволил себе еще минуту этого упоительного ощущения, потом отстранился, освободил член юноши от веревки и, ухватив за плечо, поволок к валяющемуся на берегу дереву. Уложив Луиса животом на большой ствол, который он предварительно укрыл одеждой, Легрэ завел руки Луиса за спиной предплечьями друг на друга и надежно стянул ремнем. – Будешь, – сказал он, раздвигая коленом ноги герцога. – Ведь будешь? Мелкая дрожь ледяными иголками вонзалась в позвоночник, сбегала к крестцу. Юноша выгнулся под Легрэ, заставлявшим усвоить один из первых уроков подчинения себе. Он не спрашивал – требовал. Не умолял – брал то, что хотел. Луиса затрясло от осознания того, что он не может сопротивляться теперь. Да, хотел, умирал, расплавлялся. Сознание ускользало окончательно, сменяясь на тягучую тревогу. – Если буду, – выдохнул юноша, – то это будет последний раз, Кристиан. – Вот как? – Легрэ немного помолчал, хмыкнув, отстранился и направился за сумкой. Палку он тоже прихватил. Перешагнув через поваленное дерево, он сломал палку пополам и стал ввинчивать ее обломки в землю – один справа от головы юноши, другой слева. – А что потом? Наблюдая за манипуляциями новоявленного барона, желание убежать становилось сильнее. Подстегивалось тем, что пытка просто так не закончится. В вопросе Легрэ звучала явная насмешка. Ей он утверждал, что даже если теперь Луис сдастся, то все равно будет спать со своим мучителем и дальше. Герцог зажмурился, глядя на то, как утопает палка в земле. – Кристиан, остановись. Мне страшно... От этих слов Легрэ на миг прикрыл глаза, мысленно повторяя их и наслаждаясь страхом Луиса, тянуло целовать и целовать герцога без устали, но Кристиан решил отложить это на потом. Сейчас юноша не ответил на вопрос, а следовательно, его ожидало новое наказание. – Так что же потом? – терпеливо повторил Легрэ, заглянув в глаза герцога. – Или ты сам не знаешь? – Не знаю... – опасность, исходившая от мужчины, путала мысли. Ожидание новой боли заставляло мерзнуть в такой погожий, ласковый весенний день. – Я уже не знаю, что будет даже через минуту. Прошу тебя. Легрэ достал из мешка веревку и обоюдоострым кинжалом отрезал от нее кусочек длиною в два локтя. – Что ж, – он вскользь поцеловал Луиса в губы, – если чуть подождешь, все узнаешь. – Кристиан обошел юношу сзади, наклонился и натянул веревку перед его лицом, показывая герцогу. – Открой рот и зажми ее зубами, – приказал он ледяным тоном. Герцог отчаянно впился зубами в веревку. Еще есть силы, еще слышны голоса природы, еще ветерок пробегает по коже поцелуями. У каждого действа есть начало и конец. А тело – оно смертно. Оно дано лишь на мгновение. Оно не стоит того, чтобы держаться за него. – Я вот все думаю о твоем отце, – начал говорить Легрэ, завязывая пару крепких узлов на затылке герцога, а после привязывая концы веревки к ремню на его руках так, что теперь голова Луиса оказалась запрокинута назад. – Чего он добивался от тебя, приучив так играть со смертью. Не знаешь? – Кристиан не ждал ответа на свой вопрос, он просто размышлял вслух, точно зная, что разговоры об отце Луиса заставят герцога страдать еще сильнее. А еще Легрэ знал, что иногда надо просто пережить прошлое и, отпустив свою боль шагнуть в будущее – другое, где боль – наслаждение, а страх слаще вина. – Ты не боишься смерти, сладкий мой, ты любишь ее страстно и нежно, с желанием любовника. Ты боишься совсем другого – когда кто-то держит в своих руках твою жизнь и управляет твоими желаниями. – Целуя Луиса в плечо, Легрэ слегка придавил его к бревну весом своего тела и, отпустив руку к его бедру, нежно погладил, потом – ягодицы, а в следующую секунду пальцы пошевелили камень в его заднем проходе. Кристиан обратил внимание на то, что тот почти ушел внутрь, а потому чуть-чуть подтянул его назад. – Неужели твой отец ни разу не трахнул тебя? Странно. Я бы на его месте не сдержался. Юноша не мог ответить. Он просто ждал продолжения речи и строил стены невидимого храма вокруг. Они были свиты из золота, они пронизывали лучами пространство. Их высокие острые окна заполнялись невиданными витражами. Каждое стеклышко имело особый цвет. Храм был все больше, все выше. Свод его – темный, со звездным небом, горел свободой. Рассказ об отце и вопросы о нем? Герцог лишь краем уха ловил слова Кристиана. Отец... Он знал про то, что демоны приходят к Луису, он привлекает их, как сияющее солнце. Он исцелял юношу от их влияния. Смерть... Особые отношения со смертью... Не любовник, несущий доступность наслаждения... Печаль, окутанная очищением. Иди же ближе, Кристиан. Хочу увидеть твое лицо, когда человеческое обличье не скроет истинного облика. Иди ко мне, одержимый страстями демон, чтобы я взглянул на тебя с печалью. Дай познать, кто ты есть с твоей болью. С твоими страстями... Тело – пустое... Света сейчас так много... Легрэ слегка прикусил кожу на плече юноши, с тихим напряженным вздохом освободил его тело от камня и обойдя спереди, снова отрезал кусок веревки, которую привязал к палкам и пропустил под горлом герцога. – Эта веревка будет показывать мне, на каком уровне будет находиться твое горло, – пояснил он. – Если ты слишком сильно поддашься вперед, я замечу это, но на твоем месте я бы держал голову ровно, чтобы не случилось дальше. А чтобы ты получше понял условие, смотри сюда, – Легрэ присел перед Луисом на корточки и показал кинжал острием вверх. – Я воткну его в землю, вот так, – указательный палец аккуратно лег на кончик стального лезвия, сверкающего на солнце. – Здесь, в этом месте твое горло и кинжал соприкоснуться друг с другом. Ослабнешь и рухнешь вперед... умрешь. Наконец он видел Кристиана – через пласты той черной мути, называемой телом – там, в самой глубине, на самом дне.. В каждом звуке, в тоне, в задающих путь словах – управляя телом, управляешь ли душой? Так хотелось бы задать этот вопрос мужчине, который прошел столь долгий путь, был так истерзан своей жаждой крови... Было ли тебе больно в плену разбойников, Кристиан? Наверное, да – унизительно и больно. Но не так – не когда видишь тварь по имени не смерть, а человеческие слабости. Когда за каждую из них тебя наказывают – днями, годами, когда каждая твоя минута превращается в вечность. Кто ты здесь, на этой поляне? Мгновение в сияющем храме. Начинавшее закипать негодование отступило, сменяясь жалостью. И Луис отвел взгляд. Легрэ воткнул кинжал рукояткой в землю, как раз под горлом Луиса и провозился с этим пару минут. Юноша не мог видеть, что он делает – только чувствовать. Закончив, Кристиан осторожно прихватил юношу за подбородок и ласково припал губами к губам. Веревка Легрэ ни капли не смущала. – Люби меня, Луис, – шепнул он сладко, – возможно, это последнее, что ты сделаешь в своей короткой жизни. – Кристиан осторожно, всего на долю дюйма отпустил голову юноши вниз, и что-то острое уперлось в его кадык. – Не шевелись. Ты меня понял? Юноша не мог улыбнуться в ответ, но если бы была такая возможность, то он, конечно, бы открыл сейчас Кристиану двери в свою короткую жизнь. Но те были плотно закрыты. И глаза тоже закрылись, чтобы не тонуть в бесконечном свете, который слишком ярок. В ушах зазвенела гулкая пустота. Душа, освобожденная от плоти, подошла к Легрэ сзади и провела ему между лопаток. “Тебе давно обрезали крылья, – сказала она печально. – Ты не научишься летать”. Кристиан осторожно отпустил герцога, поднялся на ноги и встал у юноши за спиной между разведенных ног. Ладони прошлись по бокам, лаская разогретую солнцем и любовью кожу, мягкие губы нежно коснулись ладони, согревая ее тяжелым дыханием. Хрустальные капли стали падать вниз в ответ на ласку. Она злила Луиса, как мука. Танец... Танец слез по щекам. Искры солнца, запечатленные в утренней росе, когда туман растворяется в прохладе встающего утра. Быстрые картинки событий, где нет следов Кристиана – лишь иллюзии. Сколько иллюзий! Выйдешь ли ты из рощи? Нет... Если бы был смысл выходить, если бы там ждало счастье. Там нет ничего... Нет дома, нет семьи, нет никого. Фернандо? Глупость... гордец, которого умолять приходится о чувствах. Выбивать их с кровью. Здесь ты, утверждающий, что любишь, но лишь ищущий себе выход твоим демонам, чтобы в ответ не ненавидели, а отвечали любовью. Прости-прощай. Игра со смертью. Один лишь шанс. Среди корысти, политики, грязного желания. Лезвие... живое, истинно любящее... откровенное, как сверкающий храм. Луис рванулся вперед, собираясь закончить постыдную игру, чтобы напороться на нож, но одновременно с этим палки в земле покосились, веревка на шее натянулась, принося дикую боль, запястья загорелись от того, что Кристиан удержал их, словно ожидал такой попытки. Герцог зарычал яростно, словно его поймали в капкан. – Не так быстро, сладкий мой, – слегка придержав юношу, Легрэ подтащил его немного назад, не позволяя покончить с собой. Он склонился к уху Луиса, ловко и бережно освободил его рот от веревки и шепнул на ухо только одно слово: – Почему? – Кристиан был серьезен, обеспокоен донельзя. Он должен был знать, что творится в белокурой сумасшедшей голове герцога. Зачем юноша хотел свести счеты с жизнью? – Почему, Луис? Тело, находившееся под мужчиной, продолжало дергаться, пытаясь освободиться. Отчаянно, с ненавистью... – Сам скажи! Что ты хочешь? Оставь меня, пусти... Не хочу тебе ничего говорить... Пусти! Кристиан молча отвязал веревку от ремней и позволил Луису опустить голову. – Посмотри туда, – он указал на то место, куда воткнул кинжал, но оружия там не было – вместо него из земли торчала небольшая слегка заостренная палочка, которая бы переломилась пополам, если бы Луису вздумалось упасть на нее. – Я хочу, чтобы ты просто ответил. Почему? – Легрэ провел пальцем по щеке юноши, бережно стирая слезы. Луис на секунду затих, а потом зарыдал, словно вся боль разом решила выйти наружу. Жестокий Легрэ! Любящий Легрэ! Игры со смертью? Попытки вырваться прекратились, и теперь герцог придавался тому, чтобы выпустить из себя скопившееся напряжение. Мысли, что Кристиан мог предать, мог убить, отступали перед благодарностью. И тут Луис понял, что не слышит и не видит леса, что остался лишь тот, кто задает вопрос. – Нет смысла жить, если жизнь не имеет значения, – ответил просто Луис. Он всего лишь хотел сейчас тепла и ласки. – Имеет. Твоя жизнь имеет значение для меня. – Кристиан поцеловал юношу в висок и распустил ремень на руках, а после сел на бревно и обнял герцога, согревая в своих объятьях. – Сильно испугался?.. Ну, прости. Голова Луиса прижалась к груди мужчины, еще какое-то время он просто грелся в его мягких и сильных объятиях, постепенно приходя в себя и принимая ласку, почти ничего не видя и не понимая. – Больно... Фернандо не понравятся следы... Что мне теперь говорить? – забормотал юноша. – Он тебя убьет... Ласковые пальцы приподняли лицо юноши за подбородок и губы Кристиана соприкоснулись с его губами. – Убьет?.. Что ж, пусть хотя бы будет за что, – и Легрэ сладко поцеловал юношу, соблазняя его, усадил на своих коленях к себе лицом. – Я хочу тебя Луис Сильвурсонни, – выдохнул он. – Сейчас. Юноша покорно кивнул. Сдался, обвил шею, сцепляя пальцы. Раздвинув ноги взобрался на Легрэ. И теперь тонул в поцелуе, к которому и сам стремился. Губы мужчины сминали всю предыдущую непокорность, и тело откликалось: ягодицы двигались навстречу возбуждению Кристиана. Нащупав рукой член юноши, Легрэ страстно взялся за дело. Кровь стремительно разносила по телу новое, еще более восхитительное желание – быть нежным и самым единственным. Он ласкал Луиса, дразнил, возбуждал снова, целовал его лицо, избитые плечи, и в каждом поцелуе было – прости. Проведя рукой по бедру герцога, Легрэ тихо сказал: – Я тебе солгал тут кое о чем... И кстати, любовь моя, с чего ты взял, что я на тебя злился? – Ты ушел, ты с утра... – не удерживая стонов, Луис забыл, что говорить дальше, потянул завязку на штанах мужчины, продолжая подчиняться его рукам. – Ахх, ты был очень сердит... Еще! – голова откинулась назад, на шее проступали алые новые полосы. – Я ушел из-за Фернандо. – Кристиан целовал шею Луиса, скользя ладонью по пояснице. – Он своим ‘продолжай’ словно давал разрешение трогать тебя... Словно ты его вещь. Мне стало противно... Прости меня, мальчик мой, но не мог я поступить иначе в тот раз. – И ты прости, прости... – герцог вновь склонился, теперь же обнял горячими ладонями небритое лицо Легрэ, страстно впился в желанные губы, распаляясь от страсти. Затем освободил мужчину от мешающей одежды, чтобы обхватить одной рукой затвердевший член. По телу Кристиана прошла слабая дрожь и он, прикрыв глаза, шумно втянул ноздрями воздух. Руки Луиса, его близость, его слова лишали Легрэ последнего рассудка. Кристиан придвинул Луиса к себе плотнее, и их члены соприкоснулись друг с другом разгоряченным бархатом кожи. – Луис... Что же ты со мной делаешь? – Кристиан глубоко поцеловал юношу. Язык проник в рот. Задыхаясь от страсти, герцог обхватил пальцами уже два члена и стал двигать нежно, осторожно, нетерпеливо постанывая от того, как становится горячо, как его живот заполняется лавой. Сначала отказал, а теперь дрожит от нетерпения, чтобы Легрэ вошел как можно глубже, чтобы брал без остатка. Кристиан слегка сжал ягодицы Луиса. Наслаждаясь их глубоким поцелуем и единением плоти, он проваливался в такую бездну наслаждений, о которой ангелы в раю могли только догадываться. Произнести: ‘мой’, – пусть только в мыслях, но искренне, пусть только на миг, но по-настоящему, и отдать в его ласковые руки собственное сердце. Делай с ним, что хочешь, Луис, оно твое без остатка, и все мои демоны у ног твоих молят о любви и единении душ, сердец, плоти. Легрэ настойчиво подтолкнул юношу к себе, следуя желаниям, помогая себе рукой, неторопливо проник в горячую тесноту тела юноши. С губ барона сорвался долгий нетерпеливый стон. Герцог сильнее впился пальцами в плечи мужчины, чувствуя, как его резко заполняет горячее, настойчивое чужое желание, превращаясь в собственное, которое стремится пропустить в свою узость целиком, без остатка. – Боже! Кристиан... – Луис закрыл глаза. Его светлая кожа, с алыми разводами, стала влажной от резкости первых движений Легрэ. Кажется, мышцы непроизвольно сжались, пытаясь освободиться от чужеродного объекта, но член мужчины проникал все глубже, растягивая и до того подготовленные мышцы. Удерживая Луиса одной рукой за талию, а другой лаская его естество, Легрэ в миг обратился в ненасытного зверя, который одновременно просил, брал, забирал все без остатка: каждый стон и тяжелые вздохи, каждое стремление навстречу друг другу, каждый глубокий толчок, вскрик, затуманенный негой взгляд. С каждым следующим движением – ближе к цели, точнее внутрь, быстрее, будто пытаясь разорвать это любимое тело надвое, добраться до самой сути. Упираясь лбом в грудь Луиса, Легрэ чувствовал, как смешиваются капельки пота, видел, как хрустальным бисером скользят они по животу юноши, к паху, теряются в завитках светлых волос. И для Кристиана в мире не было никого роднее и ближе, чем этот странный чувственный мальчик в его жарких звериных объятиях. – Ты первый, – Легрэ задохнулся словами, едва сдерживаясь, чтобы не излиться. Но сейчас больше этого он хотел видеть лицо Луиса, ощутить его наслаждение. – Да... ах... да, я... – воронка неистового потока,