Ри (СИ)

— Раздевайся и перекидывайся, вперед, — шепнул Кар, поощряюще сощурившись. — Отнесу твои вещи в дом и догоню. Главное — не потеряйся, далеко не убегай.

Ри послушался, стесняясь семьи мужа, торопливо разделся донага, сунул в руки омеге одежду, смятым комом, и со стоном боли перекинулся в гиену. Не удержался с непривычки на разъехавшися лапах, под явно издевательский хохот альфячьего гарема и омежьей части подросших щенков вскочил и метнулся осваивать незнакомую территорию.

Вел нос. Опустив его к земле, Ри потрусил к озеру, ориентируясь на следы, вроде бы, зайца. Или не зайца, иного аппетитно пахнущего зверька?

Следы привели Ри через стену камышей к воде и пропали. Альфочка озадаченно потоптался по берегу, вынюхивая песок и траву, осторожно потрогал воду лапой — холоднющая, бррр — вздыбил на загривке шерсть и обиженно тявкнул в пространство, не понимая, куда делся зверек. Получалось, уплыл. Но тогда это не заяц?

— Выыыдра, — догнавший как и обещал Кар подошел неслышно и ткнулся мокрым носом в ухо. От омеги вкусно пахло сливочной карамелью и чистой шерстью.

Настроенный поиграть Ри тоненько взвизгнул и отскочил, замотал опущенной к земле головой, приглашая мужа присоединяться. И Кар понял, лязгнул зубами и радостно, словно щенок, а не вожак клана, взрослый родитель четырех пометов, запрыгал вокруг. Омега двигался поразительно легко для своих габаритов, его мощные мускулы перекатывались под шкурой, напрягались и опадали, предтечный аромат развевал ветер.

«Люблю!» — захотелось вдруг крикнуть Ри, подросток в переизбытке захлестнувших чувств вскинул мордочку к расцвеченному закатным пурпуром небу и захохотал, громко, по-гиеньи, приветствуя простор, горы и свободу. Сейчас он и правда любил, но не конкретно мэсса Кара — все. Облака, деревья, озерную гладь, следы выдры на песке, шуршащие, колыхающиеся камыши и птиц в вышине — жизнь. И опять Кар понял, куснул, впрочем, небольно, возле уха и тут же лизнул в нос, нежа и привлекая к себе внимание.

— Хочу тебя, мой цветочек! — рыкнул невнятно — горло гиены не было приспособлено для человеческой речи. Миг, и омега упал набок и закатался, смешно, по-щенячьи неуклюже болтая лапами в воздухе. Не одного Ри пьянила дикая природа!

Таким мужа альфенок еще не видел — не в смысле гиеной, обоим уже довелось в городе, в ночь после свадьбы, заниматься сексом в звериной ипостаси — настоящим и счастливым. Достойным любви.

— Люблю! — повторил Ри вслух, валясь рядом с резвящимся омегой и тоже задирая лапы врастопырку. На этот раз подросток обратился именно к Кару и не солгал — ибо то, что он испытывал сейчас к мужу, иначе как любовью назвать не мог.

Кар перевернулся на живот и распластался, призывно повиливая приподнятой задницей. Под хвостом у него мокло и пульсировало.

— Хочу! — всхлипнул совсем по-человечески, сдвигая дрожащий хвост на сторону. — Покрой меня, цветочек! Ну!

Успевший возбудиться Ри уже знал, что делать и выполнил просьбу мужа с воистину подростковым энтузиазмом. Здесь, под прикрытием лесополосы и густых зарослей камышей, их никто не видел и не подслушивали под дверью любопытные щенки Кара.

Омега отреагировал на резкое, без подготовки, до шлепка проникновение внушительного, не соответствующего фиялковой комплекции альфочки достоинства жалобным скуляжом и задрал зад еще выше, заерзал, подстраиваясь под толчки. Наверное, ему было больно, но почти течный организм требовал заполнить зудящую дырку большим и толстым до отказа.

— Еби! — страстно выдохнул сводимый с ума желанием зверь. — Ооо, еби, мой цветочек… Или я сдохну…

И Ри ебал. Смачно, крича, подвывая и тявкая, вцепившись зубами в холку Кара и обильно капая из пасти слюной, не жалея сил и с узлом, как положено альфе. Омега хрипло выл под ним, колотясь в накатывающих одна за другой волнах наслаждения, до крови кусал мужа за передние лапы, благодаря и поощряя к новым и новым подвигам.

В какой-то момент оба, не сговариваясь, перекинулись, потому что им не хватало человеческих рук для взаимных ласк и губ для поцелуев, и Кар очутился сверху, причитая, двигая тазом вверх-вниз, запрокинул к облакам раскрасневшееся лицо. Так и кончили, и обмякли, сплетясь конечностями, обнаженной, потной кучкой.

— Спасибо, цветочек, — сыто мурлыкнул временно удовлетворенный омега, утыкая нос Ри в свою подмышку и блаженно жмурясь. Теперь ждать, пока спадет узел и балдеть от рассыпающихся изнутри искорками микрооргазмов. И все было бы абсолютно замечательно, не плющь вожак хрупкого Ри тяжестью крепкого, будто дерево, тела к твердой земле.

Острые зубы полоснули по нежной, не прикрытой одеждой коже, и Ри вскинулся, вырванный из сна болью. Перед его лицом клацнули клыки, волосы на лбу всколыхнуло рыком.

— Ты! — пребывающий в зверином облике альфа Зур грозно нависал из ночной темноты (что, уже ночь?) — уперев расставленные лапы в землю, щерился, взъерошенный, белоснежным оскалом. — Думаешь, тебе все можно, да?! А ну откатился, щенок! Дай другим!

Самый младший и нетерпеливый в гареме после Ри, двадцатилетний и очень красивый, как в человеческой, так и в гиеньей ипостаси, муж Кара желал Кара. И не поиграться-поваляться-половить бабочек — истово исполнить требуемый начавшимся гоном супружеский долг. Немедленно.

Испуганный Ри пискнул, втянул, готовый сорваться и бежать, ноздрями насыщенный карамельной сладостью воздух и глухо заворчал, несогласный. Рядом заворочался разбуженный движением Кар, распространяя волны будоражащего похоть плотного, хоть ножом на ломти режь и продавай, аромата, и плоть альфочки откликнулась на зов зрелого, любимого омеги, стремительно наливаясь взбурлившей кровью.

Уступить своего омегу Зуру? Да ни за какие богатства мира!

— Он мой! — басовито рявкнул подросток, взвиваясь сразу на четыре лапы — перекинулся и не заметил. — Я его буду крыть! — и соперники застыли напряженными изваяниями, нос к носу, дрожа от вожделения и ярости.

Воцарившуюся между ними предбоевую тишину разорвал исполненный страсти вой — пока двое примеривались вцепиться друг другу в глотки, к Кару подкатил третий, Ихэ, второй по старшинству в гареме, навалился на омегу и ерзал, пытаясь раздвинуть тому колени. Кар с хищной, предвкушающей, неприятно исказившей рот ухмылкой послушно развел бедра и тазом подался навстречу мужу.

— Да-а… — выдохнул, смачно насаженный Ихэ бабочкой на член, крупный, с заголенной, бордовой головкой, мотнул по траве затылком и простонал, противореча изданному только что восторженному вскрику, кусая губы: — Ненавижу течки, Господи... Проклятая природа…

В следующее мгновение омега закатил глаза и блаженно заскулил, затрепетал — ибо Ихэ не дремал, затрахал весьма активно.

— О-о-о, хорошо-о, — захрипел он, дергая кадыком. — Еще-е… Сильнее…

От души тяпнутый Ри за плечо Зур отчаянно залаял и отпрыгнул, хохотнул нервно из безопасного удаления — его левая передняя, раненая Ри лапа подгибалась, на траву брызнула кровь. Пусть зад Кара был занят — малость развращенный воином со шрамом за несколько суток супружества Ри прекрасно помнил, что омега умеет вытворять ртом и языком, и не собирался упускать наслаждения. Стыд же его улетучился, стертый гоном.

— Мой! — подбежавший на шум и аромат течки четвертый гаремный альфа, Ака, кувыркнулся, облизывая разодранный нос, а притрусивший за ним пятый, Тум, потрясенно затряс порванным ухом.

Скажи кто-нибудь Ри всего неделю назад, как он жутко озвереет, отбивая своего омегу у конкурентов, подросток покрутил бы им пальцем у виска и равнодушно отвернулся, сочтя психами.

Внутри кипело и пузырилось вулканической лавой, едва ли не взрываясь, Кар призывно, будоражаще стонал, выгибаясь под толчками Зура, в льющемся с небес серебряном свете полной луны… И вдруг перестал, оттолкнул Зура и резко сел, влажно облизываясь.

— Мой цветочек, Ри, — позвал плывуще, протягивая руки отряхивающему с морды кровь младшему супругу. — Скорее ко мне… Ты, ты… Ша! — хрипло, яростно рявкнул на остальных, взявших в кольцо, жадно втягивающих воздух ноздрями, переминающихся альф. — Если один из вас Ри сейчас укусит, самолично придушу, труп сожгу и пепел над озером развею! Потом ревновать станете, когда разрешу!