Песочные часы перевёрнуты вновь (СИ)

Принцесса была для неё настоящим идеалом. В ней всё было так, как положено: красивая талия, пышная грудь и широкие бёдра. Смуглая кожа, чёрные глаза и абсолютно женственные, грациозные повадки. Лайла была сорванцом и любила носить одежду всадников: узкие обтягивающие штаны, рубашку и кожаную жилетку. В Хайтендарте над ней лишь смеялись, в Эрисхайне, когда она подросла, считали сексуальной. Только вот Лайла одевалась так вовсе не из желания покрасоваться: просто в платье очень неудобно лазить через ограды и вскакивать в седло за долю секунды. Так что всё в Лайле было заточено исключительно под выполнение работы, и именно за это Ханаан её и ценила. За это и за их особую связь.

В Хайтендарте была традиция: каждому члену королевской семьи, коих было немало, подбирали в пару телохранителя. В пять лет выбирали какого-нибудь ребёнка, у которого уже успели проявиться магические способности, и связывали его с родственником короля. Для Ханаан выбрали Лайлу, и сама девушка проклинала и одновременно благодарила  Судьбу за этот выбор. С одной стороны ни один человек в мире, ни один маг, даже этот чёртов эктос-некромант не смог бы защитить Ханаан лучше, чем Лайла. Девчонка из вольного народа всю свою жизнь посвятила тому, чтобы быть как можно лучше, действовать как можно результативней, и никто не смог бы её в этом переплюнуть. С другой стороны, будучи рядом с принцессой, намного сложнее было противостоять соблазну. Тому соблазну, в котором Лайла бы никому и никогда не призналась.

- Ты сегодня поздно, - встретил девушку у порога обеспокоенный голос.

- Прости.

Лайла обернулась и мягко, аккуратно поцеловала в губы Викторию Рован, старшую дочь одной из великих семей и свою временную любовницу. Глубоко несчастное тихое существо, которое, однако, умело приносить нужную информацию. Порой, конечно, Лайла ловила себя на мысли о том, что ей жаль девушку: обладающая совершенно невыразительным и слабым даром целителя, выданная насильно замуж за мужчину, который старше её вдвое, да ещё так и не сумевшая выносить ни одной беременности. Виктория влюбилась в таинственную девушку с юга, дарящую ей свои ласки и нежность, а Лайла прекрасно понимала, что это всего лишь игра. Завтра она уедет в Хайтендарт, туда, где её ждёт та, которую она действительно любит.

- Я скучала, - просто и незатейливо выразила своё желание Виктория, смотря на Лайлу таким взглядом, что только у полного дурака остались бы вопросы.

- Подожди меня в спальне, - улыбнулась шпионка и погладила свою девушку по запястью.

Этому жесту её научил первый любовник, тот мужчина, с которым ей пришлось в своё время лишиться девственности ради ценной информации. Идиот был влюблён в неё по уши и даже строил планы по поводу их свадьбы. Если бы не прямой приказ Ханаан, Лайла бы его убила.

Когда Виктория ушла, девушка глубоко вздохнула, и, убедившись, что несчастная Рован действительно ничего не заметит, вытащила из её дорожного плаща длинный металлический ключ, украшенный крупными кристаллами аметиста. Приглашение в дом, дверь которого открывается этим ключом, Лайла уже получала, это было совсем несложно. Так что теперь дело оставалось за малым: убедиться, что Виктория раньше времени никому не проболтается о пропаже. Спрятав ключ в небольшой мешочек, Лайла практически бесшумно убрала его в подпространство, взамен извлекая оттуда блестящую, пузатую бутылку из красного стекла.

- Выпьем? - предложила она, входя в спальню и обольстительно улыбаясь.

Она могла быть такой, томной и показательно-страстной. Этому её научила самая прекрасная из всех женщин. И, конечно, Викторию не пришлось долго уговаривать. Она всегда была забитой маленькой девочкой, и она так легко доверилась той, которая сказала, что таковой её не считает.

Когда обнажённое тело упало на разворошенную постель, когда каштановые волосы растеклись по белому одеялу, а светло-карие глаза закрылись, Лайла подобрала с пола упавший бокал, вытерла тщательно лужу пряного вина и уложила Викторию так, чтобы ей было удобно спать. В конце концов, старшая дочь дома Рован теперь застыла ровно на два месяца. Её сердце почти не бьётся, а крови почти не нужен кислород. Она почти мертва, и всё благодаря соку пустынной лардоции, одного из легендарных растений юга, которое практически невозможно найти. Но Лайла всегда добивалась того, что ей было нужно. Всегда, но только не со своей принцессой.

- Не сердись на меня, - тихо прошептала южанка, склоняясь над Викторией и целуя её холодные губы. - Ты будешь мне благодарна, когда всё закончится.

Она накинула свой дорожный плащ, зашнуровала высокие сапоги и тихо прикрыла дверь, хотя разбудить Викторию не смогла бы, даже если бы обрушила крышу.

Дальше было проще: миновать городскую стражу и погнать коня вперёд, по пыльной ночной дороге, освещённой тонким месяцем. От расторопности, конечно, зависело многое, но гораздо сильнее гнало Лайлу вперёд желание увидеть Ханаан. И пусть принцесса всегда будет недоступной, просто быть рядом — это уже счастье. Порой девушка из вольных земель завидовала личным служанкам принцессы, которые были кем-то вроде эрисхайнских фрейлин, только со своими особенностями. Служанки были красивыми, они принадлежали к известным семьям и поэтому имели права на то, о чём Лайла даже мечтать не могла. Один раз, всего один раз в жизни она видела принцессу обнажённой.

Это было на церемонии совершеннолетия — традиционном обряде в Хайтендарте. Ради Лайлы, конечно, его никто не устраивал, но вот для принцессы всё было организовано по высшему разряду. Завёрнутая в несколько слоёв золотого шёлка и увешанная множеством украшений, Ханаан появилась на устланной колючими ветвями дорожке, ведущей к огромной золотой купели. Пусть взрослого человека сложен и полон боли, которую нужно терпеть, поэтому принцесса не проронила ни звука, ни единым жестом не показала того, что чувствует, хотя когда она подходила к воде, в которой плавало шестнадцать свечей, её ноги были изрезаны и оставляли широкие кровавые следы на мраморе. Лайла, сидевшая тогда на одном из балконов и наблюдавшая за тем, чтобы никто не помешал священному обряду, боролась с диким желанием слететь вниз и защитить принцессу от всего этого, собрать драгоценную кровь и не дать ей больше проливаться. Но она лишь сидела, стискивая рукоять кинжала и кусая губы, понимая, что ничего не может, и, более того, не имеет права делать. Церемонии уже много веков, и каждая женщина знатного рода проходит через неё. У мужчин же, по слухам, всё было ещё строже.

За церемонией наблюдали все служанки Ханаан, её младшая сестра, бабушка и мать, а также мать будущего мужа. Её Лайла тоже хотела убить, просто за то, что знала: её принцесса на желает этого брака, но спрашивать никто не станет.

Тем временем к Ханаан, ставшей на краю купели, подошли две рабыни и медленно, неторопливо сняли с неё шёлковый покров. Сидевшая на балконе Лайла стиснула зубы. То, что она увидела после, потом не раз являлось к ней ночами в самых сладких снах: тянущиеся по воде смоляные волосы, отблески свечей на смуглой коже и прекрасное, совершенно юное и свежее тело, к которому никогда нельзя будет прикоснуться. В жизни Лайлы было потом много женщин и мужчин, по делу и просто ради любопытства, но ничего подобного она так и не встретила, хотя порой хотелось. Просто найти другую, более доступную и сделать своей. Чтобы не было больше этих бесполезных чувств, чтобы успокоить беснующуюся внутри жажду. Чтобы наконец-то стать свободной. У вольного народа это вообще в крови — свобода. И даже в идеально натренированной шпионке иногда просыпалось это чувство.

Лайла, разозлившись на ненужные мысли, ударила ногами по бокам коня, и тот, всхрапнув, прибавил шаг, понёсся так, что деревья, растущие по краям дороги, смазались перед глазами в одну сплошную темно-синюю полосу. Однако вскоре девушка вновь перевела коня на более спокойны и размеренный темп: путь до Хайтендарта не близкий, так что незачем загонять несчастное животное раньше времени. Тем более что такого скакуна как её Карат найти непросто. И всё равно, понимая всё это, Лайла едва сдерживала себя, тратя всю силу воли на то, чтобы не ускориться. Просто она прекрасно понимала простую истину: каждый шаг лошади приближает её к столице Хайтендарта Раш-Кхаю и Ханаан, а эктос-некроманта к смерти.