Между двумя ударами сердца (СИ)

- Кушина-сан, - отозвался тихим голосом Итачи, словно он с трепетом в сердце ждал плохих новостей.

- Ты подал заявку в АНБУ? – спросила она.

- Да.

- Не надо, Итачи. Если это только из-за моей просьбы, не ломай свою жизнь.

- Я всегда знал, что моя жизнь не здесь, - ответил Итачи, не теряя решимости. – Я делал одно, но чувствовал, что это не мой путь.

- Почему же ты сразу не пошёл туда?

- Думал обмануть самого себя.

И замолчал. Столько времени потрачено впустую, на молчание. С Итачи оно не выглядело напрасно потраченным. Итачи говорил без единого слова.

- Но ты сразу принял решение, едва услышал о гибели Наруто.

- Да.

- Ты же не хочешь сказать, что держался только ради него.

- Да, Кушина-сан. Столько решений принято с момента его смерти. Столько опрометчивых и необоснованных. Но только не это. Позвольте мне тоже заняться расследованием. По-своему. Заводя собственные связи.

Теперь помалкивала Кушина. Видя перед внутренним взором Итачи с трубкой мобильника у уха, его твёрдый взгляд, тёмные глаза, она не могла поверить. Она удивлялась, как была слепа до этого момента. Учиха Итачи, который никогда не давал ни единого повода для недовольства, идеал для подражания… идеал для Наруто…

- Итачи, Наруто погиб из-за тебя?

Холодно. Невыносимо холодно от осознания очередной истины.

- Я не знаю.

- Но ведь не ты толкнул его на гонки со смертью.

Если он подтвердит, Кушина, возможно, захочет обвинить и его. Она знала, что Итачи виновен в той же мере, что и она с Минато, поэтому сдерживалась. Ей сотню раз хотелось найти виновного и уничтожить его. Но даже найдя, она не имела права его просто убить. И она не получила бы ни удовлетворения, ни вернула бы Наруто.

- Не знаю, - совсем тихо повторил Итачи. – Иногда мне кажется, что виноват только я. Я видел его, я мог догадаться, но не сделал ничего.

Наверно, он вспоминал лицо шокированного Саске, который тоже допустил ошибку, даже не подумав задержать Наруто. Все подробности того вечера вставали перед глазами. Кушина пыталась смыть их непослушными слезами. Так ярко и так мучительно. Из-за того, что её чувства разделяют другие, что полностью её понимают и стремятся к тому же.

- Я сделаю всё, что в моих силах, - пообещал Итачи. – Я не успокоюсь и через десять лет, если правда так и останется похороненной. Но тогда я буду обладать другими правами и, я уверен, смогу повлиять на решение нужных людей.

- И у тебя будет оружие против них, - сурово напомнила Кушина. – Все, кто знает, что такое шаринган – опасаются его. А натренированный в особых техниках шаринган – угроза вдвойне.

- Я запомню, - пообещал Итачи.

- Сколько у тебя времени?

- До вступления на кадровую службу? Думаю, уже считанные часы.

Кушина больше не знала, что сказать. Решение Итачи выглядело хорошо взвешенным. Стремления Итачи внушали уважение. Его техники и умение ими пользоваться – уверенность в его быстром карьерном взлёте. Только не получалось думать беспристрастно.

- Ты стал моим сыном на целую ночь, - сбавила тон и она. – Теперь я знаю почему. Но не знаю, почему не могу на тебя сердиться.

- Наверно, потому что мы оба слишком любим его.

- Любили, Итачи, - поправила она шёпотом.

Он не ответил, просто слушал. Слушал её дыхание, ждал её очередного вопроса, не осмеливался прервать связь первым, это пришлось сделать Кушине. Без сожалений.

- Думаешь, я тебя теперь отпущу? – говорил Итачи, когда Наруто заводил разговоры о перспективах на будущее, зачастую фантастических. Никто сейчас не думает о героических началах, все хотят стабильности. А если выдающихся подвигов, то без усилий. Наруто давно начал понимать, что без усилий не получится, начал соизмерять свои силы и делиться планами с Итачи, когда лежал, прильнув к нему всем телом, влажным от пота и липким. Когда Итачи протискивал свою руку под головой Наруто и обнимал, слушая ворчание в ответ. Такая простая фраза: «Думаешь, я тебя теперь отпущу?». На все случаи жизни. И в те моменты Наруто был согласен, зная, что Итачи не отпустит, только если попытаться выбрать в мечты откровенную глупость.

Итачи больше других понимал, что для шиноби значит воинская честь. Иногда казалось, будто он жалеет, что отказался от военного будущего. Итачи всегда находил способ разубедить Наруто. Иногда иронией, иногда простым покачиванием головой.

Итачи был всюду с тех пор, как разлетелся воронами. Они до сих пор кружили над Наруто, мешая ему слушать звуки из внешнего мира.

- Слушай меня, Узумаки Наруто, и запоминай мой голос…

- Думаешь, я тебя теперь отпущу?..

Наруто сходил с ума, раз за разом принимался рычать и биться в агонии. Он настолько свыкся с болью, что реагировал только на перемены в атмосфере. Он шестым чувством понимал, когда в комнате кто-то есть. Не знал кто именно, не знал, сколько времени, какой день недели, месяц или год. Казалось, он провёл здесь всю жизнь, со злобным лисом наедине и голосом, что призывал его слушаться.

Орочимару повторял бесконечно. Это его голос мешал Наруто сосредоточиться на Итачи. На остаточной энергии его защитной техники. Если бы не Орочимару, он давно бы пришёл в себя. Но Орочимару была невыгодна быстрая адаптация.

- Слушай звук моего голоса, - говорил Орочимару и склонялся над Наруто, прикасался руками, дёргал за какие-то трубки. Иногда появлялся другой тип, не менее странный, всегда с бумажками в руках, всегда шарящий взглядом по сторонам, всегда в очках и с хвостиком волос.

Лис снова зарычал. Наруто чувствовал поднимающуюся ярость и снова не мог совладать с ней. Потом опять прикосновение. Не боль пронзила живот от удара Орочимару пальцами в печать, а ощущение иное, до того странное и неестественное, что Наруто выгнулся, широко распахнув глаза. Не мог закрыть их даже потом. Даже когда они начали слезиться и болеть от яркого света, когда высохли и превратились в ледяные стекляшки.

Орочимару сам коснулся его век, опустил, как отдают последнюю дань покойникам.

- Прикосновение к объекту в область печати вызывает конвульсивную реакцию, - прокомментировал второй, равнодушный голос. Так говорят злые гении, когда методом экспериментов над живыми людьми добиваются удовлетворительных результатов в своих исследованиях.

- Тихо, - Орочимару остановил рвение второго продолжать. – Он слышит.

- Теоретически, - принялся спорить тот. – Для полного подтверждения необходимо провести несколько тестов и сделать томограмму.

- Давай пока ограничимся теорией, - вступился за Наруто Орочимару. – Переизбыток химического и радиовоздействия может навредить остатку его личности.

- Но томограмма…

- Позже. У нас ещё будет время. Сейчас необходимо использовать каждую секунду. Это шанс.

Шанс? Наруто не понял, о чём речь, но инстинктивно почуял, что шанс для них, но против него самого.

Лис снова ярился, но уже тихо. Он подобрал свою чакру и не поднимался с пола, окутанный злобой. Если бы Наруто только попытался проникнуть к нему в клетку, он был бы неминуемо раздавлен. Не столько физически, сколько уничтожен душевно. Наруто не знал, выживет ли вообще его разум в борьбе с его пламенной стихией. Перед ним даже огненные техники Итачи пали бы в первом же акте. Наруто не представлял такой чакры, какая смогла бы его остановить.

Но знал, что такая чакра есть. Мамина чакра. И его, наверно, тоже. Он должен был начать специальное обучение. А теперь приходилось справляться самому. Пока безуспешно, то и дело терпя поражение за поражением. Мешала боль, мешала слабость, мешало осязание, когда Наруто пытался прикоснуться к собственному телу. Оно было шершавым, как покрытое чешуёй. Страшно от истины, которая пряталась за его спиной. Ещё страшнее будет, когда он обернётся и успеет её рассмотреть. Что-то случилось. Настолько плохое, что Наруто не мог войти в нормальный ритм жизни. Он был заперт внутри себя, охраняемый лисом и двумя стражами снаружи.