Blackbird (ЛП)

— Но… Виктор…

Тот слегка нахмурился.

— Я думал, ты обрадуешься.

Юри сжал его руки и подтянул вверх, чтобы усадить на диван.

— Я рад, Виктор, еще как, просто… просто все это очень внезапно. Я не ожидал такого.

— Ты хочешь сказать, пока не ожидал? — брови Виктора удивленно вздернулись. — Потому что ты еще не нашел достаточно занимательный роман, чтобы убедить меня выйти из партии и вместо этого вступить в Фабианское общество?

Лицо Юри полыхнуло.

— Я просто думал… когда пройдет достаточно времени, ты бы…

— Мои взгляды не так сильно изменились. Если и существует книга, убеждающая, что королевскую семью не надо лишать прав и казнить ради продвижения социализма в этой стране, то, может, я и почитал бы ее. А может, и не почитал бы, — улыбнулся он, и Юри постарался не вздрогнуть. — Но все это вообще не важно. Я хочу перейти на вашу сторону не потому, что я внезапно полюбил короля или понял, что все проблемы в мире можно решить демократией. Это только из-за тебя. Ты для меня важнее всего. И мне очень жаль, что это осознание пришло ко мне так поздно.

Сердце Юри взлетело высоко и сорвалось вниз так же резко. Виктор все еще счастливо улыбался, водя большими пальцами по его кистям, и одна половина Юри хотела зацеловать его до головокружения за это волнующее признание в любви, другая же съежилась в страхе. Разве Юри действительно стоил того, чтобы Виктор, пройдя нелегкий путь, отбросил ради него всю свою жизнь? И как же позволить Виктору поступить так сейчас, когда Юри вообще мог покинуть Англию к концу года?

— Так что мне нужно сделать? Поговорить с твоими руководителями? Есть ли у Минако какой-нибудь знакомый в госструктурах, к которому я могу обратиться? — Виктор задумчиво посмотрел в окно. — Или, может, мне самому стать более ценным для них сначала? Я мог бы достать много информации о британских агентах, работающих на Советский Союз, и не только. Чем больше предоставить информации, тем будет проще.

— Тогда тебе не стоит проживать здесь в тот момент, когда ты это сделаешь, — рискнул Юри.

Виктор сник.

— Ты прав, — вздохнул он. — Это может негативно сказаться на тебе, если они узнают, что мы… Наверное, придется некоторое время подождать, чтобы все стихло, прежде чем я снова смогу быть твоим квартирантом без лишних вопросов. Но это того стоит, не правда ли? Я не против подождать пару месяцев, даже пару лет, если это поможет нам обрести нашу жизнь.

Отпустив его руку, Виктор протянулся к его лицу; Юри закрыл глаза и положил голову на его ладонь.

— Жаль, что я просто не могу жениться на тебе, — вздохнул Юри. — Это упростило бы сразу все.

Виктор рассмеялся.

— Но кто будет в платье?

— Думаю, ты выглядел бы весьма соблазнительно в белых кружевах.

— Ты прав. Я попрошу посла Зарубина, чтобы он сопроводил меня к алтарю. И мы пригласим оба государства. Настоящая свадьба рая и ада, но кто есть кто? — Виктор притянул голову Юри и поцеловал его сквозь улыбку. — И не важно, захочет ли какой-нибудь священник или чиновник-регистратор услышать мои клятвы тебе. Я дам их тебе все равно. Любые.

— Я хочу убедиться, что твое решение твердо, — сказал Юри. — Я знаю, что ты не поддерживаешь те же идеи, что и раньше, но поверь мне, Виктор, предавать свою страну — это не мелочь. Это навсегда. Обратного пути не будет.

— Я твердо уверен насчет тебя, — ответил Виктор, и сердце Юри снова подпрыгнуло в груди. — Может, в один из этих дней Маркса почитаешь как раз ты, Юри. Страны не имеют значения. Разве это не чистая случайность, что я был рожден в России, а ты — в Японии? В других обстоятельствах ты мог бы быть из Швеции, а я — из Родезии (2), или ты — из Колумбии, а я — с Филиппин, или… или откуда угодно! А что важно… так это международная солидарность пролетариата в революционной борьбе против буржуазии всех стран — это если по Марксу, — он кратко прикоснулся пальцем к губам, как будто закрепляя эту мысль. — Для тебя было важным не позволить миру утонуть в фашизме. Это было важнее, чем Япония. А для меня важнее всего — ты. Быть с тобой. Жить с тобой, любить тебя и никогда вынужденно не покидать. Я не хочу, чтобы настал такой день, когда мне придется уйти из дома и не вернуться, а ты даже не будешь знать, почему.

Надо сказать ему о возможном назначении прямо сейчас… Но все слова терялись от такого нежного взгляда Виктора, от его пальцев, ласкающих лицо Юри.

Юри не хотел разрушать этот момент. Вместо этого он повернул голову и провел губами по холмикам на его ладони.

— Хорошо, — сказал он. — Только надо провернуть это осторожно и не торопясь. Был один шпион НКВД, который пытался переметнуться к МИ-6 после окончания войны в Стамбуле, и он… просто исчез.

— А, Волков (3) что ли? Так вышло потому, что у нас есть несколько агентов в МИ-6 и в Министерстве иностранных дел, — полное спокойствие в голосе Виктора поражало. На Юри нахлынула внезапная паника.

— Среди машинисток? Среди уборщиц?

— Чуточку повыше, — ответил Виктор с ухмылкой. — Знаешь, если я выведаю настоящие имена, эта информация будет на вес золота. А еще у нас есть кое-кто в Букингемском дворце.

Юри недоверчиво изучал его лицо. Похоже, Виктор не шутил. А если он не шутил, то получалось, что советские шпионы занимали высокие посты в английском правительстве, и это наводило на страшные выводы, но такого рода информация однозначно позволила бы Виктору получить убежище. Может, Юри удалось бы как-нибудь отвертеться от Кореи и от Гонконга без лишних подозрений, а через год или два они начали бы строить совместное будущее. В этом будущем пришлось бы соблюдать много предосторожностей, чтобы избежать ареста, ведя тихое и осмотрительное существование. Это будущее могло бы быть укорочено, если бы Лондон захватила очередная война, как и многие другие до нее. Но в этом будущем также можно было бы засыпать каждую ночь в объятиях Виктора, наблюдать, как его пепельные волосы станут по-настоящему седыми; они будут делить газеты, спорить за ужином и наслаждаться простой и комфортной стабильностью, на которую, по мнению большей части общества, гомосексуалисты не были способны.

— Мы могли бы завести собаку, — он по-дурацки озвучил конец невысказанных размышлений, и Виктор просто воссиял необыкновенной, похожей на сердце улыбкой.

— Мы могли бы завести пять собак! — воскликнул он так, словно сам об этом давно уже думал. Может, даже выбрал имена.

Юри не мог не улыбнуться в ответ. Их губы снова соединились, и они начали тонуть друг в друге, позволяя смеху прорываться сквозь поцелуи. Забравшись к нему на колени, Юри распустил светлые волосы и стал водить сквозь них пальцами.

— Мы заведем столько собак, сколько захочешь, — уверил он. — Я обещаю.

***

Библиотека посольства была открыта, и Беленькая поприветствовала Виктора более холодной, чем обычно, улыбкой, которая тут же померкла, стоило ему отвернуться. Он притворился заинтересованным в коллекции английских переводов трудов Сталина, но краем глаза следил за тем, как она перебирала бумаги на столе с таким видом, как будто у нее была очень важная и серьезная работа, а не занятие, которое она сама себе выдумала после того, как ее мужа назначили в посольство.

На самом деле Виктор просто переводил дух, прежде чем подняться вверх по лестнице и забрать кое-что в кабинете Мишина. Если его не будет на месте (а отсутствовал Мишин часто, ведь ему надо было организовывать студенческие и туристические визы так же, как Виктору — преподавать), тогда это будет прекрасным шансом порыться в его папках в поиске каких-нибудь полезных данных. Теперь приоритетом Виктора стали документы, раскрывающие истинные личности Хикса, Тони, Стенли и Гомера, как они решили с Юри, но существовало и многое другое, что могло бы очень понравиться МИ-6 и британскому правительству, и Виктор мог добыть это именно здесь.

Паранойя покралась по его спине тонкими насекомьими лапками, когда он наконец-то покинул библиотеку и пошел по коридорам. Так ли постоянно чувствовал себя Юри в Берлине — маленьким зверьком, пробирающимся сквозь логово хищника? Виктору мерещилось, будто его предательские намерения были написаны большими буквами у него на лбу, видимые всем. Казалось, что в любой момент из любой двери мог выскочить солдат, дипломат или секретарша, разносящая чай, и обвиняюще указать на него пальцем, потому что то, как он поднимался по лестнице или как держал шляпу, наверняка выдавало его безрассудное намерение нанести ущерб Советскому Союзу по повелению своего английского любовника.