Между двумя ударами сердца (СИ)

Он атаковал Итачи. В холле его собственного дома. Наруто никак не мог вспомнить, жив он или нет. Помнил стаю чёрных точек, метнувшихся в разные стороны. Множество подвижных объектов. Наруто напряг память, вспоминая техники Итачи, и на ум пришли вороны. Это самая лучшая защита любимого человека. И он применил её в сражении с Узумаки Наруто, которому доверял безраздельно.

Но он жив. Он не погиб там. У Наруто просто не хватило бы выдержки изловить всех птиц, потому что он был под влиянием демона, что сейчас лежал за прутьями клетки и смотрел с той яростью, что бушевала в самом Наруто. Она нарастала волнами, пожирая боль, чувства Наруто и саму сущность Наруто. Печать жалобно зашуршала от очередного удара хвостами по стенам. Наруто машинально подпрыгнул, чтобы прижать её. Напрасные усилия. То, что оторвано, уже нельзя приклеить без помощи постороннего средства. И что-то подсказывало, что клей тут бессилен.

Наруто боролся, но постепенно отступал. Чудовища в катакомбах становилось слишком много. Оно не переставало окутывать его оранжевым огнём. Оно просто подняло голову, смотря поверх Наруто. И тогда они оба увидели одно и то же. Отчётливо, как иногда видел Наруто мельчайшие подробности. Его глазами. Он слышал его ушами. Он ощущал его телом. И его тело не чувствовало боли, хоть и сгорало от жара.

Он находился в комнате. В особой комнате, с экранированной стеной. По другую сторону – камера, чтобы записывать всё, что здесь происходит. Наруто увидел сквозь непробиваемое зеркальное стекло чужую чакру. Так, как видит её шаринган. Наруто никогда не думал, в каком спектре воспринимает окружающую картинку шаринган, но он сразу понял, что это должно быть очень похоже.

Монстр навострил уши и донёс до Наруто слова незнакомым голосом:

- Вы уверены, что печать не справится? Это ведь не просто печать, а многократно усиленная…

Монстр зарычал. Наруто зарычал вместе с ним, намереваясь наброситься на наглеца, который хотел сдержать их обоих. Наруто ненавидел печати. Машинально вспомнил о своей и посмотрел на живот, прикрытый белым покрывалом. Наруто одним движением руки отшвырнул его прочь и увидел светящуюся спираль. Свет от неё извилистыми лучами воспрянул к потолку и остановился на нём отражённым рисунком. Теперь Наруто отчётливо видел, какой долгий путь проделывал Итачи языком, достигая центра спирали, чтобы продолжить любовную игру. Это входило у него в традицию.

И за это Наруто хотелось его уничтожить…

Он снова принялся слабо сопротивляться, ибо понял, что испытывает не свои чувства. Но демон был слишком силён.

- Биджу можно управлять только с помощью джинчуррики, - из-за стенки раздался другой голос. Вкрадчивый, с завораживающей хрипотцой. Знакомый голос, вызвавший у Наруто очередной приступ ярости. Это был Орочимару. Тот, кто был способен сам сделать печать. Наруто не мог позволить ему заново запечатать себя. Он хотел воли. Он хотел пространства. Он хотел независимости.

И он отчаянно боролся иссякающими силами.

- Не сопротивляйся мне, глупец, - прорычал монстр, словно впервые заметив Наруто, стоящего на четвереньках и отплёвывающего сгустки крови из горла. – Сорви печать – и мы выживем вместе.

Наруто не сорвал. Он не мог пошевелить и пальцем, ибо чудовище было сильнее его. Оно тоже это понимало, заботливо окутало бессильного человечка чакрой и снова прислушалось.

- Справиться с девятихвостым биджу хватит чакры только у Узумаки, - сказал Орочимару и посмотрел через стекло на комнату.

Наруто не видел этого, но почувствовал чужим восприятием. И зарычал вместе с демоном, когда зрители увидели возрождение.

- Поэтому вы так боролись за него. Ваши возможности приводят меня в ужас и одновременно в восторг, - незнакомый голос. – Я не видел пути без техники воскрешения.

- У нас был один шанс из тысячи. Но нам повезло, что остатки его мозга выжили. А вместе с ними и личность…

Демон горел и изнутри, и снаружи. Охваченный пламенем, он не мог испепелить им людей, притаившихся за стенкой. От того его эмоции становились ярче и менее управляемы с каждой секундой.

- Я помогу тебе восстать, - пообещал монстр, снова припадая к полу. – Сорви печать, Узумаки Наруто – и я покажу тебе такую силу, что все страны затрепещут перед тобой.

- И тогда я убью своих друзей? – выдавил Наруто, махнул головой, разбитый и обессиленный. – Никогда.

Он никогда не поднимет руки на Итачи, которого и так чуть не убил. Если бы Итачи обладал замедленной реакцией, он бы сейчас лежал в гробу, а Наруто стоял бы перед ним на коленях и сжимал его руку в своей. Он бы тысячу раз мысленно просил прощения и запрещал бы себе поверить в него.

- Он просыпается, – довольный донельзя, проговорил Орочимару.

- Как вы думаете, Орочимару-сама, - он слышит нас?

- Я уверен, что ещё и видит, - без капли сомнения ответил Орочимару.

Демон черпал силы в своей ненависти. Тогда, пока он не стал ещё сильнее, Наруто начал сопротивляться. Сначала безуспешно. Он не был готов к борьбе с этой чакрой. Он не знал, с чего начать и как её усмирить. Он вообще не представлял её слабостей. Но почему-то сравнил с шаринганом. Может, шаринган и мог её остановить? Это знание тоже пришло из сознания монстра. И впервые Наруто пожалел, что у него не было глаз Учиха. Считал их исключительно привилегией их клана и запрещал себе им завидовать. Потому что нельзя завидовать друзьям.

Их надо просто убить…

- Не смей, хвостатый моральный урод… - как можно твёрже приказал Наруто. – Это не мои мысли. Это не моё желание. Я люблю Итачи!

Он заметил, как открылась дверь, как внутрь зашёл Орочимару. Как блестели его глаза, как изменилось выражение его лица, без намёка на привычную улыбчивость. Наруто дёрнулся, намереваясь достать до него сгустком чакры. Сработали поглотители на стенах, яркая вспышка пронзила мозг болью. Наруто почувствовал сразу же последующий удар в живот. Точно такой же, какой сделал отец на последней минуте финального боя с ним.

Ярость начала отступать. Зрение потускнело. У Наруто больше не осталось сил держать глаза открытыми. Он продолжал чувствовать гнев монстра, но уже не подчинялся ему. Он посмотрел на слабо держащуюся печать и тут же опустил и внутренние веки.

- Слушай меня, Узумаки Наруто. Слушай и запоминай мой голос, - ласково, как вовсе не подобает шишке из правительства, заговорил Орочимару. И повторял это раз за разом, заставляя внутреннего Наруто упасть на пол, свернуться калачиком и дрожать от настигшего его холода. Он снова испытывал ужасную боль. Снова не видел, снова звуки сливались в один. Но он помнил голос Орочимару.

- Ты должен слушать только меня, - продолжал он.

Наруто слушал. Он отличал оттенки его голоса и чувствовал к нему притяжение и отторжение. Его глубокий тембр, требующий доверия. Но помимо его голоса Наруто слышал ещё два: монстра за прутьями клетки и Итачи:

- Я так давно тебя люблю, что почти не верю, что наконец-то поймал тебя…

Наруто слушал и не знал, кому отдать предпочтение. Он снова проваливался в ту тьму, в которой не было ничего.

Раньше не было ничего. Теперь там поселилась боль, от которой Наруто безумно устал.

Кабуто протянул последние записи, распечатанные на принтере. Орочимару спешно их взял и тут же погрузился в чтение. Мало времени. Стремительное развитие событий снаружи очень мешало исследовательской работе. Орочимару вынужден был принимать участие в эксперименте урывками, полностью полагаясь на помощника, такого же гения в медицине, каковым считали Итачи в области иной. Орочимару был вынужден внимательно следить за Минато и его женой. Он замечал любые перемены, ждал, что однажды Минато позвонит и спросит, причастен ли Орочимару к исчезновению его сына.

Минато не позвонил. И никаких обвинений не выдвигали вообще, хотя минула уже неделя с хвостиком. Любое тело за это время уже начинает разлагаться. Могло бы показаться, что семья Узумаки Наруто вообще не хочет его найти в таком виде, чтобы избавиться от мороки с расследованиями и всевозможными тестами на установление личности, а потом от запаха трупного гниения. Мерзко и тошно. От того тошно, что они не имели права отвернуться и оставить тело сына на попечение государства. Но они никогда не поступят так. Кушина искала до сих пор. Напротив, усилия её удвоились, что беспокоило Орочимару сильнее других обстоятельств. Он не знал, насколько у неё хватит отчаяния.