Крестовский треугольник

После утомительных капельниц, Роман помогал другу подняться с постели, и они вместе медленно прогуливались по длинному больничному коридору. Роман был рад тому, что Андрей принимает его помощь.

Страшно представить, что было бы, если не Петров. Лев звонил Роману, справлялся о здоровье Андрея. И каждый раз Роман так подолгу благодарил криминалиста, что Лёвке становилось даже неловко.

***

Недельное отсутствие Саньки в школе будто никто и не заметил. Однако теперь интерес однокашников возрос до небес. При нем все делали вид, что ничего не случилось. И даже Борька нарочито обходил щекотливую тему стороной. Учителя относились к Сане с особой трепетной осторожностью. Слухи о его совращении будоражили воображение школьной общественности похлеще тех, что разносили до этого времени о его отце. Напряжение росло. Каждое утро Санька заставлял себя войти в класс, борясь с желанием вернуться домой и больше никогда не приходить сюда.

Отношения с родителем тоже не радовали. Роман словно избегал общения с сыном, находя различные благовидные предлоги. Мальчик понимал, что сам стал заложником своего вранья. Но как-то надо было жить дальше. Завоевывать утраченное доверие заново. Он чувствовал себя одиноким как никогда. Единственной поддержкой и отдушиной в такое непростое для него время стала тетя Катя. Она искренне любила племянника и очень сильно переживала за него, выслушивая все Санькины горести, пыталась хоть как-то успокоить.

— Ничего, Санечка. Все уляжется. Вот увидишь! – говорила она.

Как ему хотелось, чтобы ее слова стали правдой. Но холодность отца и новый виток проблем в школе никак не давали расслабиться.

— Теть Кать, не уезжай! Если ты уедешь, то я останусь совсем один.

— А как же папка? Он любит тебя.

— Уже не любит… — Санька поник. – Он видеть меня не хочет после того, как узнал, что Андрея в тюрьме избили.

Катерина горестно вздохнула, гладя подростка по голове:

— Как же не любит? Любит. Ведь ты ж его единственный сын. Просто ему сейчас тяжело. Надо его понять. Ему нужно дать время. Он очень расстроился из-за Андрея. Потихонечку все забудется и заживете как прежде.

Ей отчаянно хотелось верить в то, что Роман не держит зла на Саньку, связывая его отстраненность с внутренними душевными переживаниями.

— А если не забудется и не будет как прежде? – Санька будто читал ее мысли.

— Должно забыться. Папка не может вот так запросто отказаться от тебя. Пойми. В том, что случилось не только твоя вина. Его вина не меньше, если не больше. И он это знает…

Кате хотелось надеяться, что Ромка действительно осознает — винить в случившемся только сына глупо. Ведь это из-за него Саня решился на отчаянный шаг, ведь это его эгоизм и нежелание решать насущные проблемы стали причиной конфликта. Может, если бы отец поговорил с ним, не скрывая своих отношений, то ничего бы этого и не случилось.

— А ты чего спать не идешь? – встрепенулась тетка. – Тебе же завтра в школу рано вставать. А ну живо в постель!

Санька встал со стула и послушно поплелся в свою комнату.

Женщина осталась сидеть в гостиной. Озадаченная разговором с племянником, она решила дождаться Романа, чтобы выяснить у него, почему он так резко охладел к единственному сыну. Разобраться, наконец, с бывшим зятем. Объяснить, что Санька сильно переживает и ему сейчас тоже нелегко.

Включив видеопанель, она расположилась на диване. На экране герои очередной мыльной оперы нудно выясняли отношения. Катя не заметила, как заснула под эту монотонную бубнежку.

Вернувшийся в квартиру Роман застал родственницу спящей. Стараясь не разбудить, он принес из спальни одеяло и заботливо накрыл свояченицу, взял в руки пульт и выключил телевизор. Женщина вздрогнула и открыла глаза.

— Рома, сколько времени? – моргая спросонья, спросила Катя. – Двенадцать доходит. Спи.

— Ты давно вернулся?

— Нет, только что зашел.

Откинув одеяло, Катерина встала с дивана.

— Голодный, наверное. Давай покормлю тебя, – она направилась в кухню.

— Спала бы. Я чаем обойдусь, – посетовал мужчина.

— Не до сна мне. Поговорить я с тобой хочу. – Катя уселась за барную стойку.

— О чем, если не секрет?

— Не секрет, о сыне твоем. Переживает он сильно, что ты избегаешь его. – Она смотрела на Романа изучающим взглядом.

— С чего он взял, что я его избегаю? Вовсе нет. – Роман старался не смотреть в глаза, что не могло ускользнуть от женского внимания.

— Ром, не ври мне. Скажи честно. Я все пойму.

— Ничего-то от тебя не скроешь… Всегда такой была. – Роман поджал губы. – Не могу я с ним. В глаза смотреть. Разговаривать. Рядом находиться не могу!

— Это почему же, Рома? – Катя ожидала услышать от Крестовского нечто подобное, но до последней минуты не хотела верить, что ее догадки верны.

— Простить не могу! Не могу и все! – на его лице заиграли желваки. Он нервно сглотнул. – Ты же не все знаешь.

Роман внимательно смотрел в голубые глаза Кати, будто стараясь разглядеть в них что-то.

— Андрея не просто избили, его жестоко изнасиловали, понимаешь? – он тяжело задышал, пытаясь справиться с вновь нахлынувшими эмоциями.

От этих слов Катя сжалась. Она слышала, что делают в тюрьмах с педофилами и где-то догадывалась о случившемся с Андреем в СИЗО. Поводов любить парня у Катерины не было, скорее наоборот. Но такого он явно не заслуживал.

— Мне жаль, Рома. Но ты пойми, Санька в этом не виноват. Зачем ты срываешь на нем свою обиду?

— А кто, Катя? Кто? Если бы он все это не придумал…

— Если бы ты ментов не вызвал, а попытался сам разобраться! А лучше просто не давал поводов к тому, чтобы сын боролся за твою любовь! – резко перебила она его. – Рома, разве ты не понимаешь, что все беды из-за тебя? Ты виноват во всем!

Ее вдруг охватила такая злость. Как он смеет обвинять во всем ребенка! Чертов эгоист!

— Если бы не ты, то Дашка сейчас, может, была жива! – в сердцах выпалила она. – Это ты ее довел до такого! Ты же не знаешь, что она полтора года после развода на таблетках жила! Ты… Да что с тобой говорить… — она махнула рукой, на глаза вдруг навернулись слезы. – Для тебя все люди – игрушки. Наигрался, надоело – бросил… Вначале ты с Дашкой так поступил, сейчас Саня… Подумай над этим, Рома… Гляди, пробросаешься, останешься один на старость лет никому не нужный…

— Права ты, Катя… Как всегда права… – Роман понуро опустил голову, обхватив руками. – Но не могу я, не могу. Все ты правильно говоришь, и я это понимаю, но вот сердцем принять никак не могу. Не получается.

— А ты хоть раз в жизни попробуй не только о себе беспокоиться. О Саньке подумай. Каково ему? Без матери, да ещё родной отец видеть не хочет. Ты потерять его думаешь? Так зачем меня вызвал, сдал бы в детдом, и дело с концом! Нет сына – нет проблем. Все ты, Рома, надеешься, что за тебя кто-то решит твои проблемы. Вон, результаты твоих ожиданий! Любуйся…

От сказанных Катей слов стало неприятно. Да, он виноват, но зачем винить его во всех смертных грехах? Романа начал раздражать этот ночной разговор на повышенных тонах, он и так устал за целый день. А теперь еще приходится выслушивать от Кати нотации.

Он молча встал из-за стола и, бросив на Катерину недобрый взгляд, отправился к себе спать, коротко пожелав женщине спокойной ночи.

***

Несмотря на Катины увещевания, у Романа никак не получалось наладить отношения с сыном. Он понимал, что несправедлив к Саньке, но не мог ему простить Андрея. Вся эта ситуация с изнасилованием его очень сильно задела, затронув самые глубинные первобытные чувства. Роман видел, как Андрей сильно переживает, стараясь не показывать своих внутренних волнений. Но что-то изменилось в их отношениях, будто ускользнуло. И это что-то связано отнюдь не с Андрюхиным молчанием.

В душе Романа появился холодок, отчужденность. Может, он перегорел, слишком сильно переживая за любимого? А может, случившееся показало, что Андрей вовсе не так уж дорог ему? Вся его забота о друге, скорее, была вызвана чувством вины и обычным человеческим состраданием. Но любовь – она будто исчезла. Отношение к Андрею оставалось по-прежнему теплым, но больше каким-то братским. Словно тот был горячо любимым родственником, но никак не желанным любовником. И Романа это злило. Доводило до бешенства. Он понимал, что больше не сможет лечь в постель с этим человеком. Подленькое чувство брезгливости к некогда вожделенному телу напрочь вытравило сексуальное влечение. Стоило Роману только представить Вересова, совокупляющегося, пусть и не по своей воле, с толпой зэков, как подкатывала тошнота. Обида Андрея была настолько сильна, что он по прошествии вот уже нескольких дней хранил стойкое молчание. Может, оно и к лучшему. Смог бы Роман сейчас, зная, что случилось в СИЗО, поцеловать его в губы? Если после выписки из больницы Андрей решит уйти, то он не станет его держать. Наверное, так будет лучше для обоих.