Крестовский треугольник

Крестовский скинул с себя одежду, наслаждаясь прикосновениями тонких красивых ладоней Макса. Его охватило волнение. Он задрожал, поддаваясь этой сладостной неге.

— Мы с тобой не договорились, — прошептал в ухо Максим, обнимая массивную грудь Крестовского. – Надеюсь, что ты предпочитаешь быть сверху…

Он сладко впился в мощную шею мужчины. Роман замычал и, перевернув Макса на спину, навис над ним:

— Не переживай, ты все правильно понял.

Роман спустился ниже, чтобы подготовить Макса к совокуплению. Но чем ближе был ответственный момент, тем отчетливее Роман понимал, что мужская сила покидает его. От этого прошиб холодный пот. Чем больше он думал об этом, тем быстрее улетучивалось желание. Крестовский запаниковал. Макс время от времени хватавшийся за собственный член, прикрыл глаза и тяжело дышал, слегка постанывая. Еще немного и от Романа потребуют решительных действий. Но что он может предложить сейчас?

— Ну, давай же, — выдохнул парень.

— Сейчас. Дай мне еще немного насладиться твоим телом. – Роман врал, истерично хватаясь за собственные чресла в надежде, что у него еще может получиться. Но все было впустую.

— Что ты там возишься? – почуяв неладное, Макс приподнял голову.

Крестовский понял — это провал!

Увидев у любовника отсутствие эрекции, Максим разозлился. Такое положение дел больно ударило по самолюбию.

— Ты что, пасс? – он презрительно смотрел на Крестовского. — А может, ты просто импотент?

— Наверное, это от перевозбуждения, – попытался реабилитироваться Роман.

— Ну, слушай, извини, если ты не можешь, то я ничем тут не смогу помочь. Я бы, кончено, вставил тебе…

Парень брезгливо поморщился, окидывая Романа презрительным взглядом.

— ...если бы ты не таким старым и толстым. А так... Брюхо висит, рожа морщинистая… да у меня на тебя тупо не встанет! – Макс распалялся с каждым словом, его трясло от негодования. — Ты на себя в зеркало посмотри, убожество!

Романа будто окатили ведром холодной воды.

— Не можешь трахать — сиди дома, дрочи на картинки!

Внутри все закипело.

— Щенок! – Роман отвесил парню звонкую пощечину.

— Убирайся! — зашипел Макс. – Пошел вон из моей квартиры!

Голос Макса звенел, отражался от стен, вибрируя в оконных стеклах. Он продолжал орать, сыпля все новыми оскорблениями в адрес Крестовского.

Роман спешно натягивал на себя брюки, ему хотелось поскорее уйти отсюда, чтобы никогда больше не видеть этого перекошенного злобой лица. За что Макс его так унизил? За то, что от волнения он растерялся? Кроме Андрея, у Романа никого не было, чтобы вот так — полноценно, на кровати. С перспективой дальнейшего продолжения любовной истории. Может, если бы Роман не искал серьезных отношений, то так бы не переживал и все у него получилось. Но он не хотел больше об этом думать.

Роман оделся, накинул пальто и, не говоря ни слова, вышел. Макс что-то еще орал ему вслед, но Крестовский потерял всякий интерес к нему.

Сегодня Роман потерпел фиаско. А в следующий раз? Он готов снова и снова наталкиваться на непонимание и нежелание разделить тревоги и переживания партнера, на отсутствие такта и несдержанность, на безосновательные амбиции и завышенные ожидания? Зачем ему все это? Для чего? Чтобы найти второго такого, как Андрей? А есть ли альтернатива Андрею? Будет ли тот, другой, так же преданно любить Романа? Сможет ли понять, как понимает его Андрей? Повторится ли еще та сказка, что была у них с Андреем? Андрей. Андрей. Андрей. Почему Роман опять всех сравнивает с ним?

Внезапно Роману до боли захотелось посмотреть в большие зеленые глаза Андрея. Такие родные, такие понимающие. Для чего он пошел к Максу? Тот никогда не станет вторым Андреем, да это и не нужно. У Романа уже есть любимый человек, которого он сегодня очень сильно обидел. Катя была права, он просто законченный эгоист. Он не хотел замечать очевидного. Андрюха любит его безоговорочно искреннее, не требуя от него быть совершенным, принимая таким, какой он есть. Господи, какой дурак! Сегодня он чуть не разрушил самое ценное в жизни, что у него есть. Кичась собственническими инстинктами, не подумав, причинил боль. Роману надо было лечь с Максом в постель, чтобы понять, как сильно он любит Андрея.

Роман повернул ключи в замке зажигания и направил машину к дому, туда, где ждет его Андрей. Андрюшка, его милый любимый мальчик. При мысли о нем на душе потеплело. Губы расплылись в улыбке. Дорога до дома, как назло, казалось длиннее обычного. Роману не терпелось притянуть к себе, заключить в объятьях свое сокровище, почувствовать рядом родное, бесконечно любимое. Прижать к себе и ощутить его тепло, как тогда, в первый день их знакомства. От этих воспоминаний на глаза выступили слезы. Губы задрожали.

«Вот еще! – ухмыльнулся Крестовский. – Наверное, старею. Впадаю в какую-то глупую сентиментальность»

***

За окном мерцала и переливалась огнями питерская ночь. Андрей не спал. Он лежал на кровати, уставившись в потолок, прислушиваясь к глухим ударам собственного сердца. Сердце? Разве оно еще живо? Андрею казалось, что в тот самый миг, когда за Ромой захлопнулась дверь, оно взорвалось, рассыпалось на тысячу мелких осколков и теперь уже не собрать и не склеить. Его больше нет. Оно умерло вместе с Ромкиной любовью. То, что сейчас стучит в его груди — это всего лишь жалкий сгусток крови и мышц, больше не способный ничего чувствовать. Ромка. Ромка. Где-то он теперь? Чьи руки ласкают его тело? Чьих губ, нежно поглаживая, касаются его пальцы? В чьи глаза он смотрит, едва выдыхая «люблю»? Сколько еще Андрей будет представлять эти ненавистные мучительные картины Ромкиного счастья, подаренного не ему? Будущего больше нет. Все остановилось, застыло на том мгновении, когда Ромка ушел. Он не просто ушел, он ушел навсегда из его Андрея жизни и уже никогда ОН не вернется. Никогда… Никогда… Такое короткое, такое простое и такое жестокое слово «никогда». Это значит конец, смерть, пустота. По щекам заструились слезы. Так зачем ему жить, если он уже не будет счастлив? Зачем? Зачем ему это серое безрадостное одиночество?

Андрей встал и подошел к окну. На востоке занималась заря, едва окрашивая густую черноту в пурпурно-алый, растекаясь лилово-сиреневыми красками по предрассветному небу. Солнце наступало, высвечивая белесым слепящим глаза сиянием линию горизонта, все больше и больше извлекая из темноты очертания спящего города. Первые яркие лучи ударили в оконные стекла, отражаясь огненными всполохами на стенах соседних домов. Выпавший за ночь нетронутый снег играл голубовато-синими переливами, чуть поблескивая в еще скользящем по земле солнечном свете. Новый день набирал силу.

Андрей смотрел на зарождающееся утро, стараясь запечатлеть в памяти каждый его штрих, каждое малейшее движение, каждый сверкающий блик. С тоской понимая, что в этом новом дне ему уже нет места. Все кончено, он должен уйти. Уйти туда, где никогда уже не будет страдать, где не будет этих страшных тюремных снов, где он больше не почувствует своего стыда и его не ждут нищета и забвение. Другого выхода нет. Он загнан в угол, и не осталось сил бороться.

Андрей все для себя решил. Он сходил к машине и принес буксировочный трос. Разрезал его ножом на две части. Взял ту, что подлиннее. Достал из кладовой стремянку и поставил там, где под потолком висел лаконичный шестирожковый светильник. Встав на лестницу, после недолгих усилий, сорвал с потолка люстру и откинул ее на пол, обнажив дыру в потолке, глубоко внутри которой виднелась металлическая перекладина. Он зацепил за планку карабин, из другого конца троса соорудил петлю так, чтобы она свободно затягивалась. Когда все было готово, он схватился за самодельную виселицу и потянул, проверяя крепость конструкции. Теперь дело оставалось за малым. Он раздвинул завязанный в кольцо канат и посмотрел в него, как бы примеряясь. В груди бешено пульсировало, отдаваясь гулким биением в ребра. Ладони взмокли. Руки заходили ходуном. Андрей тяжело дышал. Было страшно. Но сделать это было необходимо.