Event Reborn (СИ)

Где-то в глубине души, на один процент он надеялся, что мать просто говорит сгоряча, что её можно переубедить, но остальные девяносто девять процентов подсказывали, что это бесполезно. Том маялся очень долго в попытке успокоиться. Самое лучшее средство от депрессии — Билл — сейчас оказался недоступен. Том сходил с ума от беспокойства и страха, особенно от мысли о том, что скажет на это лучший друг.

Как объяснить ему, что они больше не увидятся — ещё какой-то месяц, и всё пройдет, как будто не было, растает, как утренний туман?

Больше не будет совместных веселых прогулок и смеха, беззаботной веселой жизни, ярмарок в небольшом городке, гулянок в парке. Это будет весьма затруднительно делать через расстояние в 2488 миль. Чёрт подери, у них теперь даже время будет разное, у Билла — на три часа меньше. Будут две совершенно разные жизни, у каждого своя судьба, не связанные линии, параллельные и никак не пересекающиеся. На параллельных концах двух далёких вселенных. Конец. Он появился из-за поворота дороги в виде оборванного шоссе без заграждения, с которого их жизнь слетела на полной скорости.

Конечно, кто угодно скажет, что расстояние не проблема в двадцать первом веке, можно ездить друг к другу, летать, периодически вспоминать, как было хорошо в детстве, и начинать взрослую жизнь. Но как возможно при этом не отдаляться друг от друга? Как попрощаться со всем, что раньше делили вместе и раствориться в череде бесконечных дней? Ведь это всё равно, что исчезнуть.

Том зло пнул диванную подушку и это движение тут же отдалось болью во всем теле. Он ненавидел всех и вся — себя, за то, что опять сделал фатальную глупость. Мать за то, что она приняла такое решение. Билла за то, что его так не хватало и за то, что нельзя было простой прийти к нему, обнять и выложить ему всё как на духу, чтобы он сказал что-нибудь и стало легче. Том схватился за голову.

— Лучше. Завтра будет лучше… Пойду просто поговорю с ним… Чёрт… — за первой подушкой полетела вторая.

Его бессвязный бред имел привкус соли на губах. Том не спал всю ночь. Мысли глодали его до самого рассвета, и он не нашел в себе сил даже просто отдохнуть. Врачи велели ему больше лежать, но об отдыхе в таком состоянии речи и быть не могло. Он ждал только одного — утра, когда госпиталь откроет двери. Счёт времени пошел не на дни, а на часы.

Когда ломающиеся лучи грязного осеннего рассвета пролились на тихий городок из-за горизонта, Том сидел на подоконнике в кухне с третьей чашкой кофе. Он был просто неживой, внутри не осталось ничего. За эту ночь всё выгорело дотла.

Показавшаяся в дверях Симона выглядела не лучше. Она не спала и плакала всю ночь, принимая тяжесть собственного выбора. Том молча прошёл мимо матери, даже не пожелав ей доброго утра, и схватил с вешалки свою куртку. Он пошёл куда глаза глядят — просто ходить по городу или сидеть под дверью в палате Билла — что угодно, лишь бы не торчать дома.

К одиннадцати часам парень был уже в невменяемом состоянии. Он знал магазин, где Тайлеру продавали пиво без идентификации, и взял сразу несколько банок. Надев тёмные очки и пошатываясь, он побрёл в сторону этажа, с которого его самого ещё недавно забирали на инвалидном кресле. Билл лежал в соседней палате.

— Молодой человек, с алкоголем нельзя, — шикнула на него рассерженно администратор. Том выбросил пиво в помойку. У него в крови и так было достаточно спирта.

В коридоре больницы дежурила медсестра. Узнав парня, она удивилась:

— Вы уже обратно? Так скоро?

— Я пришел к другу. Уильяму Гордону Мёрфи, — назвал Том полное имя.

Девушка сверилась со своими записями.

— Посещение разрешено, ненадолго, — кивнула она, — до конца коридора и налево.

Том с тяжёлым сердцем открыл, наконец, дверь в палату. Билл лежал тут один, в самом дальнем углу, на узкой кровати. Трубки капельницы торчали иглами из его вен, синяки и ссадины украшали всё тело. Голова в повязке покоилась на подушке, а губы болезненно кривились. Веки его вяло подергивались, отчего создавалось впечатление, что он спит.

Том тихо притворил за собой дверь, не хотел его будить. Он подумал, что даже хорошо, что Билл его не видит — можно оттянуть неприятный разговор. Однако друг приоткрыл глаза.

— Том, — раздался его тихий, тёплый шёпот.

Тот обреченно опустил плечи.

— Билл. Я не хотел будить, прости…

Билл протянул к нему руку. Том пересёк комнату и сжал ладонь в своей, затем немного подумал и наклонился, легко прижавшись губами к его губам в знак приветствия. Ему в нос тут же ударил запах лекарств, которыми Биллу обрабатывали раны. Пациент болезненно поморщился, тем не менее, ответил на этот поцелуй, подтягивая Тома к себе одной рукой, насколько это было возможно.

— Я так рад тебя видеть, — сказал он, разорвав поцелуй.

— Как ты себя чувствуешь? — Том снял очки.

— Теперь намного лучше!

Билл тут же снова болезненно скривился. Правая рука его подозрительно неподвижно лежала вдоль тела, будто плеть лианы.

— Не самая приятная в мире вещь — пятьдесят процентов ушибов по всему телу, — пояснил он, проследив за обеспокоенным взглядом друга.

Том съёжился от этих слов. Это было видно по нему, выглядел Билл просто ужасно.

— Садись, — Мёрфи слегка повернул голову и кивнул на стул рядом с собой. — Ты и сам ещё не очень окреп.

Том не чувствовал себя окрепшим, ноги вообще едва держали его. Он сел рядом с Биллом и уставился в окно.

— Что говорят врачи, Билл?

— Все намного лучше, чем могло быть, мне повезло. Я родился в рубашке. Тайлер со множественными переломами, Ханна — тоже. У меня лишь синяки, ушибы, в том числе внутренних органов, вывихи и рука не действует, — он посмотрел на свою правую конечность, которая изначально показалась Тому странной, поскольку лежала абсолютно без движения, будто в ней отсутствовали кости.

— В смысле, не действует?

— В смысле, досталось по голове, повреждено что-то, — тихо и безразлично отозвался друг, слегка опуская ресницы. — Не двигается.

Ужасная картина моментально сложилась у Тома в голове.

— Но Билл, ты ведь пишешь ей, рисуешь… Когда она придет в норму?

— Мне пообещали скорую выписку, — проворчал Билл, подтаскивая её пальцами левой руки и укладывая поудобнее. — Буду восстанавливаться, делать упражнения. Гимнастику, физиотерапию. Мне еще много чего предстоит, голова болит постоянно. Тело, как отбитая котлета…

Том слушал это с трудом. Билл говорил об этом так спокойно, ровно и обреченно, словно это не касалось его. Поймав на себе полный беспокойства взгляд, Мерфи поспешил сказать:

— Ну всё же уже позади! Ты же мне поможешь выздоравливать, да? Как всегда.

Том снова отвернулся в окно, закусывая губу.

— Я надеюсь, что на восстановление уйдёт не очень много времени, я приду в норму, Том. Всё будет… — Билл попытался улыбнуться, и закончить фразу оптимистично как и всегда, но его перебили:

— Всё будет что, Билл? Хорошо? Отлично? Лучше всех? — напустился Том на него, сам того не ожидая. — У нас всегда всё отлично, а потом получается, как получается!

Он чертыхнулся и, поднявшись на ноги, вскочил со стула. Билл пригляделся и заметил, что друг стоял неровно, словно палуба корабля покачивала его в такт ветру.

— Том. Ты пьян? — Билл прищурился.

— Я уезжаю, Билл.

В комнате на секунду воцарилась мёртвая тишина, прежде, чем Билл нашёл слова.

— Что? — резко переспросил он.

— Мать. Терпение лопнуло, даже Карла решила бросить. Скупает недвижимость в Массачусетсе, всю неделю звонки риелторам, агентствам. Мы будем уже не здесь в конце месяца, — просто завершил он свой содержательный рассказ. В палате стало слышно, как жужжат ртутные лампы.

— Может… это ещё не точно… может? Это всё неправда! — донеслось до Тома быстрое бормотание. Он уже пожалел, что преподнёс всё это так, слыша как дрожит и звенит голос лучшего друга. — Том, скажи, что это просто глупая шутка!

— Билл, это не шутка, я боюсь в этот раз мы исчерпали все лимиты.