Паучий престол I (СИ)

- Себялюбивый демон песка, - Собаку чуть повернул голову, так, что встретился с ним взглядом, резким, прямым, категоричным, словно бросающим вызов. – Так можно перевести мое имя, - изумрудный взгляд стал ещё более завораживающим, в нем было что-то слегка неприятное и чуточку безумное, и Гаара, именно сейчас, кажется, впервые не прятался за выработанным равнодушием ко всему внешнему миру, - а можно и не так, - аловолосый пожал плечами, снова подставляя лицо скользящим лучам. – В общем, как ни крути, а песок воде не товарищ, - и Саске тоже передернул плечами, сбрасывая минутное оцепенение.

Да, человек человеку – рознь. Бывает, что некоторым личностям и в глаза смотреть страшно, настолько подавляюща их, так сказать, аура. Например, его отец – редко кто осмеливался смотреть Учиха Фугаку в глаза, он тоже не всегда смотрел, боясь увидеть в темноте зрачка безразличие – но смотреть в глаза Гаары было не страшно, а жутко, будто, присмотревшись, в их глубине, и правда, можно было увидеть предвкушающие огоньки затаившегося безумия. Впрочем, именно благодаря этому моменту, Саске понял кое-что очень важное: смотреть так, будто видя твое нутро до каждой косточки и потаенной мысли, мог только Собаку… И Намикадзе… Может, и Инудзука мог, только то ли не умел, то ли не хотел пользоваться этим фирменным взглядом, который, похоже, был своеобразной, но неотъемлемой частью уз этой троицы.

- Опять твои выебоны, Шу! – возмутился Инудзука, в ответ на что получил лишь очередное пожатие плечами и умиротворенное выражение на лице аловолосого. Ещё одна, своего рода, загадка, которая для Саске пока что так и осталась даже без намека на ответ: почему Шу? Конечно, прозвище могло привязаться к человеку вне зависимости от его имени, фамилии, рода деятельности и прочего, будучи связанным да хоть с каким-то коряво брошенным словом, которое въелось в память и прицепилось к носителю, но брюнет чувствовал, что с кем-кем, а с этими тремя ничего не может быть просто и обыденно. К тому же, “Шу” Собаку называли очень редко, и это прозвище звучало, скорее, как оскорбление, нежели, как удобное сокращение.

- Я тоже не хочу, - фыркнул Наруто, последовав примеру своего друга и тоже вытянувшись на пледе, причем так, что его макушка чуть-чуть, но все-таки не касалась бедра Саске. – Да и за шашлыком надо кому-то присматривать, - брюнет, уже в который раз за день, замер и, не дыша, покосился на светловолосую голову у своих ног.

Он был против. Он не хотел садиться рядом с Намикадзе, уж лучше возле Собачника, но не подле этого парня, от одного осознания близости которого обострялись все его ощущения. Но Собаку и Инудзука, словно сговорившись, уселись рядом, а Наруто был настолько невозмутим, что было бы постыдно и трусливо артачиться, упираться и придумывать какие-то нелепые отговорки, тем более что плед был большим, и расстояние между ними было приличным и неопасным. Вот именно, было. Теперь же достаточно опустить руку чуть ниже и можно с легкостью коснуться этих золотистых волос, зарыться в них пальцами, сжать у корней и потянуть на себя, вынудив запрокинуть голову и посмотреть в ответ полными лукавого блеска глазами цвета индиго… Саске фыркнул: кажется, он повторялся, потому что подобное желание у него уже возникало, вот только… вот только возникало-то оно только относительно Намикадзе Наруто и никого более.

- Халтурщик, - фыркнул Киба, и Саске снова напрягся, поскольку теперь азартный прищур был направлен прямо на него, сидящего едва ли не на самом краешке пледа, ещё и руки на коленях сложив – словно провинившийся ребёнок перед строгим родителем. А большой золотистый кот урчал у его ног какую-то песенку, и Саске был готов поклясться, что его глаза цвета индиго все-таки лукаво поблескивают из-под густых светлых ресниц.

- Ну, я… – нужно было придумать убедительную причину, иначе Собачник не отцепится, из-за азарта и, скорее всего, скуки, потому что противопоставить Намикадзе и Собаку ему нечего, а на него, Саске, Киба попытается найти управу, упираясь в собственное понимание понятия «гарадской». – Я сменные плавки не взял, - тоже пожал плечами, мол, не было даже и речи о том, что кто-то собирался плескаться в водоеме. – А с мокрой задницей, знаешь ли, как-то не охота сидеть на земле, как и с голой, - конечно же, его аргументы были безупречны, Саске в этом не сомневался, пусть и опустился до чисто деревенского обоснуя, который, впрочем, был более понятен Собачнику, нежели изложение причинно-следственных связей. Ведь, и правда, кому захочется провести несколько часов в мокрых трусах на свежем воздухе, в тени, да ещё и сидя практически на земле? Никому, по крайней мере, здравому, а о том, чтобы щеголять без белья и речи не шло – это было вульгарно, по мнению Саске.

- Неженка, - подстрекая, протянул Киба, а Саске в ответ снова пожал плечами, не ведясь на подначку. Ему было достаточно и Намикадзе с его провокациями, намеренными или же нет – с этим ещё предстояло разобраться, чуть позже, когда близость блондина не будет кружить его мысли в вихре неопределенности, так что Инудзука совсем не ярко маячил со своими поддевками на горизонте, безуспешно пытаясь вызвать в нем неуместные эмоции.

- Ну, и хрен с вами, - в сердцах сплюнул шатен, начиная раздеваться. Конечно же, Саске предполагал, что, как говорят, башни у Собачника нет или же её присутствие – всего лишь досадное недоразумение или условность, но предполагать и убеждаться в этом своими глазами – совершенно разные вещи.

Снятые кеды и носки – это так, сущий пустяк. Даже отброшенная в сторону “американка” и майка-борцовка не вынудили дрогнуть ни единый его мускул, разве что брови слегка приподнялись в откровенно-насмешливом жесте, ибо не могло же быть так, чтобы человек был настолько прямолинейным и беспардонным, но, похоже, Инудзука Киба был именно таким, без каких-либо угрызений совести стягивая джинсы вместе с бельем, оставляя их на пледе мятой кучкой и величественно представая перед ним во всем своем неглиже.

Конечно же, можно было не смотреть. Саске и не хотел смотреть – не было в теле Инудзуки ничего такого, за что бы мог зацепиться его придирчивый взгляд – но не смотреть почему-то не получалось. Возможно, в нем говорил банальный интерес – обнаженная деревенщина, не диво ли? Но, скорее всего, он был просто слишком шокирован, чтобы отвести взгляд или же хотя бы не пялиться столь откровенно и бесстыже. Да, он не рассматривал фотографии и изображения голых парней, но это ещё не означало, что он не видел обнаженного мужского тела. Кстати, нужно было признать, что многие, но не Саске, конечно же, могли бы позавидовать этой рельефу мышц этой деревенщины, даже за сотню часов в спортзале не добившись подобных результатов.

Саске не любил сравнивать. По его мнению, каждый человек индивидуален, а стремление к созданию кумира или же соответствию каким-то стандартам – это просто тот буй, за который цепляются утопающие, не способные войти в собственное русло и потерявшие свою индивидуальность, но, как говорят, один раз не показатель. И Саске сравнил, понимая, что обнаженный Киба значительно уступает одетому Наруто. Да, шатен был жилист и под его кожей довольно искусно проступали мышцы, но это была лишь констатация, а не восхищение, как и не трепыхнулось ничего у него внутри от созерцания широких плеч и рельефного торса, как и не впечатлил его… в общем, Саске решил забыть о том, что он вообще, пусть и на секунду, опустил свой взгляд ниже пояса парня.

- Что, гарадской, - Инудзука, уперев руки в бока, хохотнул, - перевелись в ваших-то мегаполисах истинные мужчины? – Киба прищурился, а Учиха напрягся, прям-таки кожей чувствуя, как вокруг шатена закручивается воронка черного остроумия.

– Знаешь, как у нас говорят? - Инудзука даже секунды не оставил ему на ответ, сразу же продолжая. - “А у нас в Техасе все большое”, - шатен демонстративно качнул бедрами. - Вот тебе и, так сказать, живое доказательство, - Киба ожидаемо рассмеялся, а Саске вспыхнул, невольно, конечно же, потому что, во-первых, это было откровенное издевательство, а, во-вторых, потому, что, отчасти, Инудзука был прав.