Event Reborn (СИ)

Сердце забилось чаще от этой мысли. Вдруг захотелось вернуться в тридцать первое октября, отмотать назад, в день, когда всё ещё можно было спасти. Тому до смерти надоело ощущать себя жертвой времени. Им двигало всего лишь желание жить как все, знать, каким будет завтрашний день. Не видеть лишь тёмные дыры, оборачиваясь назад. Но, видимо, он просил слишком многого.

Мать не пыталась заговорить. В последнее время это стало нормой, нежели отклонением. Она просто знала, что каждое её слово, брошенное по неосторожности, может привести к очередному скандалу. Это знал и Том, потому они просто сидели будто две окаменелые статуи, думая каждый о своём.

— Мам, ты сердишься на меня? — лишь раз спросил Том, когда молчание стало невыносимым.

— Нет. Я хочу танцевать балет и еле сдерживаюсь! — последовал тихий и острый ответ.

Таким образом, дальнейшие вопросы были пресечены на корню, а угрюмая тишина продолжалась. В один момент Симону сменил Карл, чтобы дать ей выспаться. Том предпочел притвориться мёртвым. Он лежал, один, в своей сознательной темноте с прикрытыми глазами. У него было очень много времени подумать о том, что произошло, и что теперь случится дальше. Мысли были о самом разном, но больше всего о Билле. За него было страшнее всего, потому что никто не упоминал о его состоянии после аварии.

От общего уныния Тома спасло только то, что врачи разрешили ему гулять, когда состояние миновало критическую стадию. А ещё через пару дней его и вовсе отпустили домой, понаблюдав за прогрессом выздоровления, и отметив, что ухудшений не было. Теперь Том получил отличную возможность бродить тенью, только уже по дому, хромая на одну ногу, морщась от боли в плече и теребя раздражающую повязку на руке.

К Биллу его не пустили. Тому совершенно не нравилось, с каким упорством все вокруг пытались сделать вид, что всё хорошо. Натянутые улыбки, быстрые взгляды, и уход от темы, если она касалась больницы. Том пытался сделать так, чтобы ему дали посмотреть на Мёрфи хоть издали, но врачи исключили эту возможность.

Остаток недели Том провел дома, совершенно один. Компанию ему составляли лишь четыре стены и строгий надзор Карла и матери, которые попеременно брали отпуск, чтобы присматривать за ребёнком. Том буквально ощущал немой укор Симоны и её невысказанные слова: «Посмотри, что ты опять наделал. Всё это из-за тебя». Слова тут были не нужны.

Однажды Тому удалось подслушать разговор матери с врачами и выяснилось, что у Ханны сотрясение мозга и множественные переломы, а за жизнь Тайлера всё ещё боролись, пришивая на место внутренние органы. Кто-то обронил, что на его сторону пришлась большая часть удара, когда машина налетела на дерево. Том молился, чтобы с Биллом все обошлось. Он не представлял себе, что будет, если с ним что-то случится.

В маленьких городках новости распространялись быстро, так что вскоре все окрестности гудели сплетнями об ужасающем инциденте. Тому же было пугающе всё равно.

Неделю спустя он сидел на кухне и прислушивался к своему телу. Болело абсолютно всё. Взгляд его слепо следил за танцем мелких чаинок в чашке с чаем. В коридоре раздались шаги, а затем в кухню тихой тенью зашла Симона.

Кроме заботы о сыне все эти дни мама была чем-то занята — сидела с сосредоточенным видом за компьютером, лишь экран отбрасывал на её лицо блики, когда сменялись или загружались Интернет-странички. Она разговаривала с кем-то по телефону, приглушенным голосом – так, что разобрать её речь не представлялось возможным. Когда с Томом сидел Карл, она подолгу отсутствовала дома в нерабочее время.

Том догадывался, что тут что-то не так, а взглянув на ее лицо понял, что сейчас начнется очередной очень серьезный разговор. Так и вышло. Мать села рядом на табуретку. Взгляд ее блуждал, а по глазам стало понятно, что она опять плакала — веки выглядели красными и припухшими.

— Том. Гордон звонил, Билл пришел в себя. Ты можешь его навестить через день, — тихим голосом сказала миссис МакГрат.

Сердце аж подпрыгнуло, ударившись о ребра. Это было самое лучшее, что Том мог услышать, самое желанное и самое нужное — узнать, что можно будет наконец-то увидеть его.

— И второе. Мы уезжаем, — тут же сказала мать. Этот резкий, холодный тон разрезал тишину словно стальное лезвие, немедленно перекрыв доступ кислорода в лёгкие.

С высоты, на которую воспарила секунду назад, душа Тома ухнула в пятки. Ему показалось что мать взяла молоток и со всей силы ударила ему промеж глаз так, что искры посыпались.

— Мам… уезжаем куда? — дрогнувшим голосом спросил сын.

— Ты и я. В Массачусетс. Я присмотрела нам дом в Бостоне.

Эверетт. Западное побережье. Массачусетс. Восточное побережье. Бостон. Марс, Юпитер, Венера, другая галактика.

— Мам, это же на другой стороне материка, — Том даже перестал дышать.

— Ты собираешься в Гарвард. Как еще ты себе это представляешь? С твоими провалами в памяти, кто будет заботиться о тебе? Я, конечно, поеду с тобой. Я вообще больше ни на шаг от тебя не отойду, потому что ты исчерпал всё моё доверие.

— Мам, я не… Я не хочу в Гарвард! Я поступлю в Вашингтонский университет, и буду…

— Том, это не обсуждается. Мы не можем здесь больше оставаться, — снова резко оборвала его мать, встречаясь, наконец, взглядом с сыном. — Дело не только в институте. Мы уезжаем. Я продаю дом.

Это просто не могло быть правдой.

— Мам, пожалуйста, я не могу отсюда уехать, тут …всё! Всё, что у нас есть — мы так долго строили это! — голос Тома зазвенел от отчаяния и страха. — Как же Карл?

— Он не едет с нами, — плоско отозвалась миссис МакГрат. — Я принимаю твой ультиматум. Ты прощаешься с Биллом, тогда и я прощаюсь с Карлом.

С каждой её фразой новые и новые ниточки, ведущие к реальности, разрывались. Они лопались с гулким звуком, как негодные струны.

— В смысле как, Карл не едет? — переспросил Том, понимая, что ситуация серьёзнее некуда.

— У него здесь своя жизнь. А мы с тобой должны начать все заново.

Заново.

— Мам, я не могу уехать, тут… — Том запнулся, не зная, как продолжить эту фразу. — Тут… Билл! — решился, наконец, он, понижая тон до шепота.

— Том, я знаю. Но это одна из главных причин, по которой мы должны попрощаться с Эвереттом, — миссис МакГрат отвела со лба выбившуюся прядь. — В последнее время ты не хочешь слушать меня, ты слетел с катушек. Я устала видеть, как ты сознательно губишь себя и продолжаешь общаться с этой компанией. У меня не остается другого выхода!

Том сглотнул.

— Мама, нет, пожалуйста… Я сделаю всё, всё что угодно… Хоть в монастырь уйду и стану до конца дней святым и безгрешным! Но я не хочу уезжать! — впервые за долгое время слёзы вдруг подкатили к горлу.

— Прости. Я уже оформляю все документы. Переезд состоится, в конце месяца. Пора начинать взрослую жизнь и думать о будущем.

Сказав это, Симона поднялась со стула, и вышла из кухни. Её шаги начали удаляться вверх по лестнице, а Том так и остался сидеть полумертвый в свете настенной лампочки на кухне. Его жизнь, его существование.. Всё перевернулось, разбиваясь на мелкие осколки. Слишком маленькие, чтобы собрать их обратно. Слишком острые, что причиняет нестерпимую боль.

Всё кончено.

Каким-то образом Том понял, что это не шутка. В этот раз чаша терпения матери переполнилась, а значит, эта самая последняя, самая большая ошибка, которую все они совершили по глупости, стала роковой.

Том закрыл глаза рукой. В этот раз он просто не смог удержаться от глухих рыданий.

This is as quiet as it gets hush down now go to sleep,

We were once perfect me and,

You will never leave this room,

Hush you color my eyes red,

Your loves not live its dead,

This letters written itself inside out again,

When rivers turn to roads and lovers become friends.

This is where it ends.

(Juliet Simms — Hush)

Комнаты коттеджа показались Тому пустыми еще до того, как из них начали вывозить всю мебель. Том бродил по дому как тень, скользя взглядом по пространству, вещам, к которым так привык за эти восемь лет, и не понимал, как можно оставить это всё за спиной.