Дельминор (СИ)

— Нет-нет-нет, Джей, очнись, — несильно встряхнул он его. Джаред не отреагировал. Совсем. — Ты, ты не можешь… не смей, слышишь?

Дженсен чувствовал, как его трясет, ноги подкашивались. Он опустился вместе с Джаредом на тротуар, удерживая парня в дрожащих руках.

— Да, он лечился уже у вас. Мы на сорок пятом шоссе, недалеко от полицейского участка, — услышал Дженсен взволнованный голос Мюррея, общающегося с кем-то по телефону. — Какая к черту разница, кто звонит! Он умирает у меня на глазах! Мюррей. Да, я доверенное лицо, быстрее, прошу вас.

— Его нужно везти, по-моему, ему хуже, — бросил Миша, когда Мюррей перестал кричать в телефон.

— Это частная клиника, они приедут скоро, — раздался в ответ голос Чада.

Дженсен дрожащими пальцами провел по побелевшему лицу Джареда, желая вдохнуть в него жизнь, хоть самую каплю.

Джаред не мог так поступить с ним, не мог. К горлу подступил комок, даже дышать стало трудно.

Ничего страшного, Падалеки уже терял сознание, все обходилось и сейчас все наладится. Но, черт возьми, он никогда не был настолько мертвенно-бледным!

— Сука, Падалеки, очнись сейчас же! — прокричав это, он встряхнул парня и снова не получил ответа. Страх, дикий безумный страх потерять его невидимым чудовищем заползал в самую душу, цепкими острыми когтями впиваясь прямо в сердце. — Ну же, очнись, у нас каникулы впереди, забыл? Все закончилось, давай, приходи в себя, — Дженсен осторожно убрал пряди волос с лица парня. Что-то было не так. И это что-то взрывало мозг чудовищной болью.

— Он… он не дышит, — в ужасе выдохнул Дженсен и полным отчаяния взглядом посмотрел на друзей, которые так же потерянно и испуганно смотрели в ответ. Дженсен снова перевел шокированный взгляд на безжизненное тело парня в своих руках. Нет-нет. Он не мог умереть. Не мог. Не тогда, когда они победили. Он не мог просто взять и уйти, не мог. Дженсен крепче прижал его к себе, чувствуя горячие дорожки слез на щеках. — Не оставляй меня, — тихо прорычал он ему на ухо. — Джаред!!!

====== Глава 23. Бой с тенью ======

Больше всего ему не нравились стены. Однотонные, унылые серые стены, вгоняющие в безысходную тоску и одиночество, они превращали больничную палату в подобие склепа. Джаред знал, что и беспросветную темноту, и пронизывающий могильный холод он придумал сам себе, только вот избавиться от ощущения, что он уже мертв, не получалось. Поэтому он не закрывал глаза, всеми силами держась за неяркий свет ночника в углу. Равномерное тиканье аппаратов над ухом медленно отсчитывало секунды уходящей жизни, доводя до безумия. Если бы можно было закричать и откинуть, сбросить с себя эти путы, Джаред, несомненно, разрушил бы всю палату, но все, что он мог в данный момент — это неподвижно лежать, окутанным сетью проводов всевозможных аппаратов, и смотреть на свет ночника.

— Уже проснулся? — в проеме палаты появился Чад, неся в руках два стаканчика кофе. Он чему-то счастливо улыбался, но на этот раз Джаред не смог ему ответить тем же. — Прости, что так долго. В приемной смотрел репортаж, где показывали арест Найза. Ему грозит двадцать с лишним годков просидеть за решеткой. И все благодаря тебе. На телевидении про наш маленький спектакль ничего не говорили, просто сказали, что он напал на тебя и признался во всем. Так что ты теперь герой. В Дельминоре ждут тебя с распростертыми объятиями. Даже Джесс успела позвонить и спросить о твоем самочувствии, представляешь?

Джаред не вслушивался в болтовню друга, пропуская его слова мимо ушей. Даже арест врага не принес столь долгожданного облегчения, даже тени той радости, что он должен был испытать, не было.

— А Дженсен? — язык ворочался с трудом, но Джаред должен был знать.

Мюррей как-то сразу сник, услышав его вопрос.

— Его не пускают сюда, — виновато пояснил Чад, отвернувшись к тумбочке. — Он не доверенное лицо.

Джаред знал про порядки клиники, в которой уже не в первый раз проходил лечение. Не вписанные в карточку доверенных лиц люди не допускались к посещению.

— Он подрался с охранниками, поэтому его выставили за ворота клиники. Коллинз еле его утихомирил. Как ты и просил, я сказал ему, что с тобой все в порядке, и тебя скоро выпишут, сказал, что здесь запрещено пользоваться телефонами. Его это, конечно, мало успокоило. Эклз по-прежнему требует, чтобы ты ему позвонил. Может, стоило сказать ему правду?

Джаред представил себе лицо Дженсена, когда он сообщит ему о своей болезни и скривился от боли.

— Я позвоню ему, — сглотнув, ответил Джаред. — Где отец?

— Он с доктором разговаривает.

Джеральда Падалеки после сенсационной записи с видеокамеры, где Том Найз признался во всех своих грехах, выпустили из следственного изолятора, пока под залог, но никто уже не сомневался, что в скором времени все обвинения с него будут сняты. Все репортеры наперебой вещали с каждого канала о том, как несправедливо обошлась правоохранительная система Штатов с таким «талантливым, кристально честным политиком и примерным семьянином Джеральдом Падалеки, который мог сделать Америку лучше». Пафос и лицемерие сыпались в огромном количестве. Те, кто вчера поливали их семейство грязью, сегодня восхваляли и превозносили.

Освобождение Падалеки и арест Найза стали громкой сенсацией, всколыхнувшей всю политическую жизнь Вашингтона. Шумиха поднялась невероятная. Даже здесь, в клинике, Джаред слышал разговоры медсестер об этом в коридорах, врачей, которые спешили сказать ему, что они всегда считали его отца невиновным. Джаред на это никак не реагировал, просто кивал головой и отворачивался.

— Ну, мальчики, как у вас дела? — так же, как и Мюррей минуту назад, Джеральд вошел в палату, широко улыбаясь. Так глупо. Будто, если делать вид, что ничего не происходит, все будет хорошо.

— Чад, оставь нас, пожалуйста, — попросил Джаред, взглянув на отца.

— Хорошо, — переглянувшись с Джеральдом, кивнул Мюррей и вышел из палаты.

После его ухода Джеральд сел на стул рядом с больничной койкой, внимательно взглянув на сына, словно все как обычно, и он сейчас готов услышать просьбу сына купить новую машину.

— Ты забрал ее? — сухость во рту царапала горло, но Джаред собирался обсудить все детали.

— Шерон уже дома, — заверил его отец. — Я предложил Эклзам деньги, но они отказались. Джаред, не беспокойся о матери. С ней все будет хорошо, как и с тобой, — чересчур бодро закончил он.

— Пап, не надо, — сглотнув подкативший к горлу комок, произнес Джаред. — Мы оба знаем, что хорошо для меня уже не будет.

Лицо отца исказилось от боли, маска стойкого мужества сошла в секунды. И перед Джаредом предстал обыкновенный постаревший и уставший мужчина.

— Не говори ни матери, ни Мег про меня. Я не хочу, чтобы они переживали в эти… в эти последние дни, — с трудом закончил Джаред.

— Это все моя вина, — схватив его за руку, дрожащим голосом прошептал отец. Джаред хотел бы его пожалеть, поддержать, но не мог. Он сам держался лишь на успокоительном в капельнице. — Ты не должен был нести это один. Не должен.

— Пожалуйста, пап… не нужно, — сдерживая слезы, Джаред одернул руку и отвернулся к ненавистной стене.

Они оба замолчали, собираясь с силами, чтобы закончить разговор. Джаред понимал, очень хорошо понимал своего отца, но ему самому было слишком тяжело, слишком больно осознавать, что его собственные дни сочтены. Злокачественная опухоль мозга. Всего несколько слов, прозвучавшие в тишине палаты, и сердце начинает биться быстрее, словно боясь остановиться прямо сейчас. Приговор врачей оглушил и Джареда, и его отца, а люди в белых халатах сочувственно разводили руками, удивляясь, как их пациент до сих пор жив. «Не может быть» — была первая реакция отца. На что врачи довольно понятно изложили, почему все вышло так — «А что вы хотели? После старой травмы вашему сыну были противопоказаны любые нагрузки, любые сильные волнения. А если посмотреть на снимки головного мозга, то тут явно дело одними побоями не обошлось. У вашего сына сотрясение, с которым он ходит уже около недели, а еще в его крови был найден морфин. Вряд ли это говорит о здоровом образе жизни. Вот если бы вы обратились раньше, то, возможно, был бы шанс. Нам жаль».